Мальвина (СИ) — страница 18 из 40

Пожелайте мне удачи, она мне понадобится.

Шеворская падает в кресло, с видом хозяйки вытягивает ноги и принимается тарабанить ногтями по столу. Ногтями. По. Стеклянной. Столешнице. Почему до сих пор не придумали заглушки на маникюр? Я бы купил пару наборов для вот таких хищниц.

— Натали, какой сюрприз. — Ноль радости и ноль удивления в моем голосе. Эта даже вежливость может принять за сигнал разворачивать боевые действия до полной капитуляции. — Каким ветром тебя сюда вдуло?

— Ты меня игнорируешь. — Она зачем-то еще и пальцем тычет, сперва в меня, потом в себя.

— Мы расстались, нет?

— Нет, мой хороший, это ты слинял.

Ну, если вдаваться в технические детали, то да — я просто свалил от нее ночью, оставив одну-одинешеньку в постели. Но, прошу заметить, одну-одинешеньку в люксовом номере, оплаченном на неделю вперед. И не где-нибудь, а в Рио. Черт его знает, зачем вообще дал втянуть себя в поездку, но вот проснулся в два ночи, смотрю — лежит рядом тело с сиськами четвертого размера — и у меня нет никакого желания трогать этот шедевр пластической хирургии. И вообще, скажу я вам, жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на женщин, чьи сиськи не вдохновляют на подвиги.

Вопрос на повестке дня: какого хрена Шеворской от меня нужно?

Бросаю куцый взгляд на ее фигуру, вздыхаю с облегчением. Живота нет, хотя я без резинки не трахаюсь с шестнадцати лет. Есть, конечно, вариант, что передо мной замаскированная самка слона[1], но разве слоны не милейшие и добрейшие в мире существа?

Сажусь за стол напротив, и когда Шеворская снова начинает тарабанить ногтями, с громким хлопком опускаю ладонь на стол. Здесь закаленное стекло, оно и не такое выдержит, а вот моя «гостья» вскидывается, кресло под ней с грохотом подскакивает.

— Не делай так, — предупреждаю, даже не пытаясь изображать вежливость.

А кто сказал, что я милый добрый парень? Я? Это было помутнение рассудка из-за Мальвины. Вообще я та еще сволочь, потому что в бизнесе, где люди зарабатывают миллионы каждый день, мягкотелые пуфики не выживают.

— Спрашиваю последний раз: зачем ты пришла?

— Мне нужны деньги, — говорит так запросто, как будто мы соседи, и она зашла за солью.

Если бы я не привык работать с людьми такого сорта, то честно бы даже обалдел. Но сейчас я только хмыкаю и киваю, мол, кто бы сомневался, что тебе нужны деньги.

— Работать не пробовала? Говорят, помогает.

— Я и так как каторжная работаю, — огрызается Шеворская, как будто в этом моя вина. — Но я не молодею, Влад. Самое время думать о будущем и укреплять тылы.

— О тылах раньше нужно было думать, Николь. — Развожу руками, вспоминая всем известную басню. — «Попрыгунья стрекоза лето красное пропела…»

Она кривится и ее губы в идеально-красной помаде превращаются в двух обнимающихся слизняков. Она их вечно подводит каким-то блеском, из-за чего кажется, что пила подсолнечное масло и не вытерла рот. Кстати, не помню, чтобы целовался с ней. И почему то от этого становится легче.

— Ты знаешь, что я не транжира.

Я знаю, что она никогда ни в чем себе не отказывала. Но это не только грех Шеворской — так живут все модельки. Они как бабочки, которые появляются на свет даже без рта и системы пищеварения, только чтобы прожить короткую красивую жизнь. Это естественный отбор. И все исключения лишь подчеркивают правило. Сколько вы знаете умных красивых моделей? Я ни одной, но говорят, они существуют.

— Это все хорошо, рад, что ты, наконец, придумала план на будущее, но я тут причем? — Бросаю взгляд на часы. У меня времени — всего ничего. Я ведь еще собирался заехать домой, пересесть на другие «колеса», переодеться, купить Маше цветы. Да у меня все по минутам расписано. — Ты меня задерживаешь.

— Спешишь к жене? — подмигивает она.

— Сплетни в наше время множатся в геометрической прогрессии.

Я не удивлен. Сказать мог кто угодно. Это только кажется, что столица огромна и здесь легко ни разу не встретиться на одной площадке. А на самом деле люди одного круга все друг о друге знают. Чихнуть не успеешь, как кто-то настрочит об этом в твиттер.

Шеворская называет сумму. На самом деле — ерунда. Ну как, ерунда. Больше, чем мужчина дает своей любовнице на погремушки, но меньше, чем нужно для хорошего финансового вложения.

— Это ничего не стоит для тебя. Я все верну.

— Собираешься купить конуру и открыть там салон для стрижки собак? — стебусь я.

Запомните: мужчины не любят попрошаек. Любимую женщину мы и так заваливаем подарками, и у нее просто нет необходимости просить. А вот те, у кого между ног терминал, настроенный только на прием, нам глубоко неприятны. Но мы их имеем в промежутках, пока ищем свое настоящее.

— Я собираюсь выкупить долю в новом проекте Донского, — говорит она. — Он делает хорошую скидку.

И я вдруг вспоминаю, что мы познакомились у него на юбилее. И что, кажется, Шеворская не просто так, а племянница его жены. Теперь понимаете, кто меня сдал?

— Что за новый проект?

— Он собирается снести какую-то рухлядь и сделать застройку под торговый центр. Если я вложусь в строительство, часть квадратных метров будет в моей собственности.

— Откроешь салон красоты и не будешь платить сумасшедшую аренду, — продолжаю я.

Эта рухлядь — Машин садик. Жопой чувствую.

Еще раз смотрю на часы, прикидываю время и, забросив ногу на ногу, говорю:

— Можешь поподробнее? Я заинтересовался.

[1] Слонихи вынашивают потомство в среднем 22 месяца (примерно два года)

Глава восемнадцатая: Маша

Весь день я кручусь как белка в колесе, делая вид, что не замечаю шушуканья у меня за спиной. Мое кольцо окрестили «неудачной подделкой с алиэкспресс», а меня саму — выскочкой, которая даже не может отличить настоящий камень от бутылочной стекляшки. Будет не очень честно сказать, что мне все равно, потому что обида нет-нет, да и укусит за затылок. Даже не скажу точно, сколько раз хотелось огрызнуться, бросить в ответ какую-то ядовитую гадость, но что это даст? Лучше быть белой вороной, чем серой змеей.

Я бегло смотрю на себя в зеркало, приглаживая футболку, которая мне немного велика. У меня в шкафчике всегда есть сменная одежда. Если вы работаете с детьми, то случиться может всякое. Всегда нужно иметь комплект про запас.

На крыльцо выходить страшно. Почему? Потому что вместе с неприкрытыми сплетнями целый день меня одолевала еще и мерзкая мысль о том, что Влада я больше не увижу. Ну сами посудите: какой нормальный мужчина добровольно останется в такой кабале?

Я переступаю порог, набираю полную грудь воздуха — и открываю глаза, надеясь увидеть знакомую машину.

И я вижу знакомую машину, вот только это не «Мерседес» Влада, а «Нива» Сережки.

— Привет! — улыбается он, тыча мне в лицо букет лилий.

Я пытаюсь отвернуться, выйти из зоны поражения огромных, усыпанных желтой пудрой тычинок, потому что на пыльцу у меня аллергия. Не такая страшная, как на морепродукты (теперь-то я это знаю), но даже щепотки этой гадости достаточно, чтобы я полчаса чихала как заведенная. К счастью, я успеваю просочиться у Сережки под подмышкой и сбегаю вниз. Выставляю вперед обе руки и громко напоминаю:

— У меня аллергия на лилии, забыл?!

Он смотрит на цветы, как будто ждет, что они ответят, виновато потирает шею. Потом тычет букет в урну и виновато басит:

— Извини, правда, забыл. Хотел самые красивые для тебя выбрать.

Я не обижаюсь. Я расстроена. Потому что машины Влада нет. Жаль, что у человека нет третьей ноги, которая активировалась бы нажатием кнопки «спасительный пинок». Я бы себя как следует отпинала, пока вся дурь из головы не выветрится. Дался мне этот повеса, в самом деле.

Пока я вычищаю раздрай в душе, Серега подкрадывается и хватает меня за руку, чтобы получше рассмотреть кольцо. И наверняка не просто так потирает вывихнутое плечо.

— Это такая шутка, да?

— Нет, не шутка. Это просто очень сложная история с коротким концом.

— Этот хлыщ правда твой муж? — все еще не понимает Сережка.

Он хороший, правда, но некоторые вещи переспрашивает по нескольку раз, как будто переживает, что недопонял.

— Правда муж.

— Маша, ну как так-то?

Даже не буду пытаться объяснять. Вариант «я просто была пьяная от бокала вина» — не то, что нужно рассказывать парню, который дружен со всей вашей семьей, согласитесь? И главное, он ведь даже не специально разболтает, а потому что прямой, как дверь, и может брякнуть просто так. Помните про цемент и тазик у нас на даче? Вот отец нас с Владом вдвоем туда и «посадит».

Хотя, какие «вдвоем»?

— Подбросишь меня до дома? — Киваю на машину Сережки, только теперь вспомнив, что мой велик остался в багажнике «Мерседеса». И денег на новый нет и не предвидится в ближайшее время: у меня каждая копейка в зарплате расписана. Никаких лишних трат до Нового Года минимум, а то и дольше.

— Затем и приехал, — довольный собой, Сережка тянется, чтобы приобнять меня за плечи…

… и удивленный вздох у нас за спинами совпадает с моим тихим «ой».

Возле обочины паркуется спортивный кабриолет. Я такие только в фильмах и видела, поэтому не знаю даже марки. Темно-серый металлик сверкает на солнце, как только что отштампованная, еще не залапанная монета.

Мое сердце падает в пятки так сильно, что ударной волной наверняка тряхнуло часть Мексики. Простите меня, пожалуйста, мексиканцы, но даже в девятнадцать лет девочки верят в сказки.

Влад не выходит — он перепрыгивает через дверцу, как какая-то голливудская звезда. Светлые «слаксы» и простая белая рубашка навыпуск, рукава кое-как подтянуты до локтей. Глаза за дымчатыми «авиаторами». И все это — в охренительном оформлении карамельного загара.

Я сказала «охренительном»? Это было самое мягкое из того, что я подумала в этот момент.

Давайте сделаем небольшую паузу, чтобы прояснить один момент, а заодно полюбуемся тем, как эти Два метра наслаждения для глаз, наклоняются, чтобы достать что-то с пассажирского сиденья.