— Ну тогда сегодня мы пойдем тусить в клуб.
Гениально, и как я сам не догадался? Кстати, это вообще не ирония.
В общем, чтобы не мучить вас подробностями, скажу только, что пока мы с братом потягиваем дорогой коньяк, делясь новостями и впечатлениями от семейной жизни, наши девочки сходят с ума: сначала дают фенеку — кстати, лисенок так и сидел у меня в комнате под кроватью — ударную дозу любви, заботы и ласки. Вот кто бы сказал, что я в свои тридцать буду завидовать самцу лисы! Но правда, видели бы вы, как Мальвина чешет его по спинке и норовит поцеловать в нос — тоже бы взвыли! Ради такого я почти готов встать на четвереньки и начать тявкать, и только понимание того, как глупо это будет выглядеть со стороны, не дает мне совершить позорное падение.
Потом Ени забирает Машу наверх, украдкой подмигивая мне, словно мы — заговорщики.
— По-моему, они поладят, — говорит брат, глядя на жену совершенно влюбленными глазами.
Кто бы подумал, что эта сумасшедшая девчонка превратит первого бабника столицы в верного мужа?
И все же минут через сорок, несмотря на все мое теплое отношение к Ени, мне хочется взять и… сказать пару ласковых, потому что девчонки спускаются по лестнице, и моя золовка недвусмысленно поигрывает бровями, мол, цени, что я для тебя сделала.
Хотите я вам расскажу, что она сделала? Да вроде сущий пустяк: просто одела мое солнышко так, как положено одеваться в клуб. Плюшевый свитеров в облипку, ярко-желтый и такой тоненький, что я вижу под ним очертания кружев бюстгальтера. Джинсовые шортики длины, которую я мысленно называю «держитесь, бубенчики!», и кроссовках на фантастически высокой платформе. И все это в приправе милой прически с синими лентами и едва заметном макияже.
Убейте меня.
Официально заявляю, что понятия не имею, как позволю ей выйти из дома в таком виде, потому что меня просто разрывает от собственнических инстинктов. Какого?! Я сам еще толком не видел эту потрясающую задницу, а она собирается вот так пойти в клуб, где на нее будут облизываться всякие укуренные малолетки.
— Не благодари, — говорит Ени, проходя мимо.
— Ты стерва, — обреченно говорю я, получая взамен взгляд: «Я в курсе, вообще-то».
— Между прочим, под всем этим у нее розовые кружева из последней коллекции, — говорит многозначительным шепотом. — Еле всунула!
Звучит так, будто Ени хочет быть представленной к награде «За Отвагу».
— Тебе… гмм… идет, — говорю Маше, сдавленно откашливаясь в кулак. И мысленно прошу высшие силы сделать так, чтобы она побежала наверх и переоделась во что-то мешковатое, бесформенное, желательно совершенно не сексуальное. Нет, все-таки надо провести исследование нашей родословной: где-то там точно есть мусульмане, иначе откуда во мне эта нездоровая тяга завернуть жену в черный пододеяльник?
Но не с моим счастьем. Маша вертится перед зеркалом. Краснеет, но определенно не собирается менять образ Развратной школьницы на образ Монашки.
Слышите это натужный вой? Это скончался милый и терпеливый Влад.
Клуб. Коктейль. Феерический секс на всю ночь. Профит.
Кстати, я уже говорил, что по уши втрескался в свою жену? Считайте, что только что прозрел.
Клуб выбирает Рэм: он у меня на них собаку съел, правда, еще когда был совершенно несчастным непотопляемым бабником, которого болтало от женщины к женщине, как известно что в проруби.
Вся наша компания заваливается в «Черную кошку» уже часов в двенадцать ночи, но в это время, похоже, тут только начинается самое веселье. То есть, народ пока трезвый, ди-джей еще трезвый, официантки до сих пор одеты. Маша пытается прижаться к моему плечу, испуганная океаном тел, в который нас чуть-чуть не засасывает. Тянемся вслед за Рэмом в зону, где хотя бы не так грохочет музыка, а Ени на ходу умудряется еще и пританцовывать. Если вы еще не поняли, что жена брата вообще без комплексов, самое время это сделать, потому что я пятой точкой чую, она решила взять мой брак в свои руки. Вроде и радоваться должен, ведь никто не знает девушку лучше, чем другая девушка, а что-то уж как-то играет вот то самое место. Особенно на фоне того, что на мою Мальвину начинают засматриваться всякие потные полуголые мажоры. Наверное, зря я все-таки не захватил с собой хотя бы большое банное полотенце.
Мы занимаем столик в единственной свободной зоне. Не успеваем рассесться, а официантка вырастет из-под земли, как гриб после дождя. Цепким знающим взглядом оценивает наших с братом спутниц, понимает, что единственное, что она может здесь поймать — чаевые, и интересуется, что мы будем заказывать. Конечно же алкоголь, что за вопросы. Одна беда: Маша у меня, слава богу, не буренка, и просто так тоже не даст себя подпоить.
— Мы будем фреш, — за них обоих расписывается Ени, и единственное, что я хочу сделать в ответ, спросить, помнит ли она вообще, что вызвалась добровольно мне помочь. Или здесь дело принципа и пресловутая женская солидарность?
Возможно, я кажусь полностью озабоченным, но пожалуйста, попробуйте влезть в мою шкуру. Я храню верность, добровольно отказываясь от длинноногих прелестей жизни, потому что жена и семья — это мои личные приоритеты. Я даже руки не распускаю, потому что не хочу на нее давить. Но в моем возрасте естественные потребности, можно сказать, уже переполнили все мыслимые и немыслимые подвалы. Я как никогда близок к тому, чтобы повторить незавидную участь разогретого до красна парового котла без воды. Знаете, что с ним случилось? Примерно то же самое, что бывает со сковородой, которую только что сняли с плиты и сунули под кран с холодной водой. Представили? Умножьте на бесконечность, добавьте красивую жену, которая ерзает своей хорошенькой попкой рядом со мной, то и дело потираясь бедром о мое бедро. Вот это будет полная картина трагедии моей личной жизни.
Девочкам приносят сок, который они, чокаясь, словно у них своя свадьба, опустошают наполовину, и Ени тянет Машу на танцпол.
— Спокойно, — брат останавливает меня за плечо, вынуждая снова сесть на стул, потому что я собираюсь убить как минимум трех мужиков, которые тут же начинают тереться рядом. — Не дави на нее. Что ты прешь, как вездеход.
В общем, девочки развлекаются, я немного остываю — и через минуту понимаю, что это-то и была моя главная ошибка.
Потому что рядом с Машей мелькает какая-то знакомая фигура. Тощий, как сучок, хлыщ со светлыми волосами, прилизанными так, вроде он нарочно на укладку записался перед тем, как отправиться тусить в ночь.
Донский, блядь, младший.
Наклоняется к моей Мальвине и что-то шепчет ей на ухо. Она кивает, отодвигается, но мелкий пидор идет следом. Да, я чертовски зол, поэтому не миндальничаю в выражениях, и в голове уже сделал из папенькиного сынка мясной ряд. Какого, вообще, хрена? Мне в офис отзвонились, что паренек приболел и выйдет только на следующей неделе, чему я был рад, потому что всерьез побаивался желания попробовать на крепость его череп.
Я замечаю, как Ени наблюдает за их общением, потом косит взгляд в мою сторону, а потом с самой невинной улыбкой на лице, как бы делая очередное стремное па в танце, толкает Донского прямо на Машу. Та пытается отодвинуться, но парень только тому и рад: тянет руки, пытаясь сграбастать мое солнышко своими пидорскими наманикюренными ручками, которые я с превеликой радостью к чертям собачьим прямо сейчас ему и вырву. Возможно, даже через жопу, вероятно, вместе с позвоночником. А потом этими руками еще и морду ему набью до состояния, как говорила одна знакомая терапевт, «прекрасной цветущей гематомы».
И знаете, что хуже всего? Я ведь понимаю, что Ени просто играет на моих нервах, не очень стараясь хотя бы создать видимость случайных совпадений. И все равно завожусь. Потому что для Донского все всерьез, и даже в ярких вспышках прожекторов я прекрасно вижу, как он лапает взглядом ножки моей жены.
Отодвигаю стакан с коктейлем, к которому даже не притронулся, потираю плечи и разминаю суставы.
— Ты когда в последний раз кому-то морду бил? — флегматично интересуется брат, явно рассчитывая на грандиозное шоу.
— Давно, — признаюсь я.
Нет, я в прекрасной физической форме и регулярно занимаюсь с тренером, оттачивая некоторые навыки самообороны. На всякий случай, потому что мужчина должен уметь защитить и себя, и свою женщину, и не важно, есть ли у него за спиной толпа вооруженной профессиональной охраны. Да и Донский явно мне не помех: будет с ним, как в сказке про трех поросят.
— Ой, что сейчас будет, — нарочно непонимающе щебечет Ени, протискиваясь к столу, и плюхаясь прямо к Рэму на колени.
— Ты все-таки стерва, — ворчу я, разворачивая шаг в сторону танцевальной арены.
— Только попробуйте детей завести раньше нас! — посмеивается мне в след мелкая зараза.
Дети — это хорошо. Размажу Донского до состояния непрожаренного блина, возьму Машу на плечо — и пойдем делать детей. А про договор скажу, что Изюм съел.
Глава двадцать вторая: Маша
Я помню этого парня. Он был в ресторане, точно. Сын Донского. Весь такой прилизанный, напомаженный, и пахнет словно только что из парфюмерного салона. Причем женского. Даже хочется нос прикрыть и отвернуться, что я и пытаюсь сделать. На самом деле хочется сказать ему, чтобы просто ушел, избавил меня от своего «амбре», но я не знаю, как это потом отразится на Владе. Он вроде пообещал взять этого парня стажером? Может быть у них с Донским своя договоренность?
— Ты красивая, — наклоняется ко мне Донский. Как его зовут? Не помню. — Я бы такую одну не отпустил. Лошок твой муж.
Вам знакомо ощущение, когда в груди все словно сжимается, подбирается, а потом — выстреливает? Причем вы никогда заранее не знаете, куда и чем оно выстрелит, но почти гарантировано произведет «неожиданный и очень болезненный эффект». Вот со мной именно это и происходит.
Влад — мой муж, и конечно же, он бы никогда не отпустил меня одну! И вообще…
Что «вообще» — додумать не судьба, потому что высоченная фигура Влада нависает на Донским, и он запросто кладет всю пятерню мальчишке на голову, прижимая так низко, что тот невольно крепко прогибается в коленях.