с нервным смешком ответил:
– Вы хотите, чтобы у меня хобот вырос?
Бог индийского пантеона слоноголовый Ганеша, неужто он был термовампиром, поставившим над собой столь рискованный опыт?
Упыри, вурдалаки и прочие сосуны находятся в неприкрытом рабстве у высших вампиров. Без господской защиты эти полуразумные колонии давным-давно подверглись бы дезинфекции. Термовампиры, проникшие во властные структуры, осуществляют контроль за секретностью, руководят кампанией по дезинформации и вообще во многом определяют нашу нынешнюю жизнь. Если они и впрямь пусть не бессмертны, но срок их жизни хотя бы на порядок превышает продолжительность жизни человека, им не так трудно добиваться подобных успехов.
Владычество хладных вурдалаков не особо пугает меня. В конце концов, среди власть имущих встречаются такие упыри, что только держись… хотя с точки зрения микробиологии они представляются вполне законченными моноорганизмами. Куда серьезнее проблема легализации сообщества вампиров. Сторонники этой идеи (разумеется, из числа термовампиров) доказывают, что так можно свести к минимуму жертвы среди человеческой популяции, причем погибать будут не самые беспечные, а самые недостойные. При этом совершенно не учитываются последствия шока, который испытает человечество, узнав, что оно всего лишь кормовая база для высшего разума.
– Помилуйте, – доказывал мне знакомый вампир, – ведь вас не шокируют ни комары, ни шпанская муха?
– Это паразиты, мы их давим, а вы хотите встать в господствующее положение…
– А вы не паразитируете на своих домашних животных? Да, они по сравнению с вами неразумны, но и мы относительно вас – высший разум! Ведь это ваши ученые объявили, что задача разума – бороться с энтропией, а мы единственные существа в мире, нарушающие второе начало термодинамики, значит, именно мы наиболее разумны среди всех разумных существ.
Разговоры кончились ничем, однако недавний выход книги Марины и Сергея Дяченко «Казнь» настраивает на пессимистический лад. Разумеется, все имеющиеся там разговоры о природе вампиризма, о какой-то глобулинозависимости проходят по разряду «дезы», однако самый сюжет доказывает, что своеобразное анкетирование людей по вопросу легализации вампиров началось. Кроме того, вслед за Сапковским и Лукьяненко Дяченки вовсю лепят положительный вампирий образ. То есть вновь писатели-фантасты шагают в первых рядах коллаборационистов.
Остается надеяться, что большинство вампиров окажутся достаточно нечестолюбивыми, чтобы отказаться от планов захвата номинальной власти, удовлетворившись властью реальной. На настоящий момент все подлинные сведения о вампирах засекречены, и утечка информации решительно пресекается наиболее естественным для вампиров способом. Что касается данной работы, то автор, будучи термодонором и одновременно писателем-фантастом, чувствует себя в полной безопасности. А вот читатели… они будут подвергнуты ликвидации. Но ведь я вас предупреждал, я заявил об опасности в самом первом абзаце. Не послушали, прочитали? Теперь прикиньте расстояние до ближайшего кладбища и ждите гостей.
Бабушки
Внутридворовая детская площадка. Горки, песочницы, качели. Карусельки, которые дети постарше раскручивают до опасных скоростей. Домики… их любят обживать местные алкаши, но родительская общественность в последнее время с успехом их гоняет.
Детишки на площадке обитают разновозрастные. Младшие – годовалые карапузы, что приехали в колясках и теперь стоят посреди песочницы, с важным видом сжимая в кулаке пластмассовые грабельки, которыми еще не умеют пользоваться. Старшие – пацанва лет двенадцати. Эти гуляют без родительского присмотра, бесятся на многоскатной горке, размахивают качелями так, что те звонко ударяют о стопор, до визга раскручивают карусельку. Игры их опасны и очень не одобряются мамами, пришедшими выгуливать потомство детсадовского возраста. Просто удивительно, что ближе к вечеру все расходятся по домам целыми и невредимыми.
По периметру прогулочной зоны стоят скамейки. На них восседают мамы и бабушки, чьи чада играть умеют самостоятельно, но требуют постоянного присмотра. Временами то одна, то другая дама вскакивает и, быстренько наведя порядок в игровом процессе, возвращается к посиделкам.
Лишь одна скамеечка выбивается из общего ряда. Три старушки, занявшие эти сиденья, кажутся слишком древними, чтобы гулять с внуками. Наверняка их внуки давно выросли, играют в другие игры и разве что правнуков бабушкам покуда не подарили. Таким старушонкам сидеть бы около парадной, а не занимать родительские места. Но они приходят каждый день, и никто их отсюда не гонит.
Посередине сидит низенькая, полная старушка с круглым улыбчатым лицом. Седые волосы собраны на затылке в учительскую кичку. Движения ее неторопливы, речь размеренна. Всякий скажет, что бабушка преподавала в младших классах и помнит по именам всех своих учеников, особенно неслухов. По сторонам от учителки сидят две высокие худые дамы со строгим выражением лиц. Волосы одной выкрашены в особый голубоватый цвет, что встречается только у старух. Последняя вовсе не отличается особыми приметами.
Никто не знает, о чем разговаривают бабки возле парадной, – это великая старушечья тайна. А те, что пристроились на детской площадке, беседуют о внуках: своих, что давно выросли, или чужих, взрослых и маленьких… Впрочем, внуки, как чекисты, чужими не бывают.
– Младшенький из моих с армии пришел и в МЧС определился, пожарным. Я так переживала, боялась, что он на сверхурочную останется…
– Чем тебя армия не устраивала? Дело не хуже любого. За парня бояться тебе нечего, подстрахуешь, ежели что.
– Жестокости в нем было много, вот я и боялась рецидива. А подстраховывать взрослого парня… Не занималась таким и заниматься не стану. К тому же годы мои не те. Мне на пенсию давно пора. – Бабулька приподнялась и ловко отфутболила подкатившийся к ее ногам мячик. Владелец мяча перехватил пас и погнал мяч дальше, без особой, впрочем, цели.
– Мамаша, небось, думает, что сынуля станет футболистом, новым Марадоной, – произнесла одна из старух. – Будет по миру разъезжать, перебегать из одной команды в другую за миллион долларов.
– А кем он на деле станет? – спросила старушка с голубыми волосами.
– Бог его знает, – низенькая бабулька пожала плечами и сплюнула через правое плечо. – Вырастет, кем-нибудь станет. Но миллионов ему не видать. Зато вон где будущий футболист. Золотая медаль на чемпионате страны.
– Ты никак сдурела, подруга. Это же девочка.
– Я в норме. А вот ты, милая, от жизни отстала. Теперь девки и в футбол гоняют, и штанги тягают, и боксом друг дружке физиономии чистят. Тьфу, глаза бы не глядели.
– Сурова ты, мать. А сама-то какова?
– Мне можно. И потом, я на себя не гляжу. Как я это сделаю, если меня зеркало не отражает?
– Девоньки, хватит болтать. Гляньте, вон та пацанка сейчас с качелей грохнется.
– И что? – спросила толстушка с добрым лицом. – Ну, убьется, так ведь не до смерти. Даже костей не переломает. А в следующий раз думать будет, как можно раскачиваться, а когда притормозить следует.
Качели издали предсмертный скрип и перекосились набок. Любительница острых ощущений вылетела и припечаталась четырьмя точками о пластиковое покрытие.
– Хорошо, что не по асфальту, – заметила добрая.
– Хорошо, хоть не носом! – охнула та, что хотела вмешаться.
Девчонка тоненько ныла. Посторонние мамы и бабушки словно не заметили несчастного случая.
– Девоньки, ведь крепко убилась малышка, – вмешалась третья из старушек, – а мы сидим, как у черта на именинах.
– Не до смерти, – повторила полненькая.
– Коленки в кровь изгваздала. Шрам на всю жизнь останется.
– И что с того?
– Она же девочка. Это парня шрамы украшают. А тут на самой коленочке метка. Все ножки испортила, самую красоту. Может, попробовать заговорить, чтобы следа не осталось?
– Я те заговорю. Пусть так живет.
Девчонка, похныкивая, похромала к парадной.
– А теперь слушайте, жалостливые мои, – неожиданно жестко объявила добрая бабушка. – Девонька, сами видели, красотуля. А вырастет, станет красавицей всем на загляденье. Плюс мамашка – дура, пошлет на конкурс красоты. Какое она там место займет – не знаю, но с этих конкурсов прямая дорога в красивую жизнь. Скурвится наша девочка или нет – не мне судить. Но появится у нее шикарный бойфренд с крутой иномаркой. А лапушка наша, сами видели, рисковая. Сейчас она отделалась падением с качелей и царапиной на коленке, а если бы мы ее подстраховали или подлечили, то на машине она гробанулась бы до смерти и бойфренда с собой захватила.
– Легко тебе, когда умеешь будущее проницать…
– Не скажи. Мне только чужая смерть открыта – да и то, когда она насильственная. А в остальном меня еще больше зажимают, чем вас. Начальство зверствует… да вы сами понимаете.
Все три пригорюнились, вспоминая любимое начальство. У каждой оно было свое, но вспоминалось одинаково.
– Эх, на пенсию бы… – вздохнула крашенная в голубой цвет.
– Девки, хватит ныть! – остановила подруг добролицая. – Тут настоящая работа намечается.
Виновника обнаружили сразу. Обычно дети помладше являются на площадку со своими игрушками, но тут же их бросают и вцепляются в чужие. Оно и понятно, незнакомые игрушки интереснее. Лишь изредка встречаются индивидуалисты, играющие только личным имуществом, но в их действиях всегда видно влияние семьи. Однако на этот раз на площадке объявился четырехлетний уникум, который, как и полагается, развлекался чужими игрушками, но за своим добром – ведерком, совком, самосвалом на веревочке – следил строго, чтобы никто на него не смел посягнуть.
Дети трех и особенно четырех лет обычно прекрасно умеют разговаривать, но послушайте, на каком волапюке общаются они между собой. Даже такие популярные слова, как «да» и «нет», у них отсутствуют. Словарный запас ограничивается терминами «дай», «на» и «мое». Причем слово «мое» выучивается раньше других. Объект, привлекший внимание трех старушек, этим словом владел в совершенстве, но даже его частенько предпочитал не произносить.