Покинув Родос, иоанниты не забыли захватить с собой святыню, впоследствии перенесенную в собор Святого Иоанна. Более 200 лет она покоилась в осыпанном драгоценными камнями и золотом реликварии работы Джованни Бернини. С приходом на Мальту французов великий магистр Гомпеш переправился в Триест, захватив руку Иоанна Крестителя вместе с другими ценностями ордена. Отделенный от нее мизинец с 1200 года принадлежал монахам Студийского монастыря, а сегодня выставлен на обозрение публики в Оттоманском музее Стамбула. Средний перст находился в Сербском царстве до того, как Елена Палеолог перенесла ковчег со святыней в Морею, к своему отцу, а тот, спасаясь от турок, передал ее папе Пию XI. Понтифик подарил перст храму Святой Марии Сиенской своего родного города, где он остался навсегда и по сей день является предметом поклонения.
От Шереметева госпитальеры получили ценные, хотя далеко не святые дары: шкурки соболей, чернобурых лисиц, горностаев и куски русских тканей. В последние дни пребывания на острове фельдмаршал осмотрел знаменитый госпиталь, «где содержат во всяком довольстве больных кавалеров и иных всяких чинов немощных людей. Сей гошпиталь снабжен весьма изобильно всяким довольством, строением, живописью, постельми и всякими для больных нуждами, тут же имеются и аптеки преизрядные, а служат больным многие знатные кавалеры».
Пребывание русского посольства на Мальте продолжалось всего неделю и было если не плодотворным, то приятным и гостю, и хозяевам. Госпитальеры ежедневно устраивали в честь посланника приемы с пышными церемониями, парадными обедами, веселыми ужинами. Все дни пребывания высокого гостя были заполнены визитами. Дань уважения ему отдавали члены Капитула и простые рыцари. Сам он навестил лишь адмирала Спинолу, знакомого по морскому путешествию до Мальты. Ставший другом кавалер получил от Шереметева соболей и золотой перстень с большим рубином, обрамленным мелкими алмазами. Утро воскресенья, пришедшегося на православный праздник, боярин провел в кафедральном соборе, где восседал в кресле епископа на двух подушках.
Получив рыцарское звание, Шереметев стал первым русским кавалером Мальтийского ордена и единственным в России обладателем Большого командорского креста. Женатый и преданный своему царю, он присоединился к орденской братии в нарушение устава, спешно, без положенных церемоний. Обряд состоялся накануне отъезда, а на следующий день фельдмаршал прибыл во дворец к прощальному обеду, где принял священный символ из рук де Переллоса: «Пред обедом магистр взял золотой, усыпанный алмазами крест в руку и сказал речь, превознося цену и действие знака, который все христовы кавалеры носят на одежде». Точно так поступил и русский посланник, позволив собравшимся называть себя братом. Ответным подарком гроссмейстеру, вероятнее всего, была старинная икона Богородицы. При вручении креста великий магистр отметил, что он должен принадлежать только одному человеку, поскольку вручается в качестве вознаграждения за личные заслуги. Никто из родственников не имеет права носить награду предка, хотя включить ее изображение в родовой герб может каждый. Право на священный знак ордена закреплялось документом с подписью папы, какой перед отплытием на родину получил новоиспеченный мальтийский кавалер Борис Петрович Шереметев.
Как и при встрече, при отплытии рыцари охраняли посольство в открытом море. Русские расположились на орденских галерах и, может быть, потому сумели уцелеть, когда ночью за ними погнались пираты. В екатерининские времена ненадолго прерванные связи двух держав восстановились, хотя и стали более меркантильными. Императрица открыто выражала желание приобрести один из островов архипелага, о чем заявлял постоянный представитель России на Мальте. Сделка могла бы состояться, поскольку неоднократно обсуждалась капитулом. Однако стороны не пришли к согласию; невзирая на выгодные условия, кавалеры решили не расставаться со своей собственностью и дипломатические отношения от этого нисколько не пострадали.
В те годы русские корабли часто появлялись в Большой гавани, страны совершали обмен пленниками, офицеры «Ея Величества» обучались морскому делу во флоте ордена. Мальтийские верфи принимали на ремонт поврежденные российские суда, что стало причиной посещения архипелага Алексеем Орловым. Граф совершал поездку инкогнито, интересовался судьбой земляков и долго осматривал разбитый во время шторма фрегат «Саратов». Незадолго до смерти императрицы на Мальту прибыл первый консул, а в Санкт-Петербурге обосновался орденский представитель – граф Джулио Литта, которому выпала главная роль в русско-мальтийской драме времен царствования Павла I.
Путешествие мальтийцев в Россию
Слишком короткий срок – всего около столетия – потребовался членам ордена Святого Иоанна Иерусалимского, чтобы кардинально изменить образ жизни, а следовательно и мировоззрение. В тяжелые времена Средневековья они заботились о защите христианства, помогали больным и бездомным, отстаивая свои немалые права в кровавых схватках. После блистательной победы над турками воинственность начала медленно угасать. Некогда внушавшие почтение и страх воины Христа занялись бытовыми вопросами, облачились в шелка и кружево, переселились во дворцы, не уставая состязаться друг с другом в богатстве.
Оставаясь военным союзом, орден постепенно превращался в «учреждение для поддержания праздности младших отпрысков нескольких аристократических семейств». Рыцари больше не спали в одной большой комнате и не ели вчетвером из одной тарелки. К началу XVIII века братья обосновались в обержах, где жизнь была намного более комфортабельной. Рыцарские общежития на Мальте представляли собой двухэтажные здания со строгими фасадами и уютными внутренними дворами. Жилые покои, как правило, находились на втором этаже, куда вела широкая каменная лестница. Двери комнат выходили в длинный коридор, причем каждый рядовой член ордена занимал два помещения. По ночам из окон доносилась музыка, звучал женский смех, а дневную тишину нарушал храп отдыхавших после вечеринки братьев. Пиры в обержах и дворцах орденских правителей сопровождались азартными играми, по обыкновению завершаясь пьяными вакханалиями.
Путешественники, посещавшие Большой госпиталь, с удивлением отмечали отсутствие былого порядка. Удручающее впечатление производил закопченный потолок в главной палате, грязное постельное белье, ужасающая вонь, стоны больных, подолгу ожидающих врача, который совершал обход, зажимая нос платком. Серебряная посуда осталась в прошлом; большую часть служителей составляли изгнанные из ордена и преступники. В то же время гроссмейстеру Рогану прислуживали 40 человек, а в дворцовой конюшне было чище, чем в госпитальных палатах.
Монашеские обеты в ту пору стали формальностью. Английский священник, посетивший Мальту в 1770 году, наблюдал за отплытием орденского флота на корсо: «Каждый из команды галеры знаками объяснялся со своей возлюбленной, рыдавшей на стенах бастиона; для этих джентльменов обет целомудрия значил так же мало, как заветы Христа для священников».
Рыцари старались не общаться с местным населением, и те отвечали им таким же пренебрежением. Знатные мальтийки выходили из дома, прикрыв лицо вуалью, не появлялись на городских праздниках, делая исключение лишь для мессы в кафедральном соборе. Знакомство с кавалером для местного аристократа считалось позорным, и неудивительно, ведь на Мальте все еще процветала работорговля. Захваченные на корсо турки, египтяне, алжирцы, тунисцы и жители Триполи считались собственностью ордена. Пленников оставляли на острове, продавали на аукционах, дарили европейским монархам или обменивали на христиан. Закованные в кандалы невольники ночевали в бараках на окраине Витториозо, где их обнаружили солдаты Наполеона. Захватив архипелаг, французский император приказал освободить всех рабов, которых насчитали более 2 тысяч, что составляло пятую часть населения Мальты.
Если средневековые главы ордена отличались от простых рыцарей только наличием Большого креста, то гроссмейстеры Нового времени носили огромные береты с бриллиантовой диадемой. Эммануил Пинто первым водрузил на себя королевскую корону, набросив на плечи горностаевую мантию. Его последователи не удостаивали вниманием простых рыцарей и даже людей из собственной свиты приветствовали едва заметным кивком. Советы и аудиенции того времени завершались ритуалом целования руки великого магистра, которого теперь именовали «его преосвященным высочеством». В окружении королевской пышности главы ордена относили себя к особам голубой крови, не случайно европейские монархи начинали письма с обращения «дорогой друг и кузен», «наш самый первый единокровный, любимейший друг и брат».
Свита великого магистра Рогана состояла из сенешаля, 2 стременных, хранителя гардероба и личной казны, сокольничего, секретаря, повара и кондитера, а также специалистов по приготовлению еды для собак. Капитул выделял на «содержание Его Высочества, для кормления и поддержания достоинства» уже не одно, а несколько командорств. Кроме того, в целях увеличения дохода владыки из братства уходила значительная доля налогов и таможенных сборов.
К концу XVIII века в ордене ослабла дисциплина, исчез боевой дух и кавалеры уже не могли сопротивляться врагу так же яростно, как в былые времена. Когда в феврале 1798 года к берегам Мальты причалили корабли Наполеона, некоторые из них отказались стрелять в соотечественников и, более того, посчитали за честь принять их у себя. Впрочем, может быть именно им Валлетта обязана сохранностью: избежав осады, прекрасная столица Мальты на протяжении 400 лет радует мир своей уникальной красотой.
Высадка армии Наполеона
Увидев в Большой гавани французские корабли, глава ордена, немецкий барон Фердинанд Гомпеш, фактически сдал острова, правда под нажимом со стороны капитула. По свидетельству очевидцев, он потерял волю к сопротивлению, хотя решительный полководец и организатор мог бы доставить врагу немало неприятностей. «Имея сильные укрепления, Мальта не имеет моральной стойкости», – сказал Наполеон, входя в широко распахнутые ворота столицы. Впрочем, по его мнению, рыцари «не сделали ничего постыдного; ведь никто не обязан добиваться невозможного». Всего 16 рыцарей оказались верными клятве и взяли в руки оружие, несмотря на явную безнадежность обороны. Пока большинство братьев отсиживалось в обержах, они сражались на стенах Валлетты, отбивая атаки из пушек и даже пытаясь остановить наступление французов в открытом бою. Отряд под командованием шевалье Томмази удерживал позицию в течение нескольких часов. Парализованный бальи де Тинье, лежа на носилках, наблюдал за происходящим с крепостной стены, считая, что офицер во время войны должен находиться на поле боя.