– Привет!
Она повернула голову и увидела его. Он словно возник из параллельного мира, который, она всегда считала, существует и называется мыслью. Оказывается, мысль может быть осязаемой, как вот этот мужчина в светлом костюме и изящных поблескивающих очках. А ведь она думала о нем, думала перед тем, как войти в это кафе. Неуловимая и быстрая мысль-видение: Марина входит в кафе, садится вот за этот же столик и заказывает себе пиво. Сколько раз Лера вот так же с Ольгой заходила в это кафе, сидела за этим столиком. Однажды к ней, к Ольге, подсел мужчина… Примерно так же, как это происходило и сейчас.
– Привет, – ответила она и улыбнулась совсем так же, как улыбалась она, Марина. – Ты еще здесь? Не уехал?
Она и не заметила, как обратилась к нему на «ты», как к человеку, сближение с которым произошло по независящим от нее обстоятельствам, помимо ее воли и желания. Так, к примеру, могут обращаться друг к другу люди, случайно встретившиеся после того, как им пришлось провести несколько часов в застрявшем лифте или заваленном снегом доме, в горящем самолете или на тонущем судне. Вот и сейчас она видела перед собой человека, с которым им всем, оставшимся в живых, пришлось пережить тяжелые минуты. И хотя многое указывало на то, что она видит перед собой убийцу, в это не хотелось верить, и Лера все еще продолжала улыбаться, хотя внутреннее зрение вовсю разукрашивало в кроваво-красные тона возникший в ее мозгу садовый домик и ее мертвую подругу…
– Нет еще…
– А как же работа?
Доктор Нечаев пожал плечами, как студент, заваливший сессию, но от этого не утративший хорошего настроения.
– Работа – не волк…
– Понятно… Это хорошо, когда такая работа… Я видела вас как-то с… настоящей Астровой. Приятная женщина…
Они обменялись осторожными взглядами, словно примериваясь друг к другу, прежде чем нанести первый удар.
– Я искал ее два года, – наконец произнес он и дрожащей рукой достал сигарету. Смял пустую пачку и швырнул прямо на пол. – Искал и нашел… Но эти два года были для меня настоящим адом…
Лера закрыла лицо руками, не в силах смотреть в глаза доктору. Ей казалось, что уже своим присутствием здесь, в этом кафе, и молчанием (надо бы вскочить, схватить его за руку и закричать: это он, он убил ее!) она становится соучастницей преступления.
– Чего вы ждете? Почему вы не пойдете и не расскажете Шубину о том, что это именно вы убили ее… Убили, зарезали… Конечно, – взвизгнула она вдруг истерично и даже подпрыгнула на стуле, – вы доктор, и кому, как не вам, знать, куда лучше вонзить нож… Мясник вы, а не доктор. И что она вам такого сделала? Как вы могли?
Вместо ответа доктор Нечаев подозвал официантку и заказал коньяк.
– Вот, выпейте, тогда вам будет легче выслушать меня, – сказал он после того, как коньяк был уже разлит, а девушка в белой блузке и синей юбке с манерами робота и дежурной улыбкой на веснушчатом личике отошла от стола.
– Но почему вы выбрали именно меня? Не лучше ли было позвонить Шубину или Корнилову? Неужели вы не видите, в каком я состоянии?
– Я увидел вас случайно, я целыми днями слоняюсь по городу, сижу в кафе и повторяю ее маршруты…
– Тогда расскажите, что она была за человек? Чем жила, о чем мечтала и что составляло смысл ее жизни, – ей вдруг захотелось узнать о своей погибшей подруге все. – Я прожила с ней рядом два года, но так ничего и не поняла.
– Но ведь вас же притягивало к ней, признайтесь? Притягивало, иначе вы бы и не познакомились. У нее была чудесная улыбка, которая просто привораживала людей… Когда я увидел ее в первый раз у брата в мастерской… Хотя нет, надо рассказать все с самого начала. У меня был брат Олег. Художник. Он подцепил Марину на Арбате, с этого-то все и началось. Они поселились вместе у него в мастерской, и я, зная о том, что он с кем-то там живет, не придал этому особого значения, у него и до нее было много женщин… Не придавал значения до тех самых пор, пока сам не увидел ее. Не мне вам рассказывать, как могла выглядеть Марина, когда она находилась в ударе. Заразительный смех, блестящие глаза, живописная, небрежная прическа, полуоткрытые губы… Ее блузка всегда была чуть расстегнута и приоткрывала нежное тело. Только увидев эту женщину, я понял брата, понял, почему он так изменился, так потускнел, повзрослел… Прежде это был повеса, бабник, легкомысленнейший из всех людей, которых я когда-либо знал, но художник от бога… Знаете, он был прекрасным рисовальщиком, и ему удавалось творить настоящие чудеса с капризной акварелью… Освоил он и масло, но все-таки больше всего всех приводили в восхищение его акварельные работы. Вы бы видели, сколько женских портретов он написал с нее, сколько интересных работ получилось с обнаженной натуры. Понимаете, встретились два похожих человека: он и она. У нее за плечами, как я понимаю, было бурное прошлое, куча любовников, приключения… У него – не меньше. Олега заклинило на этой женщине, он сильно изменился, стал худеть… И все из-за нее…
Лера решила его не перебивать. Подумаешь, похудел из-за любви. Все худеют. Она тоже сбросила три килограмма, когда начала встречаться с Сайгановым…
– Его беда заключалась в том, что он знал, что она не любит его и никогда не сможет полюбить. Она любила Каротина, понимаете?
– Понимаю…
– Они прожили с Олегом недолго, и она, как я понял, стала тяготиться его любовью. Возможно, она начала испытывать те же чувства, что и Каротин, уставший от ее любви. Каротин избил ее в ресторане, спровоцировав, по сути, разрыв, я узнал об этом от Олега… Марина же, в свою очередь, спровоцировала разрыв с Олегом, изменив ему… Оставалось только Олегу смертельно кого-нибудь ранить, чтобы уравновесить, унять собственную боль… Она бросила его сразу же, как выкачала из него деньги, он ведь распродавал тогда свои картины всем и каждому за бесценок, вместо того чтобы ждать стоящих клиентов, которыми занимался я…
– А для чего ей нужны были деньги?
– Она хотела независимости, хотела жить в отдельной квартире и непременно где-нибудь в центре. Она, скажу больше, совсем не дорожила Олегом, может, не верила в его чувство… Отравленная Каротиным, она превратилась в хищницу, в жестокое и эгоистичное существо, настоящую потребительницу, пожирательницу мужчин. Вы не представляете себе, сколько их у нее перебывало… С одним молокососом Олег застал ее в своей мастерской… И вы думаете, она сколько-нибудь смутилась? Ничуть не бывало! Она прямо на его глазах продолжала делать то, что делала…
– Думаете, она ему мстила за себя, за ту боль, которую ей доставил Каротин, видя в нем всего лишь мужчину, такого же, как и остальные?
– Мне все равно, что ею руководило. Но Олег в этот же день съехал из мастерской, вернулся в квартиру родителей. Я был у него там, видел, в каком он находился состоянии, и советовал ему поехать куда-нибудь развеяться… Моя ошибка заключалась в том, что мне не следовало оставлять его одного, а я уехал, у меня были какие-то неотложные дела… Но разве я мог предположить, что у него это все так серьезно?!
– А что случилось-то?
– Я так понял, что она вернулась к нему, пожила с ним еще пару дней, а потом исчезла, прихватив мамины серьги, кольцо, какие-то деньги… Словом, она поступила с ним, как самая последняя тварь… Он в тот же день выбросился из окна…
Лера не верила своим ушам. Чтобы Марина опустилась до такого? Украсть принадлежащие матери влюбленного в нее человека драгоценности?!
– Я не верю вам… Она не могла этого сделать. Марина вообще была равнодушна к деньгам, к вещам… Она не могла…
– Могла. После похорон Олега, на которые она так и не явилась, хотя наверняка все знала от своей подружки, актрисы Арины Чепрасовой, я почти жил на лестничной клетке дома Арины, караулил ее возле театра, я должен был узнать, где и с кем живет теперь Марина. Но Чепрасова мне так ничего и не рассказала, и знаете почему?
– Почему?
– Да потому, что они – одного поля ягоды, вот так… В ушах Арины я увидел мамины серьги, что вы на это скажете?
– Думаешь, Марина заплатила ими за ее молчание?
– Откуда мне знать. Но серьги точно мамины, вторых таких нет…
– А кольцо?
– Кольца я больше не видел…
– А как оно выглядит?
– Дорогое кольцо, с крупным бриллиантом, обрамленным изумрудами…
Лицо Нечаева стало серым, безжизненным. И тут, как нарочно, пошел дождь, окрасив все вокруг в серые, мертвые тона. Лера обняла ладонями рюмку с коньяком и замерла, прислушиваясь к барабанившим по полотняному навесу кафе каплям дождя.
– Как вы нашли ее?
– Случайно. Через Пирского. Все бросил и приехал сюда. Я удивился, когда узнал, что она живет здесь под чужим именем.
– Она узнала вас?
– Нет, мы же виделись всего один раз… Нет, она не узнала меня… Я следил за ней, выучил ее маршруты и стал прогуливаться по тем же местам, что и она. Я видел, как легко она вступает в контакт с мужчинами, и, наблюдая за ней, распалялся еще больше… Понимаете, мне надо было собрать всю свою решимость, чтобы убить ее, потому что она не имела права на жизнь. Но той ненависти, которую я копил последние два года, не было, она улетучилась… Я же не убийца по натуре, я врач… Я должен возвращать к жизни, а не наоборот…
– И вы стали ее любовником?
– Да, – отрывисто обронил он. – Представьте себе. Но она нечасто подпускала меня к себе – у нее был Сайганов.
– Этот розыгрыш… там, в садовом домике, – ваша идея?
– Знаете, я бы тоже подумал на вашем месте, что это моя идея. Но на самом деле нет… И это тоже знак, согласитесь… Она постоянно жаловалась на скуку, говорила, чего задыхается в этой жизни, что она сама не знает, что хочет, что ей все надоели, что она всех ненавидит… Когда Лена пригласила ее в Бобровку, она сказала, что ей противно смотреть, как все вокруг «пьют и жрут», она так и сказала. Знаете, Лера, она еще больше изменилась с тех самых пор, как мы виделись с ней в Москве. Она стала еще грубее, циничнее… И со мной она тоже не церемонилась. Требовала денег, смеялась мне в лицо, когда я пробовал говорить с ней о чем-то серьезном. А я радовался тому, что моя неприязнь к ней растет, что еще немного, и я буду готов убить ее…