– Ага, точно-точно. Но так интересно всё это, страсть! – Света покосилась на Гордея, будто изучала по его лицу, можно спросить что-то посмелее или не стоит.
– Да ничего особого. Наука интереснее. Почитай лучше настоящие исследования, а все эти россказни оставь для Красисловских бабок.
Света вспыхнула.
– Да как же! Фольклористика, между прочим, тоже наука. Изучение народа, его верований… Почти как история, только сказочнее. Вот ты, наверное, тоже мог бы что-то интересное рассказать. Про девушку ту…
Гордея укололо злобой, но он понимал, что срываться на глупую девчонку не стоит. Он вздохнул и остановился, повернувшись к Свете лицом.
– Послушай, я уже говорил. Там не было никакого зверя и не могло быть. Произошло убийство. Жестокое и несправедливое. Убили мою невесту, а того, кто это сделал, так и не поймали. Газеты потрубили, по радио шли обсуждения, даже телевидение приезжало, но на этом всё. Люди посудачили месяц, потом им надоело. А Нину не вернуть. Если старики верят в домовых, это одно, а растерзанная девушка…
– Я читала эти статьи. У бабушки много газет лежит в сенях, связанные тюками и пожелтевшие. Там и фотографии были! Что за убийца такой? Настоящий маньяк. Почти как тот псих, который в лесополосах женщин убивает, ну ты слышал, наверное. И этот случай с Ниной произошёл у нас, в тихом Красилове! Если бы человек так хладнокровно убил другого человека, то вряд ли ограничился бы одним убийством. Так что это не несчастный случай.
– Так ты определись: ты хочешь написать сочинение про домовых или расследовать убийство десятилетней давности?
– Хочу узнать что-то из первых уст, – не сдавалась Света. – Там были следы когтей! Какой человек так сможет?
– Ты можешь считать, что Нину загрызли бродячие собаки. Мне неприятен этот разговор.
Гордей повернулся и зашагал быстрее, но и Света прибавила шаг.
– Собаки? Значит, ты уже подтверждаешь, что это был не человек?
Перед глазами у Гордея темнело импульсами, в черноте выступали картины, которые он предпочитал бы забыть. Он остановился, прижав ладони к векам, и задышал часто и глубоко.
– Эй-эй-эй! Прости, пожалуйста! Мне больше не у кого спросить, местные запрещают говорить про тот случай, но все как один верят в версию со зверем. Ты не обижаешься?
– Н-нет, – процедил Гордей сквозь зубы, но внутри клубилось и ворочалось что-то чёрное, готовое вот-вот рвануть.
– Хорошо, – обрадовалась Света. – Пойдём дальше? Попить дать?
***
Выстиранные занавески слегка колыхались: из оконных щелей сильно дуло. Сон не шёл. Вернее… Гордей то проваливался в какое-то жидкое болото, полное копошащихся червей, то выныривал из него, покрываясь холодным потом и хватая ртом воздух.
Наваждение прошло только с рассветом – разбавленные малиновые лучи заглянули в комнату, и Гордей словно по-настоящему проснулся. Свесил ноги со скрипучей постели и наступил на что-то мокрое, липкое… Склонился и увидел, что пол заляпан грязью. Гордей склонился, потёр пальцем грязь и нахмурился. Кто наследил? Анна Петровна точно его убьёт и прикажет выметаться скорее. Может, это было бы и к лучшему, но оставлять после себя заляпанный пол (пусть и не по своей вине) Гордею было бы совестно.
Он наспех натянул штаны и, стараясь не шуметь, вышел на улицу. Птицы шумели, но не заливались трелями, а перекрикивались пронзительно и резко где-то на старой яблоне.
Гордей набрал воды в ведро и спиной почувствовал на себе чей-то тяжёлый взгляд. Ему стало неуютно, между лопаток пробежали мерзкие колючие мурашки. Гордей обернулся и заметил хмурое лицо бабы Тони за колыхающейся занавеской прежде, чем соседка успела скрыться.
Вернувшись в комнату, Гордей обмакнул в ведро тряпку, прихваченную по пути на веранде, и склонился над пятнами грязи. Что-то теперь в их облике насторожило его ещё сильнее. Гордей занёс мокрую тряпку, размазал воду по грязи и замедлился. От грязи железисто пахло… кровью. Разводы растеклись по полу и теперь правда выглядели не буро-грязными, а красно-ржавыми. Разве что кошка притащила мышь ночью? Но вроде бы никаких кошек тут не жило. И Гордей бы услышал, спал ведь не так чтобы крепко. Но и от мыши не было бы столько крови, если уж честно…
Гордей убрал пятна так быстро, как только смог. Ему бы не хотелось, чтобы хозяева застали его на коленках, с тряпкой в руках. И было что-то ещё – какое-то невыраженное желание скорее спрятаться, выкинуть грязную тряпку, слить под забор порыжевшую воду и вымыть ведро, сделать вид, будто и не было ничего такого…
– Прибираешься с утра?
Гордей чертыхнулся и поднялся, блюхнув тряпку в ведро.
– Ну так. Наследил вчера немножко.
Анна Петровна обвела цепким взглядом и пол, и Гордея, и ведро. Гордей так и не понял, показалось ли ей что-то подозрительным, но хозяйка просто бросила в ответ:
– Воды много не разводи, полы вздуются.
– Угу.
Протиснувшись боком и закрывая собой ведро, чтобы Анна Петровна не заметила странный цвет воды, Гордей снова вышел на улицу и быстро, плеская брызгами себе на ноги, вылил содержимое под яблоню.
Ветки красные, все в крови.
Брызги на белом ноздрястом снегу…
Картинка полыхнула перед глазами, когда ржавая вода, выливаясь, блеснула под солнцем. Лоб Гордея моментально покрылся испариной. Он никогда не видел столько крови разом, как в тот день. Он вспомнил, как глупо смотрел на мёртвую Нину и думал: как в этой девочке умещалось столько крови? Разве это всё могло вытечь из одного человека?
Ведро громыхнуло: дужка ручки с одной стороны выскочила из отверстия. Гордей дёрнулся, как от удара, и тут же осадил себя.
– Уже от своей тени скоро будешь шарахаться, дружок, – пробормотал он и, пристроив ведро к крыльцу, вернулся в дом.
***
Подхватив рюкзак с вещами, Гордей в очередной раз неловко поблагодарил хозяев и вышел за забор с одним-единственным желанием: наконец-то покинуть Красилово и вернуться домой. Но всё же кое-что удерживало Гордея здесь. Ему нужно было попросить у Светы прощения за вчерашнее. Отчего-то он не слишком хорошо помнил, как они расстались вечером, но вроде бы он сорвался и накричал на девочку. Конечно, она не должна была так наседать с этим своим зверем, но и Гордей мог бы вести себя сдержаннее.
Все знали, где жила держательница местного магазинчика – на краю улицы, прямо напротив прямоугольной коробки-сельпо. У домика, выкрашенного зелёной краской, яркими свечками пестрели люпины, а у тропинки алела усыпанная цветами айва.
Калитка была открыта, а нигде перед домом не было видно Светиного велосипеда. Гордей почти расстроился, что не застанет девушку на месте, но решил-таки попытаться.
– Хозяева? – позвал Гордей, ругая себя за то, что не запомнил, как зовут бабушку Светы. Хотя что толку, она тоже, скорее всего, не дома.
Поднявшись на крыльцо, он толкнул дверь – та подалась, и изнутри послышались голоса. Насторожившись, Гордей шагнул дальше, и уже на террасе замер, встретившись взглядами с хозяйкой.
Пожилая женщина была заплакана и комкала в пальцах мокрый платок. Напротив неё, спиной к Гордею, сидел молодой человек в милицейской форме, фуражка лежала рядом на столе. Говорившие резко замолчали, услышав скрип открываемой двери, женщина приподнялась, наверное, ожидая увидеть кого-то другого. С появлением Гордея на её припухшем от слёз лице проступило разочарование.
– Добрый день, – поздоровался Гордей.
Милиционер обернулся и тут же кивнул хозяйке.
– Это кто?
– Д-да почём я… Так это тот и есть, наверное, городской, – ответила она, разглядывая Гордея.
– Младший лейтенант Блохин, – представился милиционер, протягивая Гордею руку. – Участковый инспектор.
Гордей настороженно пожал протянутую руку и неспокойно обернулся.
– Мне бы… Свету повидать.
– Светлану Лещицыну?
– Вроде бы…
Участковый весомо посмотрел на хозяйку и указал Гордею на свободный стул, а сам взялся за ручку и перевернул листок, закреплённый на планшете.
– Присаживайтесь, товарищ…
– Гордей Сумароков.
– Су… ма… ро… – вывел участковый. – Когда вы в последний раз видели Светлану Лещицыну?
Гордей наконец начал что-то понимать. По его шее пробежали колючие мурашки, и он инстинктивно поджал пальцы, под ногтями которых ещё виднелись ржаво-бурые полоски, оставшиеся после утренней уборки.
– Вчера вечером.
Хозяйка громко всхлипнула и снова поднесла к лицу платок.
– Во сколько?
Гордея опалило раздражение. Ну что он, на часы смотрел? Хотя…
– Около восьми часов. Из-за неё я опоздал на последний автобус.
– У вас случился конфликт?
Холодный тон участкового лишь усилил гнев.
– Товарищ Блохин, вы меня в чём-то подозреваете?
– Пока нет, просто собираю информацию.
Он сосредоточенно заскрипел ручкой по листу.
– Ты правда видел Светочку вчера вечером? – подала голос хозяйка. – Правда?
Гордей заёрзал. Сказать правду? Розовощёкий младший лейтенант Блохин не внушал доверия… если Света действительно пропала (от этой мысли стало совсем уж не по себе), то теперь его отъезд может отложиться. Хотя можно помочь в поисках – отвести от себя подозрения (хотя в чём его вообще можно подозревать?) и спокойно уехать, когда девушка найдётся.
– Видел, – произнёс он твёрдо, открыто глядя на бабушку Светы. – Мы виделись всего дважды. Оба раза – вчера. Днём на поле, вечером по пути на остановку. Мне показалось, что она обиделась на мои слова, и сейчас я хотел зайти и извиниться.
– Куда она пошла после вашей ссоры? – спросил Блохин.
– Села на велосипед и поехала вверх по холму, в деревню. Домой, – уверенно ответил Гордей.
– А вы?
– Я вернулся к Анне Петровне. Я у неё гощу.
– К Букашкиной?
– К ней.
Блохин сосредоточенно записывал слова Гордея, а закончив, весомо произнёс:
– Если вы собирались уезжать, то пока лучше повременить. Пройдёте свидетелем… если что.
Это прозвучало как приговор: тяжело и нелепо. Гордей упёрся локтями в стол, едва сдерживаясь, чтобы не вскочить.