Даймон взял золочёную вилку в руку, так похожую на трезубец и посмотрел на Мару. Сестра тут же взяла кусочек от одного блюда, попробовала. Кивнула. Затем от другого. Повторила. Через несколько минут на столе не было ничего, чего не коснулись бы её руки. И хоть малую краюху, но отломила.
Брат с трудом дожидался, пока все блюда будут проверены. А Мара с видом знатока кулинарных искусств, только пальчики облизнула и заключила:
— Налетай!
Только Пукс ничего дожидаться не стал. Сидя на стуле, он подтягивал к себе лапой ближайшее блюдо и тщательно принюхивался. Собачий нос и без того мог определить любой яд, а демонический собачий нос — тем более. А глядя на то, как пёс уплетает блюда одно за другим, Малой тут же сориентировался и начал забирать еду у него.
Пукс рычал, Малой рычал в ответ. Но порычав друг на друга пару минут, оба поняли, что стол большой и еды всем хватит.
Съев первое блюдо из тушёного мяса на кости с чудо-приправами, Даймон вдруг понял, что за столом не только они с Люцифером. За это время, пока он насыщался, к ним присоединились прочие демоны. И теперь за столом сидели хмурые исполнители тёмной воли господина пяти-шестиметрового роста. Как у истинной знати, у каждого такого десятки рогов, громадные, но сложенные крылья, хвосты, чаще копыта копыта, но иногда — когти, и даже — пальцы. Почти у каждого хитиновая броня.
«И наверняка кости по крепости как титан», — прикинул демонёнок, ощущая свою незначительность по сравнению с этими громилами. Но чудесным образом за столом все были равны. Как маленький демонический пудель и ребёнок, так и демон-титан. И лишь глядя на гостей за столом периферийным зрением, можно было определить их истинный рост.
Когда первый голод гостей спал, Люцифер промокнул губы салфеткой и хлопнул в ладоши:
— Итак, мы отдали дань уважения поварскому искусству, пора бы уже и поговорить. Сегодня за столом сам Антихрист и его свита, которая… его же сюда и отправила. В ад, в смысле.
— А разве Антихрист не из ада? — спросил подсевший к столу Велиал, потирая место укуса на ноге от собаки.
— Признаться честно, я не знаю где он родился. Но там, где ходит наш отец, опасно. Даже горные козлы разобьются по тем тропам. И гораздо важнее, к чему приведёт эта тропа. А по итогу мы имеем, что большая половина ада разрушена, наши собратья пали, заговор низложен, не начавшись. И я даже не знаю с кого спросить. С Малого, который просто там побывал, с его спасителей или с вас, как ответственных лиц, но безответственных по своей сути.
Асмодей тут же посмотрел на самого толстого демона, который поглощал всё за столом, чего качался, прямо с подносами и тарелками.
— Это всё Бегемот! — заявил демон и от такой наглости жирный демон даже перестал жевать.
— Я? — переспросил он и тут же возразил. — Нет, это всё — ты! И не ты ли был ответственен за диверсии на тропах Сатаниила? Почему он вообще всё ещё ходит? А хотя бы потому, что ты всё прошляпил!
Астарота позабавил этот диалог и ткнув плечом Даймона, он добавил:
— Видишь, как грызутся? А было бы из-за чего. Мы ведь до сих пор не знаем, что задумал Сатана. А все наши действия, которые должны быть противодействиями относительно ему, в угоду этому бессмысленны. Но мы должны продолжать.
— Почему? — несколько удивился демонёнок.
— Потому что мы находимся на вершине пищевой цепи. И всё, что здесь происходит, никто понимать не должен. Но хотят они этого или нет, принять должны… Всё понял?
Даймон уже хотел покачать головой из стороны в сторону, но тут Люцифер снова взял слово:
— Итак, дамы и господа, демоны и демонессы, как известно у нас два пути. Либо предложить нашим чудным поварам запечь наших гостей в пироге и тем самым буквально проесть наше бремя. Либо…
— Либо? — повторил с надеждой демонёнок.
— Либо перевербовать наших врагов и сделать их нашими друзьями.
— Ну или хотя бы союзниками, — дополнил Велиал, с опаской утягивая баранью ногу из сферы интересов демонического пуделя за столом в свою тарелку. — Всё-таки если у них такой разрушительный потенциал, то это надо ценить по достоинству.
Пукс выждал момент, и вроде бы уже смирился с происходящим, но в последний момент вцепился в уплывающую добычу и Велиал тут же замахал им вместе с ногой как веером над столом.
— Итак, а пока вы развлекаетесь, мне есть что рассказать. Начну с главного. Как-то раз я пошёл по тропе следом за отцом. И что бы вы думали, я увидел?
Глава 29В круге девятом: рассказы старой тропы
Самые прочные в мире врата — двери, охраняющиеся Законом, распахнулись и впустили Сатану в себя. Он повис в пространстве. В голове кружился разноцветный калейдоскоп. Зрение, слух, обоняние и другие органы чувств и восприятия, в том числе и вновь открытые, вышли из строя.
Невозможно определить: где верх, где низ, где там, где тут. Организм выворачивало наизнанку. И это при его силе!
Соблазн использовать Силу Хаоса стал слишком велик, но Сатана сдержался, отключив все стороны восприятия, прекрасно обходясь без всех, кроме своего внутреннего Я. Фактически — души.
В недрах сознания зазвучал громоподобный голос. Он звучал отовсюду и в то же время ниоткуда. Словно был вне пространства. Первый отступник говорил с Законодателем.
— Вот мы и встретились, сын мой.
— А я смотрю, гостеприимство твоё на прежнем уровне. Я чуть сам в себе не растворился.
— Ты жил в лучших условиях из возможных, но предпочёл покинуть меня и скитаться по миру. Чем же этот день отличается от прочих? Потерпишь.
— Сочтёмся, — тут же пообещал Сатана Богу и расправил совсем не опалённые крылья. А как по виду, так вполне себе здоровые.
Помолчали, после чего беседа возобновилась. И громогласный голос вновь пронзил всё существо Сатаны:
— Итак, ты создал мир, подобный моему, но его полную противоположность. И наполняешь его грешниками под завязку.
— Так и есть. Ты придумал грех, я придумал место для отступников, — ответил Сатана.
— Почему же я не вижу в твоём аду ведьм, оборотней и различных кровососов? Разве они не дети ночи?
— Они низшие слуги и служат только в физическом мире, а по истечению гарантийного срока службы превращаются в прах. Ведь у них нет души. И пытать там нечего.
— Зачем же ты пытаешь все остальные души? Разве все эти мириады человеческих душ должны гореть в пламени ада за свои прегрешения?
— Ты придумал правила. Я караю тех, кто их нарушает. Это баланс. Как говорится, любишь тьму, люби и кутерьму.
— Баланс? — задумался Бог. — Но я бы охотно простил их и предложил попробовать снова.
— Нет, так не пойдёт. Всякий, кто ослушается тебя, должен быть наказан. Потому я иду по тропе от Врат рая, создавая этажи для тех, кому до них никогда не дойти.
— Но ведь ты мешаешь им дойти.
— А как ты хотел? Жизнь сложна, а смерть — тем более.
— Но откуда люди знают о преисподней, девяти кругах ада, и в сущности, обо всей вашей строгой иерархии падших?
— Они и не знают, — признался Сатана. — Они думают, что знают, тем самым, создавая наш мир. Их мысли материальны. Ведь ты наделил их своей частичкой. Частичкой Творца. Я говорю о душе, которую я буду охотно пытать до тех пор, пока она не поймёт своего потенциала. Но закалённый клинок становится только лучше. Не так ли, отец?
Бог поморщился и почесал густую бороду, пробормотав под нос:
— Где же я допустил ошибку в твоём воспитании?
— Не переживай, отец. Я всех их вылечу.
Последним мыслеобразом Сатаны была… улыбка. И только в момент его ухода Бог понял, что сын задумал что-то глобальное. И зная его характер, он скорее переплавит в адском пламени мириады душ, чем свернёт с задуманного им пути. Но с этим Творец уже не мог ничего поделать, наделив каждого из своих детей свободой выбора. В сущности, Сатана был не просто олицетворением зла, но и свободно мыслящим существом с творящим потенциалом, стремящимся понять саму суть человеческой души.
С широкими крыльями он парил над миром в дни своего поиска, наблюдая за людьми, их радостями и страданиями. Он был не просто падшим ангелом, крылья которого становились чёрными, подобно крыльям ворона в моменты отчаянья, но и вечным искателем, жаждущим познать, что движет сердцами смертных.
А когда крылья уставали, он опускался на тропу и шёл дорогой смертных, чтобы послушать их истории и сделать свои выводы. Во времена подобных странствий его глаза, как два бездонных океана, отражали все оттенки человеческих эмоций, от любви до ненависти и от надежды до отчаяния. Он погружался в человеческие страсти и сам становился подобным человеком. Но лишь для того, чтобы понять, что задевает их побольнее. И как рыбак, обнаруживший отличную прикормку, затем тут же рассыпал её вокруг себя, мутил воду, а затем забрасывал удочку и ловил, ловил, ловил, пока сам не уставал от трофеев.
Однажды приключилось следующее. В тихом северном городке, где жизнь текла размеренно в трудах и заботах, как спокойная река, вытекающая из озера, никогда не происходило ничего значимого. Но Сатана заметил, что люди их этого места почти не попадают в ад. Решив проверить, как так получается, он вновь сложил крылья и опустился на землю, (что как известна безгрешной не бывает со времён падения ангелов).
Сатана принял облик простого странника, одетого в изношенный плащ, и начал свой путь среди людей, чтобы узнать истину. Его голос был мелодичным, а слова сладкими, как мед. Он говорил о свободе, о том, как важно следовать своим желаниям, и вскоре стал любимцем местных жителей. Ведь их его речей следовало, что жить надо проще, да и сама жизнь — коротка. И надо попробовать всё.
Доверчивые люди, что прежде даже не слышали о таких свободах, охотно предавались греху и тихий городок стал городом постоянного веселья и смуты. Сатана добился своего даже слишком просто. Но с каждым днем, когда он завоевывал сердца, в его собственной душе росло беспокойство. Он видел, как люди, следуя его советам, теряли себя в погоне за удовольствиями. Их смех становился все более пустым, а глаза безжизненными, как пустыня. Брошенные взрослыми дети лили слёзы, не понимая почему взрослые перестали о них заботиться и почему на смену заботе в трудолюбивых семьях пришёл голод и отчаянье.