Ну, вот. Сейчас он у себя дома, в Ердуре. Приехал вчера, в субботу. Целых пятнадцать километров протопал пешком, устал с дороги, ни к кому из соседей не пошел. Заварил чаю, выпил, устроил постель в сенях, сразу же лег и всю ночь спал как убитый.
Утром открыл глаза — в маленькое окошечко солнце светит: на стену, одежду, оставшуюся от родителей, старый кованый сундук, на ларь, на пол. Вот соседская корова замычала, просит выпустить ее на зеленый луг. Слышны голоса женщин, вдалеке прокукарекал петух.
Стапан заходит в избу. Здесь все по-старому. Деревянный стол, деревянная койка. И стекла в окнах целы, только темно, не сорвали доски, никто не озорничал. Вот печь потрескалась. Надо обмазать глиной и побелить.
Вытаскивает из сумки картошку, мясо, лук, соль, привезенные из города, разжигает огонь, принимается варить суп. Выходит на улицу, смотрит на заколоченные окна, думает: «Пусть… Если купит, сам откроет окна. Как хочет, так пусть и делает. Теперь дом не мой».
Деревенская улица была бы красивая, зеленая, если бы не разбили ее в распутицу машины, оставив беспорядочно засохшие бугры и колдобины. В два ряда стоят дома. Шесть домов. Меж ними, на пустых местах, обильно растут крапива, лопухи, лебеда, как непроходимый лес. Шесть домов… Теперь столько осталось.
Услышав шум мотора, Стапан обернулся. Красная машина, «Жигули», как у его сына.
Машина остановилась возле Стапана, водитель, высунув голову б окно, спросил:
— Кто тут продает дом? Не знаешь Степана Романовича?
— Я и есть Степан Романович, — удивленно и смущенно ответил Стапан.
«Надо же… Позавчера я к нему ходил узнавать насчет дома, сегодня он ко мне приехал. По тому же поводу. Узнал, нет? Вообще-то я сейчас в другой одежде. А таких, как я, с жидкими усами, в городе много. Не приметил, наверное?» — успокаивает себя Стапан.
Покупатель вышел из машины, в маленькой деревне он показался просто великаном.
— Ну, будем знакомы. Меня зовут Степан Порфирьевич, тезки, значит. Если так, то быстро провернем дело. Так ведь?
— Пусть будет так.
Стапан вспомнил слова жены: «Не смотри, что дом в деревне, не продешеви. Дом еще крепкий, старые, хорошие бревна. Тысячи две проси».
— Ну, показывай свое богатство. — Степан Порфирьевич разговаривает ласково, посмеиваясь: что поделаешь, теперь он покупатель, а не продавец. Чего не сделаешь, чтобы хозяин снизил цену.
«Хороший покупатель, торговаться не станет. Богатый мужик», — вспомнил он слова жены. Вот посмотрим, как не будет торговаться! Еще как начнет-то! По глазам видно: самый настоящий торгаш, который на домах деньги делает. Смотрите-ка, как у него глаза заблестели.
Степан Порфирьевич принес из машины аккуратный топорик. Сперва походил вокруг избы, выступал каждый угол, каждое бревно. Потом полез в подполье, там все изучил, каждое бревно просмотрел, не завелся ли от сырости грибок, который быстро съедает дерево. Слазил на чердак, осмотрел все там, проверил матицу. Потом занялся клетью, сенями. Вылез во двор весь в грязи, пыли, посмотрел внимательно на хозяина и молвил:
— Дому всего лет пять еще стоять.
— Только? — не поверил Стапан.
— А сколько хочешь? Матица трухлявая, венцы сгнили, в подполье сыро, скоро заведется грибок.
— Зайдем в избу. Дела посреди двора не делают.
Стапан ставит на стол чугунок с супом, открывает какую-то банку, вытаскивает хлеб, калачи. А Степан Порфирьевич гордо выставляет со стуком две бутылки водки. Сам наливает в стаканы, ставит перед хозяином.
— Не темно? — спрашивает.
— Вот как договоримся, если купишь, тебе самому не трудно будет открыть окна.
— Пусть будет по-твоему… Ну, какая цена? — покупатель протягивает руку, чтобы быстрее кончить с делом.
Стапан же по примеру своего тезки прикладывает руку к груди:
— Меньше пятнадцати не возьму, прямо тебе скажу.
— Сколько, сколько? — Степан Порфирьевич встал и попытался глубоко вздохнуть. — Ты что, с ума сошел?! За такое старье просить пятнадцать тысяч?!
— Не смей так говорить! Если не трогать, то еще пятьдесят лет простоит.
— Хорошо, пусть стоит. Но за деревенский дом такую цену никто не даст.
— А ты сам-то сколько даешь?
— Полторы тысячи.
— Пусть будет так. Мне и этого вполне достаточно.
— Я что-то тебя не понимаю. То пятнадцать тысяч просишь, то на полторы согласен. Ты что-то запутываешь.
— Ничего я не запутываю. По тебе сужу… — нечаянно признался Стапан.
— Постой-постой… Что-то мне твое лицо знакомым кажется. Где же я тебя видел?
— Позавчера приходил к тебе дом смотреть…
— A-а, вот почему мне твои усы в глаза бросились. Теперь-то узнал. Но ведь ты продаешь в деревне, а я в городе. Разница большая.
— А какая разница, где жить. В деревне еще лучше, чем в городе…
— А какая разница, как штаны надевать — можно ведь и через голову. Почему сам-то не живешь в деревне? Ладно, что об этом долго говорить… Согласен на полторы тысячи?
— А что делать? Жена совсем запилила…
— И правильно делает. Ну, выпьем по стаканчику, обмоем. Это, — Степан Порфирьевич стучит ногтем по стаканчику, — понадежнее всяких там официальных бумаг. Держи, чокнемся.
— А деньги?
— Деньги — вот, — вытаскивает из внутреннего кармана толстый кошелек, отсчитывает пятьсот рублей, кладет обратно в карман, остальное кидает на стол. — Здесь ровно полторы тысячи! Можешь не считать.
Стапан не взял деньги, не стал считать. Чокнувшись, отставил стакан, не глотнув, и спросил:
— Что с домом станешь делать?
— Два-три года поживу, как на даче. Слыхал, в вашем совхозе рук не хватает. Хотят ток механизированный построить, гараж. Вот найду напарника, и начнем строить. Там и другие работы найдутся.
— Ты, значит, шабашник.
— Ну, зачем ты так?.. Такой же рабочий. Без нас в деревне еще не могут обходиться. Надо крышу починить, ферму построить, баню частнику поставить? Надо… Ну, держи, долго простоит — прокиснуть может. Продаешь дом — тебе польза, зачем ему гнить? Покупаю — мне польза, если буду здесь работать, жилье готово.
— А с этим со всем что будет? — Стапан указывает на стат, табуретки, койку.
— Продал дом — нечего тебе тужить. Все это старье на дрова пущу.
— Постой, как же выбросишь? Я ведь еще дом не продал, а ты уже выбрасывать собрался.
— Как так?! — выпучил глаза Степан Порфирьевич.
— А вот так! Ты видел, водку я твою не пил, по рукам не бил… Так что собирай свои манатки и дуй.
— Ты что? Отказываешься продавать? — Степан Порфирьевич сжимает кулаки.
— Отказываюсь и больше не хочу с тобой разговаривать.
— Тьфу! Свяжешься с таким… — он собирает со стола деньги, бутылки, идет к двери, бормоча что-то про себя. Вдруг поворачивается, грозит кулаком. — Чтоб сгнил твой дом, чтоб его мыши съели!
— Тебе самому того же желаю.
Степан Порфирьевич, обернувшись, спросил:
— Такой долгий путь проделал, столько бензина сжег… Может, сосед твой продаст?
— Может, и продаст. Но если купишь, мы с тобой хорошие отношения поддерживать не будем. Торговцу домами свой дом не продам и другим отсоветую. Здесь тебе делать нечего.
С силой толкнув дверь, Степан Порфирьевич так быстро идет к машине, будто за ним гонятся.
— Я не преступник, чтобы продавать родную землю, могилу своих родителей! — кричит ему вслед Стапан. — Ты вот настоящий преступник!
Покупатель не услышал последние слова старика, быстренько укатил из деревни, только пыль столбом поднял.
Стапан грозит вслед кулаком:
— Ты собирал все это, ты за свою жизнь хоть один дом построил?
В просторной избе голос хозяина звучит громко, звонко. Вдруг Стапан замечает заколоченные окна, словно слепые глаза. Он проворно выскакивает с топором на улицу, отдирает доски с окон.
— Вот как надо!
В светлой избе теперь легко дышится. Стапан успокаивается. Потом подходит к стене, поглаживает бревна, и кажется ему, будто каждое бревно бережет дыхание его отца, деда, прадеда. Каждое бревно кажется ему мягким и теплым, как руки матери. И твердым и тяжелым, как руки отца. Каждое бревно согрето работой, пропитано воспоминаниями. Как же можно продать все это?
Сейчас легко, ласково у него на душе. Радуется, как маленький, разговаривает с домом:
— Ничего, еще будем жить. Покажем всем, какие мы еще крепкие! Вот подремонтирую тебя, и вздохнешь легко, как я. Куплю шифер, крыльцо починю, покрашу наличники — женихом стоять будешь…
Потеряв мужа, Марина через три дня прикатила в деревню на такси. Не узнала дома: и снаружи, и внутри все подправлено, покрашено. О Стапане спросила у соседей, они показали ей дорогу в совхозную мастерскую.
Думала она отругать мужа хорошенько, а увидела его самого, пожалела, как маленького. Одежда грязная, лицо в саже. Увидев жену, он счастливо рассмеялся.
— Стапан, что с тобой?! — всплеснула руками Марина. — Забыл свой дом. Когда думаешь приехать-то?
— Будет время, приеду. В гости! — Стапан не может сдержать смех.
— Как так в гости?
— А так. Я в совхоз записался. Сразу приняли. Еще обещали дать квартиру, да мне ихняя квартира не нужна… Видела наш дом? Это соседи помогли. Еще куплю шифер, сделаю веранду, разобью палисадник. Сам буду за цветами ухаживать. Я все могу! Я всем нужен, никто не скажет, что я лишний. Плотником могу, токарем…
— А я как же?
— И ты переезжай сюда. Что из того, что ты тоже на пенсии? Забыла, что ли, как работать?
— Хватит, Стапан. Не молодые мы с места на место перебегать.
— Это да… Нам бы пораньше сюда приехать…
— Знала бы, не пустила продавать… Самой надо было.
Через месяц и она переселилась в деревню. Как говорят: куда иголка, туда и нитка.
ГОСТЬ
Перевод А. Спиридонова *
Игорь Петрович Сапсайкин проснулся в пять часов утра. Таково уж расписание его жизни: вставать ранним утром, когда тихо еще вокруг; когда поют мелкие пташки, а вороны, ссорясь, отталкивая друг друга, роются в мусорном бачке, выуживая корочки хлеба, картофельные очистки, рыбьи головы, шкурки от апельсинов; когда с игровой площадки детского садика, расположенного во дворе этого многоэтажного дома, еще доносится по-ночному дикий кошачий ор, от которого тошно становится на душе; когда голуби, проносясь мимо балкона, со свистом и шорохом режут крыльями прохлад