Не был бы он бизнесменом, если бы не имел хотя бы какой-то интуиции. Я киваю и делаю сосредоточенное лицо, прежде чем начать рассказывать, что у меня есть правило — проверять всех стажеров, которые настолько хороши, что я всерьез думаю взять их в штат. Кстати, это правда: всех будущих сотрудников проверяет служба безопасности, а тех, что будут допущены к финансовым документам, даже отслеживают. Стандартная практика, не я ее выдумал.
— Я так понимаю, мой Никита угодил в плохую компанию? — Он вливает в себя вторую порцию виски и подзывает официантку в третий раз.
— Ну, не то, чтобы плохая. Просто заднеприводная.
Пока он пытается переварить информацию, я кладу перед ним отпечатанные снимки.
Чтобы вы не думали, что над мальчиком надругались: ничего и не было. Просто подпоили и пару раз ущипнули за задницу, а то, что он хотел продолжения «частной вечеринки» — просто неожиданный бонус.
— Мой Никита… пидорас?!
У судьбы очень ироничное чувство юмора, иначе как объяснить, что именно в этот момент вокруг царит тишина, и все сидящие вокруг весьма богатые и уважаемые люди поворачиваются в нашу сторону.
На самом деле эта реплика — просто подарок судьбы. Потому что я не собирался портить Донскому репутацию, просто закинуть ему информацию о любимом сынке и наслаждаться реакцией. Но теперь, похоже, несдержанный отец стал сам себе злым буратино.
Когда до Донского доходит, что нужно быть более сдержанным, он тяжело вздыхает и начинает какими-то гипнотическими движениями поглаживать модный полосатый галстук. И смотрит на фотографии с таким видом, будто я подложил гремучую змею. Не тороплюсь, с наслаждением смакую свой кофе и наслаждаюсь чудесной трансформацией гордого отца в раздавленного папашу.
В конце концов, когда Донский понемногу приходит в себе, он набирается смелости пересмотреть снимки. Лицо у него такое, что мне бедогалу почти жаль. Еще бы: в одну минуту надежда семьи превратилась в позорище.
— Он всегда был немного… странным, — наконец, говорит Донский. Кое-как сгибает фотографии вчетверо и, не глядя, только с третьей попытки запихивает их в карман пиджака.
Я не Никитушка, но мне просто из мужской солидарности даже как-то немного за него обидно. Он, конечно, редкий олух, но даже олух не заслуживает того, чтобы его так быстро сбрасывали с небес родительской любви.
— Наряжался по часу перед зеркалом прям как баба, — продолжает разоблачать сына Донский. — И еще вечно водился непонятно с кем.
Нашего с Рэмом отца тяжело назвать идеальным хотя бы потому, что нам от него регулярно влетало по первое число. Причем сразу обоим, без разбирательства, кто виноват, чтобы нам даже в голову не пришло валить косяки друг на друга. Но я готов спорить на свой блестящий аналитический ум, что в подобной ситуации наш отец просто посмеялся бы в лицо обличителю и предложил ему поцеловать собственную задницу вместо того, чтобы совать нос в дела чужой семьи. Но Донский — это Донский. Я бы не ввязался в эту авантюру, если бы не предвидел именно такую реакцию. Почти жаль, что бедолагу Никитушку так быстро слили.
— Но я даже и представить не мог, что он… что Никита… — Донский поглаживает себя по пиджаку в том месте, где выпирает плохо спрятанное доказательство. — Он же с девками трахался, я точно знаю.
Меня так и подмывает спросить, откуда такая осведомленность, но я вынужден отыгрывать роль, поэтому продолжаю сочувственно кивать и ждать, когда Донский переведет мяч на мою сторону поля. Я еще не все голы забил.
— Кто еще знает? — наконец, спрашивает Донский.
— Только моя служба безопасности. Ну и пара десятков посетителей клуба.
Донский закатывает глаза.
— Не думаю, что Никита лично представлялся каждому, — говорю я, но собеседника это не слишком утешает. Готов поспорить, в его голове уже созрел целый сценарий порнофильма с участием Никитушки и десяти Черных властелинов с кожаными плетками. — И, конечно, я знаю, что такое конфиденциальная информация.
Знаете, в чем простота ведения переговоров с такими людьми? Я вам расскажу, потому что эту фишку нам рассказывали на курсе психологии. Поверьте, она мне в бизнесе очень даже пригодилась. Так вот: все люди склонны проецировать на других собственное поведение. Очень грубо говоря: жена, которая изменяет мужу и прячет телефон, боясь попасться на горячем, с вероятностью в девяносто процентов подумает, что муж ей изменяет, если он хоть раз пойдет с телефоном в туалет. Или вернется за ним, хоть выскочил в магазин за хлебом и дел всего на пару минут. С Донским все примерно так же: он знает, что на моем месте наверняка бы использовал полезную информацию для собственной выгоды и поэтому ожидает от меня того же самого. Хоть, поверьте, я бы точно не стал использовать пидорастию чего-то сынка в качестве бонусов. Но Донский, сам будучи беспринципной сволочью, ожидает того же от других, поэтому мои уверения в порядочности ему до лампочки. А значит — самое время начинать торги.
— Влад, мы деловые люди, и я понимаю, что эта информация… чего-то да стоит, — говорит Донский, краснея. — Я не люблю быть должником, ты меня знаешь.
— Это же был просто жест доброй воли, — не очень энергично, для дела, отмахиваюсь я. Даю себя уговорить. Ровно один раз, больше и не нужно.
— И все же, я бы хотел… — Он откашливается. — Хочу быть уверен, что эта сделка закрыта.
Я лишь развожу руками, мол, да ну какие между нами счеты, но при этом не спешу его отговаривать. Примерно через пару минут он вдруг вспоминает, что у него есть кое-что, что могло бы меня заинтересовать — «тот участок, под детским садиком».
— Маша до сих пор очень сильно переживает, — строю скорбную мину.
Если б я не стал первоклассным бизнесменом, я бы точно стал великим актером. Хотя двух актеров на семью, вроде как, многовато.
Чтобы не утомлять вас скучными подробностями делового разговора с Донским, скажу лишь, что я приобрел участок по выгодной цене и согласился сам уладить «все проблемы с пайщиками». Маша не узнает, что ее счастливая улыбка обошлась мне двумя сделками с совестью, а Никитушке — облапанной задницы. Хотя через пару лет про задницу я ей обязательно расскажу.
Глава тридцать восьмая: Маша
Как вы понимаете, в горы мы лети не в субботу и даже не в воскресенье, а только на следующей неделе, в пятницу. И всю неделю я потихоньку готовлю мужу сюрприз, который, я надеюсь, будет переломным в наших отношениях, потому что, хоть мы все и выяснили, самый главный вопрос до сих пор висит в воздухе. Знаете игру «Симс»? Вот там над персонажами висят такие светящиеся ромбики — и в зависимости от настроения персонажа они меняют свой цвет. Белый — все отлично, зеленый — норма, желтый — кисло, красный — все пропало! Вот у меня эта невидимая штука была бы то желтой, то красной, потому что — считайте меня дурочкой — но я хочу поставить огромную жирную точку в выяснении дальнейшей судьбы нашего брака. Нет, не ту, которая «развод и девичья фамилия», а другую, после которой мы, может быть, устроим домашнюю церемонию с красивым платьем и все такое. Я бы хотела красивое белое платье и фату в пол, и букет из сотен фиалок. Даже если это наивно и глупо, и просто дань детской мечте.
В общем, во вторник я совершила акт вандализма — разбила свою свинью-копилку, куда складывала деньги на поездку в горы. Надеюсь, не придется жалеть, что пустила их не по назначению. Самое тяжелое — устроить все так, чтобы Влад ни о чем не заподозрил.
После мозгового штурма с Ени (кстати, мы регулярно общаемся!) и Лоли — останавливаю выбор на парке. Сейчас начало лета, погода стоит чудесная, а вечером цикады стрекочут так, что не нужен никакой оркестр. Собираю корзинку со всякими вкусностями, плед, делаю термос фруктового чая и на всякий случай проверяю, заряжен ли телефон и по совету Ени все-таки кладу в рюкзак мини-колонку на случай, если у цикад будет выходной.
Как и положено на внезапном свидании, в среду приглашаю Влада в условленное место, очень неуклюже уворачиваясь от его вопросов, с какого перепугу я торчу в парке в семь часов вечера. После «любуюсь природой» и «медитирую» Влад сдался и перестал задавать вопросы.
Между прочим, если вы до сих пор не догадались, то сегодня — неделя наших отношений. Хороший повод встать на одно колено, вручить мужу колечко из косточки мамонта — конечно же, поддельной, так что приходится уповать хотя бы на то, чтобы это не была кость какого-нибудь горного козлика — и сказать ему…
А вот и Влад: я караулю его неподалеку от уже накрытого клетчатым пледом столика и неожиданно краснею, потому что мой муж точно знает меня от ушей до пяток, иначе не приехал бы с огромным букетом ромашек, еще и в белой рубашке. И эти его «авиаторы»… У вас когда-нибудь были сексуальные фантазии о мужчине в очках? Вот и у меня не было, до него.
Кстати, вот как так? Стол накрыла, кольцо купила, жаль, коня не было, а то бы и его остановила, а вот нарядиться ума не хватило. Поэтому буду делать предложение в рваных джинсах и моей любимой футболке с надписью: «Я твой пончик, изюмчик». И Влад, конечно, не может промолчать, поэтому окидывает взглядом стол, потом еще раз выразительно читает надпись и с нарочитым придыханием говорит:
— А можно я начну с десерта?
Вот взять бы эти ромашки — и врезать пошляку прямо… по изюмчику, но он уже меня извратил, потому что в ответ хочется только упереть кулаки в бока и ответить что-то такое же колкое, но…
Угадайте, чем можно испортить самый романтический момент? Падение метеорита и цунами можно сразу исключить. И еще нападение пчел-убийц. Что остается? Банальщина: тошнота и погода.
Зря я, наверное, съела то мороженное в стаканчике.
— Маш? — беспокоится Влад, когда я обеими ладонями закрываю рот крест на крест. — Все идет по плану?
Нет, все идет вообще не по плану, а больше всех не по плану идет вот та тучка, огромная и серая, и гром из нее тоже вообще не по сценарию, а если уж брать глобально, то… когда, елки зеленые, у меня были «красные дни календаря»?!