И ушел.
Юлька закрыла глаза. Голова кружилась как-то спереди назад, будто переворачиваешься на качелях.
Вернулся доктор. Теперь Юлька увидела, что ему лет семьдесят.
— Ага, вам лучше, милая леди. Это радует.
— Спасибо, — сказала Юлька. — Доктор, я не помню, что уже успела наговорить…
Он махнул на нее рукой.
— Это было что-то особенное. Я никогда не видел, чтобы женщина в таком состоянии пыталась причесаться и подкрасить губы.
Юлька никогда не красила губы. Они у нее от природы были яркими и четко очерченными. Она поняла, что дедушка шутит, и улыбнулась.
— А я сказала вам, что беременна?
— Нет, — тут же насторожился доктор. — Какой срок?
— Семнадцать недель.
— По вам совершенно не скажешь… Так, это меняет дело… и как же решить?.. Беда в том, что все, что я могу предложить, — это кушетка в моем кабинете и немного аспирина.
— А вызвать «скорую»?..
— Видите ли, я уже второй день не могу дозвониться никуда. Похоже, или мы опять без всякой связи, как в ноль четвертом, или на телефонном узле все одновременно ушли в отпуска, как в позапрошлом. Порядка нет и уже никогда не будет. Вот джентльмен повезет свою скво в ближайший госпиталь — присоединяйтесь. Те же проблемы, что и у вас…
Райс кивнул.
— Спасибо, — кивнула в ответ Юлька. — Но только у меня еще и байк…
Райс удивленно пожал плечами, изобразил руками что-то большое и вместительное, ткнул пальцем в середину. Ах да, подумала Юлька, у них пикап. Вон он стоит…
То, что шарахнуло ей по мозгам, накатывало волнами, прилив — отлив — прилив, и сейчас снова становилось хуже, голова, подумала она, голова сейчас лопнет, это не боль, но какое-то жуткое давление изнутри, странно, что глазки еще на местах, она потрогала их, да, правильно, там, где положено. Трое парней весело подхватили не такой уж легкий аппарат на руки и водрузили в кузов, пикап скрипнул и просел. Сиденья в машине были обтянуты чем-то тошнотворно-красным. Сью, бледная и дрожащая, пропустила Юльку в салон, такая вот рыбалка неудачная, сказала она, а где мои удочки, отчаянно вскинулась Юлька, и ей принесли ее удочки в чехле. Скоро, сказала Сью, скоро все кончится и все будет хорошо, и едем, едем скорее, она еле сдерживала тошноту. Райс тронул машину, развернулся, они оказались на дороге, узкой-узкой, никого не обогнать, если гаду вздумается плестись впереди. Калифорнийцы не нарушают правил, пусть рухнет мир, а закон да будет соблюден. Пристегнись, показал Райс Юльке, и она пристегнулась. Замок щелкнул как-то по-ружейному. Юлька повернулась к Сью и хотела что-то сказать, но та уже сама поднесла к ее лицу прозрачную дыхательную маску с подсоединенным красным баллончиком. Из маски пахнуло прошлогодними листьями…
— Я ее потерял… — Яшу скрючило, насильственный разрыв контакта всегда болезнен, а в том мигренном состоянии, в котором пребывали они с Чарли и все инстинктивно сбившиеся в кучку эрхшшаа, особенно. — Что-то видел, но не могу ручаться…
Чарли придвинула ему бутылку, он глотнул джин прямо из горлышка. При обычных мигренях это помогало. Джин, горсть аспирина, крепкий, чтоб ложка стояла, дешевый растворимый кофе. Самый мерзкий на вкус.
Впрочем, кофе в Конфедерации — это вообще нечто…
Не отвлекаемся.
— Саш. Смотри сюда. Понимай. Я что-то видел, сейчас оно отстоится, опишу. Но это не информативно. Дальше: пеленг я взять не смог, не успел. Но почему-то мне кажется, она где-то на юго-востоке. Вот в той стороне. Там юго-восток. Не ручаюсь, но кажется. В смысле, юго-восток там точно, а вот Юля… возможно. Дальше. Я думаю, ее просто ушатало так же, как и нас. Может быть, она сейчас просто потеряла сознание. Она явно куда-то ехала и была не за рулем, очень узкая дорога и желтая осевая. Чем-то ее этот желтый цвет зацепил, она его ненавидела. Дальше. Она чувствует себя в опасности и от кого-то убегает, но это не непосредственная опасность, не сию минуту. Она уверена, что и дальше сможет скрываться. Что она кого-то обхитрила. Это все шло фоном. Вот. И картинки… В общем, их две. Огромный ярко-красный пластиковый диван, бывает такой мерзкий оттенок красного, что блевать хочется. Она на этот диван смотрит сбоку. Похоже, что ей нужно на него сесть, а — очень противно. Он будто скользкий или липкий. И вторая, я уже сказал: дорога, узкая, в две полосы, и разделительная линия — желтая. Справа и слева косогоры и кусты. Никаких внешних ориентиров я не засек. Собственно…
— Тебе надо лечь, — сказала Чарли.
— Нет. Ляг ты. Мне будет только хуже. Надо наоборот — чем-то заняться,
— Ребята, может быть… — Санька чувствовал себя виноватым.
— Сейчас все равно придется прерваться, — сказал Яша. — А потом, когда она вернется, я ее почувствую.
— Может, она в больнице? — спросила Чарли. — Красный диван…
Яша подумал.
— Нет, не похоже. Фон не больничный. Я вот думаю — а не машина ли это? У нее просто воспаление мозгов, как и у нас, восприятие клинит, потому все искажено. В этом случае последовательность выстраивается: она залезает в салон, и ее куда-то везут, она видит дорогу. А потом уплывает.
— Из-за чего? — спросила Чарли. — Ведь мы же ничего не почувствовали. Ничего не было? — повернулась она к котам.
Те переглянулись. Потом Рра-Рашт покачал головой: нет.
Санька мог только догадываться, какой силы удар обрушился на друзей — и миновал его. Он бесился внутри себя, что не может разделить с ними боль, которую они терпят — и которую, похоже, терпит Юлька. Бесился, но старался ничего не показать, чтобы коты не стали и на него распространять свое стремление укрыть и вылечить — им самим было плохо. Очень плохо.
Он вспомнил, как это произошло и как он тогда испугался: котов накрыло в корабле перед самым взлетом. Это очень жуткое зрелище: эрхшшаа, которым плохо и страшно. Жуткое, потому что не знаешь, что делать. Что вообще можно сделать. К ним привыкаешь, к этим жизнерадостным сгусткам энергии, которые делятся ею направо и налево, — и вдруг от них остаются одни шкурки… и это проклятое чувство вины, что не в силах отдать долг, хотя тебе-то давали и не в долг вовсе, а просто так, по дружбе, но все равно — чувство вины… Но потом Рра-Рашт взял себя в руки, а младшие подтянулись, глядя на него, и в полете им стало уже не то чтобы хорошо, но терпимо, и все решили, что все прошло. В аэропорту было почти хорошо… и по дороге тоже. И только перед самым Яшиным домом по ним всем снова шарахнуло, да так, что Чарли закричала от боли: Яша боль терпел, но она-то чувствовала, до чего ему плохо…
Юлька не раз рассказывала, каково это: когда на орбите гибнет «колокольчик»… Но сейчас Саньке оставалось только или ломать руки, как кисейной барышне, или просто продолжать вести себя так, будто ничего не происходит. Хотя что-то происходило, причем что-то важное. И по идее, ему бы нужно сейчас быть на месте, за пультом… но, допустим, он не догадался, звать его пока обратно не зовут (а координаты он оставил, разумеется) — да и Рра-Рашт ничего такого не предлагал. Значит, Санька поступает более или менее правильно. А более там или менее — будем разбираться после.
— Пока мы не выясним, что происходит вообще, бесполезно догадываться, что случилось с конкретным человеком, — сказал Яша.
— Такого никогда не было, — сказал Рра-Рашт.
— В какие-то моменты вы перестаете слышать? — спросил Санька.
— Нет, — сказал Яша. — Это как бы очень сильный и очень противный звук. Ножом по стеклу — так: «У-жжя-я-ууу!» Он держится все время, только иногда вдруг резко приближается, налетает…
— В прошлом году что-то подобное сделали Свободные — когда вырубили все визиблы в Системе, — сказал Санька.
Рра-Рашт наморщил лоб, задумался. А может быть, пытался с кем-то «поговорить».
— Я слышал про большие глушилки для телепатов, — сказал Яша. — Когда работал в «Ниппахо», что-то краем уха подцепил. Вроде бы у марцалов они есть — так, зажоплено на крайний случай. Но эти глушилки хоть и большие, но работают все-таки на ограниченных дистанциях — в пределах города, округа, не больше. А нас всех накрыло в одно время — и были мы в тринадцати тысячах километров друг от друга.
— Может быть, сеть? — сказал Санька. — Синхронно включили… Хотя я не думаю, что это марцалы.
— Я не сказал, что это марцалы, — помотал головой Яша. — Я сказал, что у них такая хрень вроде бы есть. Хотя… в общем, я им не очень-то доверяю. Они такие, знаешь… тефлоновые.
— Ничего, — сказал Санька. — Им только правеж надо произвести — флотским ремнем по голому… нормальные делаются сразу. Весь тефлон — как проволочной щеткой…
Как-то оно некстати, ни к чему вспомнилось: чудовищно холодный и дождливый августовский день, когда произошло так много всего… и когда пропала Юлька. Все события странным образом тянулись из того дня. Да, тогда дядя Адам действительно приказал выпороть одного марцала не самого низкого ранга. За дело. И за Юльку в том числе. И что вы думаете? Оказался в итоге марцал не самым хреновым парнем…
И снова Санька пожалел о том, что Барс так далеко. Он мог бы многое подсказать.
— Но вообще говорить — марцалы, не марцалы… — Яша встал. Прошелся по комнате, потер виски. — Они давно уже не монолит. Ребята, которые ими занимаются, счет потеряли, сколько у них группировок. Типа «три марцала — пять партий». Так что марцалы практически могут быть причастны ко всему…
— Юльки нету? — спросил Санька.
Яша помолчал. Посмотрел в тот угол, где у него был юго-восток.
— Н-нет… хотя… хотя…
…ее несло по туманному медленному водопаду, вниз, вниз, вниз и немного вперед, снизу навстречу кругами поднималась большая темная птица, похожая на чайку, но темная, с красными глазами и красным клювом, каждое ее перо можно было рассматривать часами, так они были тонки и прекрасны, так они изгибались на кончиках крыльев. На шее птицы висели часы, простые круглые заводные часики на простом стареньком кожаном ремешке, и стрелки крутились назад, справа налево, быстро. Птица сделала два плавных круга рядом с Юлькой, покосилась глазом, ушла. Ноги у нее были гряз