Лихарев подался вперёд. Казалось, он цапнет архитектона за грудки.
– Ежели вора не остановить без жалости, так его даже страх не уймёт! И он не покается, Ремезов, он чести и славы потребует, как праведник!
Семён Ульяныч засопел и отвернулся.
– Тоже знаю, не дитя сопливое! – мрачно ответил он. – Но пусть его бог накажет, а я прощаю! Матфей писал: «Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую»!
Лихарев злобно ухмыльнулся, ощерив зубы под усами.
– Кто обчистит твой правый карман, обрати к нему и другой!
– Не богохульствуй, дурак! – крикнул уязвлённый Семён Ульяныч.
– Это ты дурак, Ремезов! – Лихарев схватил свою шляпу и хлопнул ею о край столешницы. – Я понимаю, когда коменданты с канцелярией в рот себе кулак суют – они вместе с губернатором плутовали! А ты-то, старый пень? Эх, не того прощаешь, мастер!
Ваня лежал у себя за печью и слышал весь разговор. Для Вани теперь не существовало человека, которого он поставил бы выше Семёна Ульяныча, и всё же справедливость Ваня ощущал за майором Лихаревым.
А майор был совершенно прав, когда полагал, что секретарю Дитмеру известны все тайны губернатора. Впрочем, конечно, не все, но достаточное количество, чтобы мысли о богатствах князя лишили Дитмера покоя.
Дитмер самым внимательным образом изучил скарб Матвея Петровича, когда тот покидал свой дом в Тобольске. Груда была немалая, но Дитмер не обнаружил в ней окованного сундучка, в который губернатор при секретаре не раз укладывал различные золотые вещицы из древних могил; эти вещицы с приятной регулярностью присылали старосты из слобод на Тоболе и коменданты из Тюмени, Шадринска, Ишима и Тары. Дитмер рассуждал логически. Матвею Петровичу никак не провезти это золото через верхотурскую таможню, потому что на таможне сейчас сидят комиссары из комиссии майора Дмитриева-Мамонова. Но Матвей Петрович не помышляет расставаться с губернией навсегда, он рассчитывает вернуться: значит, сундучок с золотом остался в Тобольске. Князь его спрятал. А где?
Губернатор – не штык-юнкер Ренат, чтобы искать убежище в таёжной корчме. Свой клад губернатор закопал где-то рядом, под рукой. В доме? Дитмер осмотрел дом Матвея Петровича, обстукал все стены и печи, истыкал шпагой земляной пол в подвале. Никакого тайника. Значит, надо обследовать Воеводский двор, перепаханный строительством кремля. В неразберихе строительных работ легко можно скрыть обустройство под стеной или под башней какой-нибудь секретной каморы или малого казематика, чтобы в сию полость неприметно поместить какую-либо ценную конфиденцию. Но ведь не сам же губернатор размечал фигуру тайника и выкладывал кирпичи. Это делал доверенный строитель. Например, старый архитектон.
Дитмер встретил архитектона возле Воинского присутствия. По первому снегу старик привёз в полковое управление своего постояльца – поручика Демарина, выкупленного летом у кочевников. Дитмер полагал, что поручик, вероятно, изъявил желание записаться на службу к майору Лихареву.
Дело в том, что майор недавно получил от презуса указ не ограничивать себя следствием по лихоимству губернатора и заодно исправить упущения полковника Бухгольца. То есть Лихарев должен был отправиться в новый поход вверх по Иртышу, чтобы построить те крепости, которые не сумел построить Бухгольц. Лихарев запечатал в конверт и отослал презусу все свидетельства о губернаторе, которые сумел добыть, и объявил призыв охочих людей в своё войско. Сие обременение майора пришлось к вящей выгоде господина секретаря: Лихарева поглотили заботы по снаряжению корволанта, и розыск был отодвинут в сторону. Дитмер почувствовал себя гораздо свободнее. Радовало его и то, что скоро ретивый майор вовсе покинет Тобольск, освободив жителей от своих докучных расспросов.
– Подождите, господин архитектон, – сказал Дитмер, хватая за уздечку лошадь Ремезова. – У меня к вам интерес.
Гуня послушно остановилась рядом с Дитмером.
– А у меня к тебе нет! – ответил из розвальней Семён Ульяныч.
Он недолюбливал секретаря, всегда вылизанного и напомаженного, как блудница, потому строптиво тряхнул вожжами и стронул Гуню с места. Но Дитмер не смутился неприязнью старика и пошагал рядом с санями.
– В губернской канцелярии я посмотрел чертежи крепости, а совокупно и Покровской церкви с палатой над оврагом, – продолжил он. – И желаю удостовериться у вас, всё ли точно по чертежам возведено?
Ваня, лежавший в розвальнях, увидел, как Ремезов обиженно дёрнулся.
– Я на стройке не воровал! Чего кто взял – не ведаю!
– А не имелось ли каких непредусмотренных переделок?
– Ты меня к лихоимству не приплетай! Я работал честно! – взорвался Семён Ульяныч. – Я Петровича полюбил, а ему корысть выше дружбы! Он тать! Вот пущай и отвечает за свои грехи! Кнута не жалко!
Вежливо коснувшись рукой шляпы, Дитмер благоразумно отступил. Он понял, что к этому бешеному старику он обратился напрасно.
– Вдохнуть уже нечего – ветер спёрли! – продолжал неистовствовать Семён Ульяныч. – Ты сам, Ефимка, вор хуже Гагарина! У нас-то своих воров – как чертей на пятницу, так ещё иноземцев в плен нахватали: пособите, братцы заморские, с плешивых шерсти настричь!..
Люди на улочке оборачивались на крики Ремезова. Жалобщики, что торчали у крыльца Губернской канцелярии, одобрительно ухмылялись.
– Ты чего разбуянился, Семён Ульяныч? – попытался урезонить Ваня.
– Опять меня учить вздумал, треуголка? – перебросился на Ваню Ремезов. – Я тебя обратно джунгарам продам и деньги пропью, чтобы от тебя хоть какой-то прок был! Машку свою учи, у неё в голове комары летают!
Гуня, привычная к ругани хозяина, втянула розвальни в распахнутые ворота Воинского присутствия.
На гарнизонном дворе царило оживление как во времена Бухгольца. Всюду сикось-накось стояли сани с грузами; мужики таскали мешки; бегали солдаты – Ваня не заметил среди них знакомых по обороне ретраншемента; рекруты, одетые в рваньё, испуганно жались в сторонке.
– А-а! Гвардеец! – услышал Ваня и оглянулся.
К нему, протягивая руку, шёл Васька Чередов.
Васька был уверен, что без Бухгольца и Гагарина майор Лихарев снова примет его в полк, пускай даже и не полковником. Ваське осточертело сидеть дома и пить от безделья. Лучше пойти в армию, если возьмут. Оно веселее.
Призыв, объявленный майором Лихаревым, взволновал всех служилых Тобольска, столь безжалостно изгнанных в своё время Бухгольцем. Поход на степняков представился им прекрасным поводом вернуться на казённое воинское довольствие. Да и вообще поход – дело благое, ведь давно пора выручать из неволи рекрутов, ямщиков и купцов, что попали в плен с обозом полуполковника Ступина. Губернатору не до выкупа, он в столицу сбежал, а люди томятся. Не мешает и степняков припугнуть, чтобы мира запросили. И служилые повалили к Воинскому присутствию.
Исполнить приказ, то есть построить крепости на Иртыше и замириться с джунгарами, майор был обязан к концу лета, поэтому его войску следовало выдвигаться как можно раньше – уже зимой. Лихарев рассчитывал санным трактом доехать до Омского ретраншемента, переждать там ледоход и затем углубиться в степь на конях. Однако внезапному ополчению майора, как обычно, не хватало всего: солдат, ружей, амуниции, лошадей, пушек, пороха, провианта и фуража. И офицеров тоже не хватало.
– Вдругорядь на контайшу намылился? – спросил Чередов у Вани. – Не возьмут тебя! Ты ещё свои дырки не заштопал. Только обузой будешь.
– Без тебя разберусь, – хмуро ответил Ваня, вылезая из саней.
Он сбросил тулуп, чтобы предстать перед командиром в камзоле.
Майор Лихарев оказался здесь же, на дворе. Озабоченный, он торопливо проходил мимо по делам, и Ваня окликнул его:
– Господин майор! Я поручик Демарин. Дозвольте обратиться!
Лихарев остановился.
– Записан у майора Шторбена в гарнизонный реестр, ныне значусь на излечении, – отрапортовал Ваня. – Но полагаю себя окрепшим для службы и прошу вас взять меня в ваш деташемент.
– Чем вы меня заинтересуете? – сухо полюбопытствовал Лихарев.
– Состоял под началом полковника Бухгольца, полтора года провёл в плену, изучил степняков, – сказал Ваня. – Я буду полезен, господин майор.
Лихарев посмотрел на Ваню, потом на Ремезова, потом снова на Ваню.
– А этот упрямец вам кто? – почему-то спросил майор.
– Э-э… – Ваня замешкался, растерявшись. – Я… Дочь господина Ремезова – моя невеста. Но сие обстоятельство не препятствие для похода.
– А для вашего участия – препятствие, – холодно сказал Лихарев. – Я не возьму офицера, коему не могу довериться. Не утруждайте себя надеждою, господин поручик. Желаю здравия!
Лихарев развернулся и твёрдо пошагал прочь.
– Я же говорил – не возьмёт недолеченного, да ещё и недоженатого! – хохотнул Васька Чередов, который ничего не понял.
А Семён Ульяныч всё понял. Он сидел в розвальнях и глядел в сторону.
– Ну чего ты в снег-то тычешь! – вдруг закричал он на солдата, который прислонил к стене амбара связку ружейных стволов. – Дулы льдом забьёт!
Ваня почувствовал, что майор Лихарев оскорбил его своим сомнением, – будто лошадь хлестнула по лицу хвостом. Лицо горело. Ваня должен был вспыхнуть, догнать майора, наговорить ему дерзостей, вызвать на поединок, защищая свою честь, – но не вспыхнул, не догнал, ничего не наговорил и не вызвал на бой, а просто опустил голову и сел обратно в сани. Людской гомон на подворье звучал как осуждение. Низкое зимнее солнце словно побледнело от стыда. Майор, конечно, был не прав – и всё-таки прав. Семён Ульяныч укрывал вора. А Ваня Демарин для майора Лихарева тоже был Ремезовым.
Глава 12Отечество и правда
Тайник губернатора следует искать через строителей. Дитмер тщательно обдумал эту идею и пришёл к выводу, что она самая логичная. Да, обращение к архитектору Ремезову надо признать ошибкой: Ремезов не будет сотрудничать с иноземцем. Но Ремезов – не единственный строитель. И с той точки зрения, которая занимала Дитмера, Ремезов был