– Спросить можно?
– Да, спрашивай.
Гордей поднялся по тропе и протянул Анне Петровне руку. Галдящие красиловцы остались внизу, вместе с милицией и пахнущей водорослями речкой.
– Почему Коля говорил, что Сашка из-за меня… умерла?
– Так он пьяный. Я просила не слушать.
– Молодые девчонки просто так не вешаются.
Анна Петровна поджала губы, давая понять, насколько ей неприятен этот разговор, но Гордей не собирался отступать.
– Послушайте, я приехал в Красилово, чтобы навестить могилу Нины, а тут закрутилось такое, что теперь я не могу вернуться обратно. И они все: убитая Света, давно мёртвая Сашка и ещё теперь Блохин точно не отпустят меня, пока я не разберусь. Раз мне нужно остаться тут ради следствия, то пусть я хотя бы узнаю сразу всё, что касается лично меня, а потом уже сам решу, что с этим делать. Договорились?
– Что знаю, то скажу, – сдалась Анна Петровна. Она почти повисла на руке Гордея, одолевая последние метры крутого подъёма. – А что не расскажу, то сам спрашивай у Коли с Тоней. Хотя они на тебя крепко взъелись, это правда.
– Из-за Сашки?
– Ну а ты сам как думаешь? Конечно. Она-то как страдала, когда вы с Нинкой гуляли. Чуть сама себя не грызла. Запал ты ей в душу, Гордейка, а что между вами тогда приключилось, тебе лучше знать. Тоня рассказывала, нашли её утром уже неживой. Помнишь, что было-то?
Гордей задумался. Вряд ли это произошло тогда, когда он все дни проводил в Красилове – иначе точно услышал бы… Вероятно, тогда уже поступил в институт и приезжал лишь изредка. Выходит, от него скрыли случившееся? Или соседи сами не спешили говорить всем, какое горе посетило их дом?
– Она мне звонила, – выдавил Гордей, удивляясь, как всё само начинает потихоньку вспоминаться. – Я сказал, что собираюсь жениться на Нине… Но Сашка никогда не была настырной, я думал, мы просто дружим, общаемся.
– Отверг девку, вот и повесилась, выходит, – сделала вывод Анна Петровна.
– Ничего не понимаю… Я потом заходил к Тоне как-то раз, она вела себя как обычно, даже не показывала, что ненавидит меня. Угощала чаем…
– В ту зиму, когда убили Нину?
Анна Петровна вдруг остановилась, сжав в кулаке концы шали.
Гордей тоже остановился.
– Вроде бы да… Мы оба там были. На зимних каникулах. А через пару дней…
– Ведьма Тонька…! – ахнула Анна Петровна и рванула с места так, что Гордей опешил.
– Погодите! Вы куда?
– Сейчас пойдём и всё прямо у неё спросим! – Анна Петровна отмахнулась от Гордея, стремительно несясь по деревенской улице.
С неба зарядил монотонный серый дождь, размывая без того вязкие дороги.
6.
– Ты у неё пил? Ел? Она давала тебе какие-то предметы? – наседала Анна Петровна, пока они с Гордеем, втягивая из-за дождя головы в плечи, добирались до дома.
– С дядей Колей по стопке выпили, закусили… Но немного совсем.
– А предметы? Давала что-то? Может, находил потом у себя что-то подкинутое? Давай, вспоминай!
– Да нет вроде. Ничего из рук не брал, находить не находил. Только под кроватью в вашей комнате ножик перочинный видел, но это же совсем не то? Или…
Анна Петровна ахнула и стиснула кулаки.
– За солью заходила, ведьма! Вот и подкинула! Тебе под кровать? И ты спал над ним, ворочался?
«Спал» было громко сказано, вряд ли пребывание в болотном кошмаре можно было назвать сном, но Гордей медленно кивнул, не совсем понимая, почему так всполошилась Анна Петровна и как «ведьмовство» соседки Тони может быть связано с убийствами в Красилове.
– Я не понимаю! – выкрикнул Гордей. – К чему вы клоните? Что за ерунда?!
– Вот придём к Тоне, и пусть она сама тебе всё расскажет, как Ниночку сгубила, – прошипела Анна Петровна сквозь зубы.
В садике календулы и маки наклонили головы, тяжёлые от дождевой воды. Сквозь швы в дорожке проросла трава, тонкая, как русалочьи волосы, и ложилась длинными лохмами на землю. Соседский сад выглядел диким и неухоженным, будто там давно умерло всё, что делало его живым, а цветы прорастали сами собой, проклёвываясь год за годом из упавших семян.
Анна Петровна бойко взбежала по крыльцу и принялась колотить в облупившуюся дверь.
– То-онь! Тонька! Открывай!
– Так может, она там, на речке, вместе со всеми… – буркнул Гордей, ёжась не столько от холода, сколько от внезапной энергичной ярости хозяйки и того, что эта ярость может сулить лично ему. Убийства, ведьма, Сашка, подложенный ножик – да чёрт бы побрал всё Красилово вместе с его сумасшедшими жителями! Сидел бы себе в городе да беды не знал.
Дверь открылась, являя недовольную соседку. Волосы бабы Тони рассыпались по плечам, как вековая паутина, и от взгляда на неё, простоволосую и озлобленную, Гордей почти поверил во всё, что про неё говорили. Совсем не такой она выглядела тем вечером, когда так гостеприимно несла кастрюлю со свежесваренной картошкой.
– Чего вам надо? – спросила она, недобро глядя то на Анну Петровну, то на Гордея.
– Про ножик расскажешь, – заявила Анна Петровна, бесцеремонно отталкивая бабу Тоню плечом и проходя внутрь. Немного помявшись на крыльце, Гордей скользнул следом.
– Какой ножик? – переспросила Тоня и со щелчком закрыла дверь за непрошенными гостями.
– А тот, что ты мальчику под кровать подсунула.
Анна Петровна села за стол и сложила руки перед собой. Гордей старался не смотреть на стену напротив, где из балки торчал тот самый крюк.
– Ну, я гляжу, ты и сама догадалась, соседка, – вздохнула Тоня, тоже присаживаясь. Она вдруг стала неожиданно спокойной, будто заранее приготовилась ко всем обвинениям и приготовилась им противостоять, будучи уверенной в своей правоте. Она вздохнула снова, а потом добавила: – Нинку губить не хотела, видит Бог. Только вот ему жизнь подпортить.
– За что? – опешил Гордей.
– Так за Сашку, – буднично и устало ответила Тоня.
– Говори, что сделала и как это Ниночку сгубило. – Анна Петровна снова скомкала уголки шали. Глаза налились слезами, она вся подалась вперёд, всматриваясь в Тонино лицо, будто хотела найти хоть малейшее доказательство того, что соседка не виновата в гибели её дочери, хотя та почти прямо призналась в обратном.
– Нечаянно вышло. Не то колдовство выбрала, но хотела побольнее его ужалить. Чтоб мучился всю жизнь, а от чего, знать не знал.
– Что вы имеете в виду? Я не мучаюсь, живу обычной жизнью, как все.
Гордей внутренне закипал, но никак не показывал свою злость. Пускай всё рассказывает, а он сам решит, что думать и как реагировать.
– То-то и не мучаешься? И спится хорошо? – Тоня сощурилась, но не злорадно, а почти сочувствующе.
«Бешеный, будто зверь», – сказала однажды Оля, с которой Гордей едва не сыграл свадьбу. Сказала и ушла – не смогла терпеть его странности, хотя сам Гордей не мог вспомнить, что именно говорил и делал во время своих ночных пробуждений. И подумал бы, что Оля сгущает краски, если бы она одна так говорила. Подобным образом сбегали все его девушки, которые были после Нины.
Снова потянуло болотом и ржавым железом, вспыхнули перед глазами алые капли Нининой крови на снегу, бордовые застывшие полосы на теле Светы и пятна на собственных пальцах.
– Не мучаюсь, – повторил он. – Докажите, если считаете, что я неправ.
– Я тебя прокляла, милый, – почти ласково произнесла баба Тоня. – Ещё до того, как Нину свою убил.
В воцарившейся тишине было слышно, как храпит за стенкой дядя Коля.
– Нину… убил… – прошептала Анна Петровна.
Тоня повернулась к ней, вздохнула и устало подперла кулаком щёку.
– Так и было всё. Он сам Нинку вашу и убил. Но я того не хотела, соседка, веришь или нет. Отомстить ему за Сашку – хотела. Чтоб мучился – и Нинка вместе с ним – хотела. Но смерти девчонке не желала. Видать, моя бабка лучше колдовала, а я перестаралась. Не просто проклятье навела, а чудище породила.
Анна Петровна всхлипнула, прижимая уголки шали к мокрым глазам. Гордей просто сидел и слушал со спокойной решимостью выслушать эту сумасшедшую до конца и поставить точку.
– Волчью шкуру на него примерила, – продолжила баба Тоня всё таким же монотонным голосом, устало и буднично. Будто снимала с плеч тяжёлую старую куртку, которая намокла и тянула книзу, мешая дальше идти. – Заколдовала в волколака. Это старое колдовство, чёрное и грешное, гореть мне теперь за него в аду, но тогда хотелось только за Сашку отомстить, за мою девочку. Подложила ножичек заговорённый, шепнула на угощение, так и получилось, что перестаралась.
– Я не верю, – проговорил Гордей одеревеневшим голосом и сам удивился: откуда в нём эта слабость? Сам же решил, что дослушает старческие бредни.
– Можешь не верить, сам всё увидишь. Сейчас травки тебе налью и посиди до вечерка. С вечерней зарёй на улицу иди, всё помнить будешь.
Тоня встала, прошаркала к шкафчику и вынула тёмный пузырёк с какой-то жидкостью. Плеснула в кружку воды, а туда накапала из пузырька и протянула Гордею. Анна Петровна не отрываясь наблюдала за соседкой.
– Вы сумасшедшая. Я не буду пить непонятно что из рук сумасшедшей.
Гордей демонстративно скрестил руки на груди и не взял протянутое Тоней зелье. Та пожала плечами и поставила кружку на стол.
– Я хочу рассказать тебе, как всё было, а это – чтоб точно поверил. Ты смотри, я же говорю: не хотела, чтоб так обернулось, а проклятие моё вышло оттого тяжёлым, что тяжело было горе по Сашеньке. Я тебя обернула волколаком, человеком, что в зверя ночами превращается, а ты с непривычной своей звериной сущи погубил ещё одну жизнь: Нину свою растерзал, а сам ничего не понял. Потом сюда вернулся, к месту своего проклятия, и вновь не совладал со звериным нутром: Света Лещицына от твоих рук погибла. Про милиционера не скажу, его вроде не рвал никто, но тоже всякое может быть. Увидал, испугался, в речку прыгнул…
– Выглядит так, будто вы в слепой жажде мести хотите повесить на меня все убийства в Красилове. Только что вы докажете? Какие у вас есть факты, кроме пустых слов?