Малярка — страница 1 из 9

Ольга МатюшинаМалярка



Издание третье

РИСУНКИ О. БОГАЕВСКОЙ

От автора

Хотите, ребята, я расскажу вам, как создавалась «Малярка»?

До войны я была художником и живопись горячо любила. Для меня не было большего счастья — нарисовать всё, что нравилось. С каким наслаждением писала я акварелью молодой весенний тополёк с едва раскрывшимися, ещё клейкими листочками! Осенью — оранжевую, сияющую солнцем тыкву на грядке среди густой зелени. Тыква и сама казалась куском солнца, упавшим к нам на землю.

Вот такой, светящийся зноем этюд повешу зимой на стену своей комнаты. А за окнами трещит мороз. Покажу кому-нибудь эту акварель, и человек забудет о декабрьском холоде.

Великая это радость — рассказывать людям о нашей солнечной жизни!

Но в 1941 году на Советскую страну напали фашисты. Смерть и горе принесли они нам. Я потеряла зрение. Серый мрак окружил меня.

Лет через пять после окончания войны я жила на даче в Солнечной. Часто в ясные дни сидела на берегу моря, печально прислушиваясь к рокоту волн. Я чувствовала и представляла себе, как красиво кругом. Залитая лучами солнца, тихо колышется перламутровая гладь моря. Золотой песок на берегу, огромные липы, дубы на пригорке. Все деревья в ярком осеннем уборе.

«Написать бы этот пейзаж!..»

Но без зрения — невозможно. Стало очень горько… И вот в минуту отчаяния родилась мысль: постараюсь написать книгу о девочке. Она видит всю красоту мира и страстно мечтает стать художником.

Так, дорогие друзья, родилась «Малярка». И шагает моя «Малярочка» по свету.

Прочитайте и вы. Напишите мне, понравилась ли вам книга о маленькой художнице.

Часть первая

Глава первая



— Почему растёт трава? Зачем солнышко светит не весь день? А где оно сегодня? Почему так тускло кругом? Скажи, мама!

— Не приставай!

Евдокия Ивановна мыла белый некрашеный пол. Она продирала его песком, тёрла веником. Девочка видела, как покраснело вспотевшее лицо матери. В такие минуты нельзя задавать вопросы, — Валя по опыту знала это. Она замолчала. А спросить надо было, и о многом.

— Валентина, принеси ещё песку.

Мать сунула ей глиняную чашку и снова принялась тереть пол. Девочка, выбежав на улицу, с удовольствием зашлёпала в луже босыми ногами. Набрала в чашку воды, выплеснула её — попала на молодые ростки травы.

— А как травка вылезает?

Валя разгребла землю. Заметила воробья на дорожке, бросилась к нему. Потом бабочка привлекла её внимание.,

— Куда ты пропала, негодная? Так-то ты матери помогаешь!

Валюшка схватила оставленную в луже чашку и в один миг притащила её, полную песку. Евдокия Ивановна взяла одной рукой чашку, а другой звонко шлёпнула Валю. Девочка поспешно юркнула за печку и сидела там тихо, пока не кончилась уборка.

Наконец всё поставлено на место. Постлана пёстрая дорожка на полу. Мать умылась, надела чистое платье. Валя думает:

«Какая мама красивая! Высокая, тонкая. Глаза большие, чёрные, косы длинные. И как хорошо она их кругом головы заматывает!..»



— Мама, ты Золушка?

Молодая женщина засмеялась. Валя так любила этот серебристый смех! Ей больше не было страшно. Вылезла на середину комнаты. Мать протянула руки, и девочка бросилась к ней. И вот она уже летит к самому потолку. Смеётся, захлёбываясь, повторяя:

— Мама, мамуля, ещё!

— А ну тебя! Скоро отец придёт. Обед ещё не готов.

При мысли о муже лицо её стало озабоченным и печальным.

Отец пришёл раньше обычного. Дуня тревожно спросила:

— Что случилось?

Он посадил Валю себе на плечо и зашагал с ней по комнате.

— Димитрий, тебе я говорю или нет?

Испуганное лицо жены требовало ответа. А как ей объяснить? Плакать начнёт.

— Димитрий, не томи, говори сразу: забастовали вы?.. Тебя рассчитали?

Спустив дочку на пол, он подошёл к жене. Порылся в кармане. Положил на стол немного денег.

— Вот всё, что у меня осталось от последней получки. Да ты не горюй, Дуня! Забастовка, наверно, скоро кончится. Проживём!

За обедом отец шутил, заговаривал с женой, а сам часто задумывался. Валя не понимала. Ей казалось, что мать напрасно обижает папу, самого любимого и дорогого. Девочка была так привязана к отцу! Она редко бывала с ним. Димитрий рано уходил на завод, поздно возвращался. Забежит на минутку пообедать и сразу обратно. Вечером мать велит Вале спать. Девочка лежит с открытыми глазами, а спать очень хочется. Веки сами закрываются. Только хлопнет дверь, — Валюшка уже сидит на постели, тянет руки:

— Папочка!

Он поцелует дочку — а усы у него такие длинные, щекочут, — прикроет Валю одеялом, и она крепко, крепко спит.

Но вот уже несколько дней как отец перестал уходить на завод. Валя была счастлива. Она могла играть, гулять с папой. Его можно было обо всём спросить, он всё объяснял.

Но иногда отец сидел, опустив курчавую голову, и не слышал её вопросов. Димитрий оживлялся, когда у него собирались товарищи с завода. Они долго говорили о чём-то и уходили поздно, когда Валя уже спала.

Всё печальнее становилась мать. За обедом, кроме жидкого супа и небольшого куска хлеба, у них ничего не было.

— Мама, дай молочка!

Димитрий переглянулся с женой.

— Потерпи, Валя, скоро опять будешь пить молоко!

Девочка больше не просила. Отец посадил её на колени и тихо покачивал, о чём-то думая. Он теперь часто сидел так, словно спал. Валя звала его, тянула за усы, целовала.

— Да папка же! Пойдём гулять! Смотри, как солнышко играет на полу!

И отец словно очнётся, примется подметать пол, убирать посуду. Дуня уже несколько дней уходила из дома рано утром. Она нанялась в прачечную стирать бельё. Гроши, заработанные ею, спасали семью от голода.

— Валюшка, это тебе!

Девочка обеими руками схватила копеечную булку, откусила, и ей казалось, что ещё никогда в жизни она ничего вкуснее не ела.

Димитрий смотрел на дочку улыбаясь. Он сегодня был весёлый, как прежде. И мать повеселела. На её худом лице даже румянец появился. Она с удовольствием варила кашу из принесённой отцом крупы.

За столом Димитрий несколько раз повторял:

— Всё же мы добились своего! А как я по работе соскучился, Дуня! Как свиданья, жду встречи со станком. Эх, и работать буду — искры полетят!

— Ты бы посмотрел на себя, Митя. Одни кости остались!

— Ничего, подкормимся! И Валя опять станет румяная да толстая. Правда, дочка?

Маленькая дочка плохо разбиралась в происходящем. Весёлый голос отца делал её счастливой. И мать сегодня по-прежнему хозяйничала за столом.

— Дуня, ты больше в прачечную не ходи!

— А как же жить будем? Мы всё продали, заложили. Надо немножко встать на ноги.

— Ну ладно! — нехотя согласился отец и вздохнул: — Извелась ты у меня!..

Утром, едва раздался заводской гудок, Димитрий в рабочей блузе зашагал в Мотовилиху. Дуня, уходя в прачечную, заперла Валю дома. Подражая взрослым, девочка принялась подметать пол, мыть посуду. Больше делать было нечего. Взяла тряпичную куклу, уложила её спать и сама забралась на окошко.

Их маленький домик стоял на окраине города Перми.

Под окнами — небольшой огород. В самом углу, у забора, — высокая зелёная берёза.



«А почему у ней ствол из берёсты и такой белый? — думала Валя. — Ветки тонкие, спускаются низко-низко!»

Вот скворец сел на веточку. Она согнулась. Птица перебралась повыше. Качается и поёт.

— Мне бы так! — и девочка сама запела:


Петушок, петушок,

Золотой гребешок,

Выгляни в окошечко…


Дальше слов она не знала. Повторила несколько раз одно и то же. Замолчала. Ей стало скучно.

До сих пор Валя редко оставалась одна. А последние недели отец всегда был с нею. Они уходили далеко в поле. Отец ложился на траву. Солнышко грело ему худое лицо. А глаза у него были совсем голубые, как небо. Вале не хотелось лежать. Она бегала кругом, собирала цветы. Теперь приходилось одной сидеть дома. Она заплакала. И некому спросить, о чём она плачет.

Уже солнце больше не заглядывало в комнату. В огороде на грядки легла тень от берёзы.

— А откуда приходит тень?

О многом надо спросить Вале, а кого спросишь?

Наконец заскрипела и отворилась дверь.

— Мама, мамуля! Не оставляй меня больше одну!

Но маме не до неё. Она суетится у печки, варит что-то, и некогда ей отвечать на бесчисленные вопросы дочки.

Вот и отец вернулся. Он устал.

— Отдохни! — сказала ему Дуня.

А он, как прежде, посадил девочку на плечи и ходит с нею.

Хотел подбросить, — едва не уронил.

— Тяжёлая ты стала, дочка!

— А может, ты без работы силы потерял?

Он засмеялся на слова жены. И Валя почувствовала, что в доме у них стало как прежде.

Глава вторая

Валя любила «пачкать бумагу», как говорила мать. Девочку всегда обижали такие слова.

Обычно она показывала рисунки отцу. Глядя на каракули дочки и не желая огорчить её, он восхищался чудесным домом и садом. Постепенно рисунки ребёнка становились осмысленнее. Димитрий уже обращал внимание девочки на недостатки:

— Почему же я стою совсем близко от тебя — и маленький? А мама далеко, в огороде. Зачем ты сделала её такой большой? Так же не бывает, дочка!

— Почему так не бывает?

Димитрий не мог объяснить. Он сам мало учился. А как хотелось учиться! Его взяли из четвёртого класса приходского училища и сразу отдали на завод в Мотовилиху.

— Тебя, доченька, я буду учить! И Валентина Столбова станет. Кем же ты станешь?

Валентина Столбова не задумываясь ответила:

— Трубочистом, папа.

Дуня засмеялась:

— Вот и учи! Немногого хочет наша дочь!