Сначала мы обсудили этот вопрос в узком кругу — Мейсонье, Жюдит и я, — а потом вынесли его на широкое обсуждение, где наши решения и были утверждены.
Собственно говоря, это был тот же самый вопрос, который встал перед Мейсонье и Эмманюэлем в день, когда мы освободили Ла-Рок от тирании Фюльбера. У нас в Мальвиле была маленькая библиотека, да, кроме того, мы располагали еще библиотекой замка в Ла-Роке, весьма богатой научными трудами, поскольку мсье Лормио в свое время учился в Политехническом институте. Должны ли мы употребить все те сведения, что таятся в недрах этих книг, и наши собственные скромные познания на изготовление орудий, способных облегчить наш труд, и оружия для самозащиты? Или же, по собственному зловещему опыту зная, какие опасности несет с собой техника, мы должны раз и навсегда объявить вне закона любой технический прогресс и производство машин?
Думаю, что мы избрали бы вторую часть альтернативы, будь мы уверены, что другие группы людей, выживших во Франции и в иных странах, не выберут первую. Ибо сомнений не было: в этом случае, обладая подавляющим превосходством в технике, они немедленно захотят нас поработить.
Вот почему мы решили вопрос в пользу научного прогресса, не обольщаясь надеждами, не питая никаких иллюзий, убежденные, что хотя наука сама по себе вещь хорошая, но человек всегда будет обращать ее во зло.
На объединенном собрании жителей Мальвиля и Ла-Рока, где обсуждался этот вопрос, Фабрелатр, назначенный в Ла-Роке кладовщиком, обратил наше внимание на то, что патроны к винтовкам образца 36-го года приходят к концу, а когда мы расстреляем последние патроны, винтовки можно будет выбросить на свалку. Тут Мейсонье заметил, что мы, несомненно, сможем изготовлять черный порох, потому что в окрестностях сохранилась старая угольная шахта. Добудем также серу, потому что поблизости есть сернистые воды, а селитру наскребем в подвалах и со старых стен. Что до металла, то его сколько угодно в скобяной лавке Фабрелатра и бывшей лавке Колена. Конечно, придется овладеть еще технологией плавки и обжимания гильз, но мы считали, что это нам по силам.
В конечном итоге общее собрание Ла-Рока и Мальвиля 18 августа 1980 года приняло решение немедля приступить к изысканиям и практическим опытам по производству пуль для винтовок образца 36-го года.
С тех пор прошел год, и могу сказать, что результаты настолько превзошли наши ожидания, что мы лелеем куда более честолюбивые замыслы в области все той же обороны. Так что отныне мы можем смотреть в будущее с надеждой. Если только к данным обстоятельствам применимо слово «надежда».
Утопия или роман-предостережение
Действие романа «Мальвиль» происходит в 1977 году. Для автора, когда он его писал, в непосредственном будущем, а для нас сейчас — в недалеком прошлом. День Д, или Проишествие, как называется это трагическое событие в романе, а проще говоря, мировая термоядерная война, которую нам тогда удалось избежать и, надо надеяться, удастся избежать в будущем,
В момент ядерного взрыва несколько друзей по чистой случайности оказываются вместе за толстыми стенами старинного замка Мальвиль, находящегося где-то на юго-западе Франции. Их семьи, их имущество погибли в огне, но они решают все же продолжать жить. Их самоотверженная борьба за возрождение человечества и составляет содержание романа.
Робер Мерль хорошо известен нашему читателю как прогрессивный, глубоко и интересно мыслящий литератор. Одним из самых крупных романистов нашего времени назвал его как раз в связи с выходом «Мальвиля» писатель-коммунист Андре Стиль в «Юманите», газете, которая в течение нескольких месяцев печатала на своих страницах этот роман. В начале 80-х годов роман Мерля был экранизирован и сыграл определенную роль в избавлении Европы от ракет средней дальности.
Итак, мировая катастрофа. Согласно мрачным милитаристским сценариям американского футуролога Германа Кана, изложенным в его книгах «О термоядерной войне», «Мысли о немыслимом» и других, это была бы уже далеко не первая мировая ядерная война, в которую могло быть ввергнуто человечество. На протяжении последних десятилетий происходит столь стремительное совершенствование и обновление оружия массового уничтожения, что, как полагал Кан, каждая из таких гипотетических войн была бы совершенно не похожа на предыдущую, потенциально возможную, но несостоявшуюся мировую войну. Если оттолкнуться от этих мрачных парадоксов, то выходит, что за истекшие годы человечеству удалось избежать не одной, а нескольких мировых термоядерных войн, в том числе, очевидно, и той, о которой идет речь в романе Мерля.
Когда писатель работал над «Мальвилем» — а роман был опубликован во Франции в 1972 году, — международная обстановка была гораздо более напряженной. Продолжалась американская интервенция во Вьетнаме, оставались неурегулированными межгосударственные отношения в Европе, в мире преобладало «равновесие страха». С тех пор, к счастью, произошли глубокие и благотворные сдвиги.
Благодаря новому политическому мышлению, поборником которого является Советский Союз, идея ненасильственного безъядерного мира получила широкое распространение в мировом общественном мнении и была в последние годы воспринята государственными деятелями большинства стран. К настоящему времени уже сделаны первые обнадеживающие шаги к ядерному разоружению и снижению военного противостояния великих держав, достигнуты определенные успехи в урегулировании региональных конфликтов, наметился перелом от конфронтации к сотрудничеству в решении настоятельных глобальных проблем человечества. Надо думать, если бы писатель создавал свой роман сейчас, он изменил бы некоторые акценты, что сняло бы могущее появиться у иных читателей ощущение неизбежности катастрофы.
И все же содержащееся в «Мальвиле» предостережение об опасности гонки вооружений и термоядерной войны отнюдь не утратило своей политической актуальности. Для миллионов читателей во многих странах мира этот роман может стать своевременным и страстным напоминанием о необходимости всеобщего разоружения и превращения разрядки в необратимый процесс, об ответственности каждого человека, где бы он ни жил, за мир во всем мире.
Тема мировых катаклизмов начала привлекать романистов с самого зарождения жанра научной фантастики. Уместно напомнить о романе основательницы этого жанра Мэри Шелли «Последний человек» (1826), повествующем о гибельных последствиях эпидемии чумы, охватившей мир в 2092 году. С «Мальвилем» этот роман несколько сходен и по сюжету. Болезнь, голод, стихийные бедствия и набеги бандитов опустошают Америку и Европу. Последний отпрыск британской королевской династии пытается сплотить англичан перед катастрофой, и те избирают его, как некогда Кромвеля, лордом-протектором Англии. Смерть, однако, не щадит никого. В том же ключе написана и «Алая чума» (1915) Джека Лондона. Кстати, в обоих упомянутых романах, как и в «Мальвиле», повествование ведется от имени одного из немногих переживших катастрофу — излюбленный авторами подобных романов литературный прием.
Целую волну фантастической литературы о катастрофических последствиях возможной мировой войны для цивилизации и человечества породили атомная трагедия Хиросимы и Нагасаки, а также последующая гонка вооружений, особенно оружия массового уничтожения, в обстановке «холодной войны», то и дело переходившей в балансирование на грани «горячей войны». Не будет преувеличением сказать, что эта тема на протяжении многих послевоенных лет стала доминирующей в научной фантастике Запада и даже положила начало так называемой политической фантастике. Лучшие произведения этого жанра, принадлежащие перу К. Воннегута, Ф. Нибела и других, переведены на русский язык и хорошо знакомы советскому читателю. Но подобные голоса разумного предостережения, взывавшие к моральной и социальной ответственности ученых, государственных деятелей и простых людей, буквально тонули в потоке литературы, нагнетавшей страх, убеждавшей человека в беспомощности перед лицом созданного им же оружия. Если футурологи вроде Г. Кана ограничивались «всего лишь» несколькими сценариями новой мировой войны и полсотней ступеней эскалации, ведущей к ней, то фантазия сотен литературных ремесленников, спекулирующих на естественном беспокойстве людей за свое будущее, воплощала на бумаге и смаковала во всех подробностях сенсационные изображения термоядерного побоища. К сожалению, этому модному увлечению уплатили дань и некоторые талантливые писатели. Теперь даже их романы уже не находят своего читателя и остаются в истории западной литературы разве лишь напоминанием о том смятении и чувстве безысходности, которые овладели многими представителями тамошней интеллигенции в обстановке «холодной войны».
Роман Мерля «Мальвиль» лишь весьма условно, руководствуясь чисто формальными критериями, можно отнести к этому направлению в научной, вернее, политической фантастике. Ибо всем своим содержанием, отраженными в нем авторскими моральными принципами, идейными убеждениями и политическими симпатиями этот роман не столько примыкает к подобного рода литературе, сколько противостоит ей. В этом легко убедиться, сопоставив «Мальвиль» даже с наиболее талантливыми произведениями, посвященными той же теме, например, с «Обезьяной и сущностью» О. Хаксли, с «Гимном Лейбовицу» У. Миллера, с романом Нэвила Шюта «На берегу», экранизированным Стэнли Крамером. Подобное сопоставление весьма показательно не только и даже нс столько в литературоведческом плане, сколько в идейно-политическом отношении, свидетельствуя о громадном сдвиге в мировом общественном сознании.
В романе Хаксли «Обезьяна и сущность» перед нами предстает испепеленный термоядерной войной мир в начале XXI века. Однако самым страшным последствием этой войны оказываются не руины промышленной цивилизации, которые обнаруживают участники новозеландской экспедиции на территории бывших Соединенных Штатов Америки, а исковерканные души одичавших людей, впавших в самую примитивную дикость и пок