— Благослови господь мою душу! — сказал Профессор. — Так ведь это же совершенно необычайно!
— Был такой король — Херемон Ирландский? — полюбопытствовал командир Раффлтон. Профессор являлся известным авторитетом по этим вопросам.
— Был, конечно, король Херемон Ирландский, — ответил Профессор довольно запальчиво, как если бы Командиру вздумалось узнать: а был ли на свете такой Юлий Цезарь или Наполеон. — Была и королева Гарбундия. О Мальвине всегда говорится в связи с ней.
— Что она натворила? — полюбопытствовал командир Раффлтон.
Казалось, они оба забыли о присутствии Мальвины.
— Сейчас не помню, — признался профессор. — Нужно посмотреть. Что-то, если я верно припоминаю, связанное с дочерью короля Данкрата. Основатель норманской династии. Вильгельм-Завоеватель да вся эта шайка-лейка. Боже всемилостивый!
— Ты не станешь возражать, если она погостит у тебя немного, покуда я всё улажу, — предложил командир Раффлтон. — Я бы был ужасно обязан, если б ты согласился.
Каким мог стать ответ Профессора, будь ему предоставлена возможность воспользоваться тем запасом ума, каким он обладал, сказать невозможно. Конечно, он был заинтересован — взволнован, если хотите. Фольклор, легенды, обычаи — это были увлечения всей его жизни. Кроме всего прочего вот он, по крайней мере, родственный дух. Знала, похоже, то и другое. Где она об этом разузнала? Уж нет ли каких-то источников, не известных Профессору?
Но взять её к себе! Поселить в единственной свободной спальне. Представить — как кого? — обществу английской деревни. Новым людям из «Мэнор-Хауса». Члену парламента с невинной молоденькой женой, поселившимся на лето у викария. Академику Доусону и Калторпам!
Он мог бы, сочти он это стоящим своих хлопот, найти какую-нибудь почтенную французскую семью и поселить её там. Был один человек, которого он уже много лет знал по Оксфорду, — столяр-краснодеревщик; жена предостойнейшая женщина. Сам он мог бы время от времени ходить туда с блокнотиком в кармане и брать у неё интервью.
Предоставленный самому себе, он мог бы поступить как здравомыслящий и рациональный гражданин; а быть может, и нет. Имеются данные и в поддержку последней возможности. Вопрос не однозначен. Но что касается этого отдельно взятого случая в его карьере, вина с него должна быть полностью снята. Решение было выхвачено у него из рук.
Мальвине при первой посадке в Англии командир Раффлтон объявил о намерении оставить её на временное попечение мудрого и учёного Кристофера. И для Мальвины, смотревшей на командира как на дар богов, это решило всё дело. Мудрый и учёный Кристофер, вне всякого сомнения, знал о её прибытии. Вполне вероятно, что это он — по наущению богов — и устроил весь такой ход событий. Ей оставалось лишь отплатить ему благодарностью. Она не стала дожидаться ответа Профессора. Плащ немного мешал ей, но с другой стороны, привнёс, пожалуй, собственный трогательный штрих. Взяв руку мудрого и учёного Кристофера в обе своих, она стала на колени и поцеловала её.
И на своём причудливом архаичном французском, который Профессору позволили понять многие часы, проведённые в корпении над «Хрониками» Фруассара…
— Благодарю вас, — сказала она, — за вашу изысканную любезность и гостеприимство.
Таинственным образом всё вдруг преисполнилось значением исторического события. У Профессора внезапно сложилось впечатление — и по сути, так его полностью и не оставило, покуда у него гостила Мальвина, — будто он великая и могущественная персона. Августейшая сестра его, по совпадению, (хотя в высшей политике такие моменты значения, разумеется, не имеют) самое умопомрачительно красивое создание, какое только попадалось ему на глаза, — милостиво согласилась воспользоваться его гостеприимством. Профессор с поклоном, какой мог бы быть позаимствован при дворе короля Рене, выразил своё понимание оказанной ему чести. Что ещё мог сделать уважающий себя самодержец? Инцидент был исчерпан.
Командир авиазвена Раффлтон не предпринял ничего в направлении его «восполнения». Наоборот, именно этим моментом он воспользовался, дабы разъяснить Профессору, как абсолютно необходимо ему, не теряя больше ни единого мгновения, отбыть в Фарнборо. Командир Раффлтон добавил, что «заскочит к ним обоим» в первый же день, как удастся вырваться; и выразил уверенность, что если Профессор убедит Мальвину говорить помедленнее, то вскоре найдёт её французский лёгким для понимания.
Профессор догадался спросить у командира Раффлтона, где тот нашёл Мальвину… то есть, если он сам, конечно, помнит. А также: что он собирается с ней делать… то есть, если он сам знает. Командир Раффлтон, выразив сожаление по поводу безотлагательности спешки, разъяснил, что обнаружил Мальвину спящей у менгира в окрестностях Юльгоа в Бретани и опасается, что разбудил её. По дальнейшим деталям не будет ли Профессор столь любезен обратиться к самой Мальвине? Что до него, то он уверен, что никогда, никогда так и не сможет полностью отблагодарить профессора.
В заключение, не оставляя возможности для продолжения дискуссии, Командир с большим энтузиазмом потряс кузену Кристоферу руку; а затем повернулся к Мальвине. Она не двигалась, но глаза её не отрываясь смотрели на него. Он медленно подошёл к ней. И, не говоря ни слова, поцеловал прямо в губы.
— Ты уже дважды поцеловал меня, — сказала Мальвина, и в уголках рта её заиграла загадочная улыбка. — В третий раз я стану женщиной.
IV. Как это укрылось от миссис Арлингтон
Что удивляло самого профессора при размышлениях об этом: наедине с Мальвиной и несмотря на все обстоятельства дела, он не чувствовал ни смущения, ни замешательства. Дело было так, — если говорить о них двоих, словно всё было очень просто — почти смешно. Беспокоиться предстояло остальным.
По саду маячила маленькая горничная. Очевидно, её распирало любопытство и она старалась хоть одним глазком подсмотреть. Из кухни доносился голос зовущей её миссис Малдун. Оставался ещё вопрос с одеждой.
— Вы ничего не привезли с собой? — осведомился Профессор. — В смысле, что-нибудь вроде платья.
Мальвина улыбнулась и сделала небольшой жест. Он означал, что всё, что было ей и её, стояло перед ним.
— Придётся подыскать вам что-нибудь, — сказал Профессор, — в чём бы вы смогли ходить в…
Профессор намеревался сказать: «в нашем мире», — но заколебался, не будучи полностью уверен в тот момент, к какому из них принадлежит он сам: миру Мальвины или миру миссис Малдун. Поэтому он сказал просто: «в мире». Ещё один жест сообщил ему, что Мальвина полностью в его руках.
— А в чём вы на самом деле? — спросил Профессор. — То есть — под плащом. Это не подойдёт — на день-два?
Командир Раффлтон по каким-то своим причинам, совершенно не ясным Мальвине, запретил ей снимать плащ. Но он ничего не говорил о том, чтобы его расстегнуть. И вместо ответа Мальвина расстегнула его.
После чего Профессор, к удивлению Мальвины, поступил точно так же, как до этого — командир Раффлтон. То есть, он поспешно перезастегнул плащ, вернув пуговицы в свои петли.
В Мальвину, пожалуй, вселился страх, что ей никогда уж не суждено больше избавиться от плаща командира Раффлтона.
— Интересно, — задумался Профессор, — а никто из деревни…
На глаза профессору попалась маленькая горничная, порхавшая среди кустов крыжовника: она притворялась, будто собирает ягоды.
— Посоветуемся с моей кастеляншей — миссис Малдун, — предложил Профессор. — Я думаю, мы справимся.
Профессор подал Мальвине руку. Другой рукой она подобрала полы плаща командира.
— Думаю, — сказал Профессор в приливе внезапного вдохновения, пока они проходили через сад, — думаю, что миссис Малдун я объясню, будто вы только что с бала-маскарада.
Миссис Малдун они нашли на кухне. Менее убедительную историю, чем та, какой Профессор намеревался разъяснить миссис Малдун все «как» и «почему» о Мальвине, невозможно было себе представить. Миссис Малдун, по-видимому, чисто по доброте своей прервала его.
— Не буду я вам никаких вопросов задавать, — сказала миссис Малдун, чтоб вам душу свою бессмертную опасности подвергать не пришлось. Ежели вы слегка о своём виде позаботитесь, а девчушку предоставите нам с Друзиллой, то мы сумеем сделать её чуток поприличней.
Намёк на собственный вид обескуражил Профессора. Он не предвидел, второпях набрасывая на себя халат и влезая в тапочки, и даже не подумав натянуть на ноги носки, что его ожидает встреча с первой придворной дамой королевы Гарбундии. Потребовав немедленно принести ему воды для бритья, он ретировался в ванную комнату.
В самый разгар бритья в дверь постучала миссис Малдун и потребовала разговора с ним. По тону её Профессор пришёл к выводу, что в доме разразился пожар. Он открыл ей, и миссис Малдун, найдя его в приличном виде, проскользнула внутрь и закрыла за собой дверь.
— Вы где её нашли? Как она сюда попала? — засыпала его вопросами миссис Малдун.
Ни разу до сей поры не видал Профессор миссис Малдун иначе как миролюбивой, добродушной особой. Сейчас её с головы до ног бил озноб.
— Я же сказал вам, — начал объяснять Профессор. — Молодой Артур…
— Я не спрашиваю о том, что' вы мне сказали, — перебила его миссис Малдун. — Я прошу правды, если вы её знаете.
Профессор подал миссис Малдун стул, и миссис Малдун плюхнулась на него.
— В чём дело? — потребовал ответа Профессор. — Что случилось?
Миссис Малдун огляделась вокруг, и голос её перешёл в истерический шёпот.
— Вы не смертную женщину привели к себе в дом, — сказала миссис Малдун. — Это — фея.
Верил ли до сего момента сам Профессор рассказу Мальвины, или же в глубине души у него с самого начала брезжило врождённое убеждение, что всё это — абсурд, не может сказать теперь и сам Профессор. Перед лицом у Профессора лежал Оксфорд: политэкономия, высший критицизм, подъём и прогресс рационализма. За спиной у него, тая в тусклом горизонте человечества, простиралась не нанесённая на карту земля, где сорок лет он любил бродить: населённый духами край захороненных тайн, затерявшихся тропинок, ведущих к сокрытым воротам знаний.