— Я пошел.
— Куда? — уточняю я.
— В муравейник. У меня там теперь свои люди, буквально час назад завел очень близкое знакомство.
— Дохлый он у тебя какой-то, — сокрушается Ксю, вытаскивает из-под кровати человеческий череп и со знанием дела укладывает его в центр рисунка на полу. Еще и равняет так, чтобы дырка в носу смотрела строго на север.
Мы с Владом переглядываемся — и муж с проблесками последней надежды спрашивает:
— Он ведь тоже из полимерной глины?
— Настоящий, — обижается Ксю.
— Где ты его взяла? — не понимаю я.
А вообще, вы только вдумайтесь: откуда у четырнадцатилетней девочки человеческий череп? Мне смешно, хоть на пару секунд все же предполагаю, что эта дрянь может быть настоящей. Но поскорее гоню прочь глупые мысли.
Поэтому, как вы понимаете, моя реакция на ее флегматичное: «Как где? Отрыла» — несколько… эммм… бурная.
— Я подвинусь, — говорит Влад, — в муравейнике места на двоих хватит.
И рада бы уйти, но уже прямо спортивный интерес, что еще она достанет из-под кровати, потому что как раз тянется за новой порцией своего инвентаря. Это жестяная банка, из которой сестра достает несколько ржавых гвоздей.
— Я магазине отрыла, в ритуальной лавке, — поясняет она, укладывая гвозди в ей одном понятным порядке. — Могильные отваривать нужно, а эти уже готовые.
Она наклоняется, втягивает воздух над самым темечком моего мужа — и я собственными руками выталкиваю его наружу.
— Будем спать в гамаке, — командую я, в спину выпихивая его за порог. — Муравейник оставим на крайний случай.
Но на самом деле спать в гамаке нам так и не удается. И не потому, что Влад продолжает то и дело пошло шутить — и даже забывает о том, что его чуть было не загрызли муравьи — и не из-за моего собственного желания повторить еще разок. Кстати, раз уж пришлось к слову: в первый раз было не особо комфортно, но я была к этому готова. А вот во второй… Во второй я вошла во вкус. И зная, что в доме уже почти все спят, и нас точно никто не потревожит, я начинаю чувствовать себя совершенно повернутой на сексе озабоченкой. Ни в одной книжке не пишут, что после второго раза останавливаться уже не хочется. Там просто все стонут, плачут и говорят пошлости, а мне хочется просто по-человечески: вот хоть на лавке в беседке, потихоньку, чтобы слаще спалось.
Увы, как я уже говорила, судьба скручивает нам с лисой большую фигу, потому что, когда Влад в очередной раз пытается прижаться ко мне, его ладони буквально обжигают кожу.
— Машка… — бормочет муж немного заплетающимся языком, и когда я отталкиваю его руку, неуверенно пошатывается, чуть не роняя голову мне на плечо.
— Влад, а ну сиди смирно, — командую я, и он через силу улыбается, поднимая руки вверх. Кажется, в переговорах со мной он использует этот жест слишком часто, надо бы запретить так бессовестно прикидываться беспомощным.
Я прикладываю ладонь к его лбу — и это, скажу вам, просто… большой полярный лис. Потому что на его лбу можно приготовить королевскую яичницу-глазунью, да еще и гренки подсушить до состояния пикантных сухариков.
— У тебя температура, Влад. Очень высокая, кажется.
— Угу, как-то и правда жарко… — говорит он, закрывая глаза. И все-таки приваливается головой к моему плечу, причем учитывая нашу разницу в росте, он разве что не растягивается на лавке в полный рост.
Хорошо, что у нас тут есть подушки, которые остались после дневных посиделок. Одну я подкладываю мужу под голову, а сама пулей несусь в дом и поднимаю на уши всех, потому что градусника в аптечке не оказывается. К счастью, он есть у мамы, которая и шагу за порог не ступит, не натолкав в простую дамскую сумочку полный комплект спасателя. Когда была помладше, свято верила, что у нее там даже дефибриллятор есть. Но сейчас я дико рада, что она у меня такая предусмотрительная, и градусник не просто так, а электронный.
Через минуту я узнаю две неутешительных новости. Первая — у Влада температура тридцать девять и пять, вторая — в нашей Тмутаракани нет ни единого пункта скорой помощи. Правда, есть и хорошая новость — мама тут же понимает, что дело дрянь и берется за Влада. А она у меня просто мировая! Мы, все дети, чего только не тащили в дом: выпавших из гнезд птенцов, облитого керосином ежа, совенка, летучую мышь. О кошках и собаках вообще молчу. Мама выхаживала все. Ну и еще наши сопли, само собой.
Влад пытается казаться крепким: не дает себя вести, отталкивает мою руку, когда я пробую ему помочь, храбрится. Как будто я и так не знаю, что он у меня вон какой сильный и смелый, и вообще, как любит говорить папа, «со стальным стержнем». Только немножко дурносмех, но это у нас с ним, кажется, что-то вроде обоюдного притяжения. Не будь мы оба такими прибабахнутыми, уже бы давно разбежались.
— Маш, ну что ты… — хрипло дышит Влад, в который раз отказываясь от моей помощи. — Я сам дойду. Ты маленькая, куда тебе такую каланчу…
— Пошли, герой, — подхватывает его Артем, а Костя становится по другую сторону. — Мы ж семья, ты теперь с нами, так что не пропадешь.
Я понимаю, что момент очень напряженный и за Влада очень волнительно, но позвольте сделать эту маленькую паузу. И отмотать на пару мгновений назад, чтобы услышать, как мои братья официально признают Влада семьей. Может быть, для кого-то это сущий пустяк, мелочь, не стоящая повтора, что-то такое, что в романтических историях всегда остается где-то на заднем фоне, потому что вроде как само собой разумеющееся. Но для меня… Нет, стоп, не так. Для нашей с Владом истории — это значит очень много. Я понимаю, что его вроде как уже окропили святой водой — то есть пивом — но все самое главное в словах моих братьев. Потому что они по сути говорят не за себя, а за нас всех.
Я быстро грею воду, пока Ксю рвет старые наволочки на лоскуты. Отец разводит в воде уксус, и следующие минут пятнадцать мы с мамой обмачивает Влада с ног до головы, пока братья в две пары рук его обмахивают. Потом — перевернуть Влада на живот, сделать укол, от которого он на минуту выныривает из дремоты и морщится.
— Все будет хорошо, — говорит мама, осматривая россыпь красных точек на его коже. — Реакция на укусы.
Я почему-то всхлипываю носом и прикладываю ко лбу мужа дрожащую ладонь. До сих пор горячий, но мгновенного результата никто и не ожидал.
— А тебе вообще нельзя нервничать, — громким шепотом прикрикивает мама.
— Мам, я… — хочу признаться, но Влад неожиданно берет меня за руку и тянет к себе. Ему выделили целую комнату, а братья, похоже, проведут романтическую ночь под звездами.
— Меряй температуру каждые полчаса, поняла? — Мама торжественно, будто это бузинная палочка[1], вкладывает термометр мне в ладонь. — И попробуй сама поспать — бледная, как моль.
Какой там сон. Я сижу над моим Владом, как коршун. Нет, как стадо коршунов, если бы они были бизонами. И строго по часам проверяю температуру. Слава богу, она падает.
Часа в четыре, когда за окнами уже сереет рассвет, и птицы выводят такие трели, что хоть записывай на диктофон, Влад крепко спит с почти нормальной «тридцать семь и пять», я потихоньку прокрадываюсь наружу, чтобы глотнуть немного воздуха.
Папа сидит на крыльце и, судя по приличной горке окурков в модной пепельнице а-ля «Банка из под Нескафе», он тоже не спал всю ночь. И спрашивать не нужно, почему: если бы Владу стало хуже, кто-то должен бы был отвезти его в больницу. И хоть у моих братьев и даже мамы есть права, папа решил, что этим «кем-то» станет именно он.
Я прислоняюсь к его плечу и даю потрепать себя по голове. Жест, который я хорошо помню с самого первого дня в их доме. Жест, который для меня и поддержка, и защита, и утешение, когда кошки на душе скребут.
И хоть сейчас уже все позади и в принципе вряд ли жизни Влада угрожало что-то серьезное, я начинаю громко и ответственно реветь, совсем как девочка Таня, которая уронила в речку не мячик, а айфон шесть[2].
— Надумала, — фыркает отец, изо всех сил притворяясь непробиваемым. — Ты того… не нервничай… внучку береги. Мать уже накупила ползунков, только если узнает, что я рассказал, то голову мне открутит.
Похоже, у нас с Владом есть только один выход из этой ситуации, потому что, правда, у меня язык не повернется сказать, что это была просто его дурацкая шутка.
Что, спрашиваете, какой выход? Ну, самый очевидный.
[1] Бузинная палочка — один из Даров смерти в серии книг о приключениях Гарри Поттера
[2] Отсылка к стихотворению «Наша Таня громко плачет, уронила в речку мячик…»
Глава тридцать четвертая: Влад
Как вы уже понимаете, наша поездка в горы легко и не особо мелодично накрылась медным тазом.
Начнем с того, что я впервые в жизни проспал до полудня. Это Рэм у нас любитель спать до поросячьего визга, а я редко балую себя сном даже до восьми. Мой организм настроен просыпаться в шесть тридцать каждый день, но сегодня внутренний будильник безбожно халтурит. Следующее — у меня болит задница. Понимаю, как это звучит и даже не обижаюсь на ваш возможный смех, но у меня реально болит правая ягодица, куда, как я понимаю, мне вкатали укол. Маша появляется через пару минут с эмалированной кружкой, наполненной клубникой, и подтверждает мою догадку. Так что я делаю себе мысленную сноску: у моей тещи тяжелая рука. Я не собираюсь обижать свою Мальвину, но эти знания никогда не будут лишними в семейной жизни. Допустим, если нужен будет кто-то, чтобы забить гвоздь в бетонную плиту.
Маша вкладывает мне в рот пару ягод, которые я тут же проглатываю, потому что чувствую зверский голод, и потягиваюсь, как бы между делом змеей хватая ее за руку. Роняю на себя, хоть она очень даже энергично сопротивляется.
— Назначаю тебя моей личной игривой медсестрой, — говорю ей на ухо. — Выпишу тебе коротенький халатик и шапочку с крестиком.
— Больной, остыньте.
Она каким-то образом выворачивается и отбегает на безопасное расстояние. Причем тут же, как нарочно, сует клубнику в рот и, придерживая хвостик, начинает энергично… гммм… В общем, приходится резко сесть и подтянуть повыше одеяло. Но Маша явно себе на уме и даже не замечает моей возни. Ну вообще никакой радости, что я жив-здоров, и едва