Холодная и чистая вода.
Магические хороводы чисел:
Две пары глаз. О трех коронках рот.
Из царства полоумных трубочистов
Берет начало насекомый род.
Такой упорный. И такой невзрачный.
Распространяющий свой медленный восторг
По дреме лет. Кипение прозрачной
Любви - во граде каменных реторт.
Сон времени. Кипение любви.
Вращение квартир, чуланов, кухонь.
Мохнатые больные муравьи
Переползают в раковину уха,
Чтоб выжрать жизнь.
Чтоб выжрать сонм мгновений.
И такова судьба святой воды:
На чаше дня от их прикосновений
Останутся пахучие следы.
5
Сохнущие кроны.
Остерман. Фольварк.
Тянется Бироном
Тополиный парк.
Мертвенного света
Капельки в норе
Стертые монеты
Редких фонарей.
Я хожу бессильный,
Я гляжу в окно:
В темноте осиной
Лунное пятно.
Я не верю божьей
Многомудрой лжи
Никогда мне больше
Не придется жить.
Никогда оконных
Не пугать ворон.
Царствуйте спокойно,
Боги похорон!...
Я их вижу ясно,
Словно пред собой:
Белый и безглазый,
Мятый, голубой.
Старческие лица.
Кости черепиц.
Желтые ресницы
Высохших глазниц.
Брови. И надгробья
Зубчатой стены.
Сколько раз в утробе
Сна отражены.
Сколько раз - удушлив
День мой умирал
В скопище подушек,
Простынь, одеял.
Сколько бесполезно
Медленно гореть,
Восковой болезнью
Чахнуть и болеть.
Пустота фольварка.
Остермана рот.
Призрачного парка
Долгий хоровод.
Хоровод безбольный
Черный, золотой.
Я качаюсь - полный
Сонной немотой.
Полный не любовью,
Пылью пустяков,
А сухою кровью
Двух холостяков.
На тисненой коже
Синие ножи.
Никогда мне больше
Не придется жить.
Никогда оконных
Не пугать ворон.
Царствуйте спокойно,
Боги похорон!
Не пойдут живые
В мертвую страну.
Куклы восковые
Любят тишину.
6
Иночество.
Язык налит
Немотой непреклонной.
В скворечнике города
Осень горит
Желтыми листьями кленов.
Недолго осталось
До того дня,
Когда глухая квартира
Деревянным забором
Отгородит меня
От всего остального мира.
Не думать - ничего - не сметь.
К сердцу крадется сладко
Поздняя осень, Грачиная смерть,
На тонких когтистых лапках.
Иночество.
Та же лесть,
Что - листопад кружила,
Будучи ложью.
Мертвы есть
Вены ее и жилы.
Час наступает.
Деревянный забор
Скрыть не сможет огня.
Тих осенний собор,
Что призовет меня.
Вчерашние страхи легки.
Я вброд через них бреду.
Недолго осталось
До той реки,
В которую я войду.
Шепоты суток. Обвал ночей
Смерть. Листопад И рой
Черного снега.
И хор грачей
Останутся за спиной.
Иночество.
Коса - звенит.
Волосы ломки, как лен.
Больно старухе.
Осень горит
Янтарным своим огнем.
7
Был впереди один исход,
Была одна награда.
Был неумолчен тихий ход
Большого циферблата.
Соленым чем-то был стакан
Наполнен. И беспечно
За тараканом таракан
Шагали прямо в вечность.
И кисеями небеса
Над ними нависали.
На стебельках у них глаза.
И - двигали глазами.
Был день, намеченный вчерне,
Был дождь, глухой и мелкий.
Был циферблат часов черней,
Чем часовые стрелки.
Плелась стоухая Молва.
Домов лепились соты.
Моя катилась голова
По краю горизонта.
8
Сидит за шторами паук,
Магистр всех познанных наук.
Он непомерно головаст,
Он не догматик, не схоласт.
Он друг любого интереса .
И вечный движитель прогресса,
Прогресса палок, конуры,
Доносов, сплетен и муштры.
Он друг велеречивой куклы,
Он друг засахаренных буклей,
Он друг огромных париков
Таких же умных пауков.
А по призванию - он лекарь,
Целитель желчи и мочи.
А по призванию - он пекарь
Засохших корок на печи.
ВРЕМЯ СУМЕРЕК
1
В окне качаются звезд весы,
И нити весов слепят.
Есть в мире - Стены, и есть - Часы,
И нет в том мире тебя.
Серпа-Кащея тощий лик
Тени ночной тощей.
Ночному Кащею страшен и дик
Незыблемый лик вещей.
В небо Черные Рыбаки
Бросили невода.
Ночь - густая, как куст ракит,
Тихая, как вода.
Собрат Кащея - тощий клещ
Мучает и сосет:
Вещь всегда - это только вещь,
Знак о тебе и всё.
Густо замешан звезд творог,
И крошки его слепят.
Есть в мире - Дом, и есть - Порог,
И нет в том мире тебя.
Хлеб и вода. Угар ночной.
Чертополоха жуть.
Легкой дорогой передо мной
Сияет Млечный путь.
2
В трамвайных ли предгрозовых звонках
Весь город жив, как будто бог из жести.
И тополя, как спицы с волчьей шерстью,
В старушечьих почти недвижимых руках.
Как раскаленный от стрельбы наган
Выталкивает пар - угля и серы,
Выдавливает зной нутро упругой сферы
Из дыма вер - в отместку всем богам.
Подобно ей - в мерцаньи сонных ласт
Плыл толчеей ручей мучительного кадра:
Из горловины жуткого, как заросли, театра,
От камня одуревшего и сна комедиантств.
Чаинки тел мешал сад, давший сень и дом.
Душней воды воздушное пространство.
Он с фиолетовым каким-то постоянством
Шел в переулок дня и упирался лбом.
И мальчик с крыльями, как ангел на горе,
Зеленым отсветом был освещен трамвая
И длился только миг - поденкой умирая
И возвращаясь в свой забытый Назарет.
Ты ни о чем сейчас со мной не говори.
Зеркальная река в дыму небесной фрески
Хребты гранитных плит очерчивает блеском
И с нежностью жука - ползет. И лак - горит.
Латунный цвет звонка. Пиши удушье гроз.
Фонтанка день и ночь - несет свои чернила.
Безумия тонка связующая сила
Гусиного пера и голоса волос.
3
Расходится влажный клубок бытия
В тот час, когда судорогою косою
В ковше небосвода свело полосою
И цвета брусники, и цвета лисья.
Ты пьешь этот час языками имен,
Волчица осенняя с лунною шерстью.
В шестах фонарей начинается шествие
Зарывшихся в шерсть и бесшумных времен.
Взрывая пространство ночей городских,
С бензином мешается запах ковыльный.
Сквозь толщу такую почти восковые
Оскалы личин: черемис или скиф.
Морока работы. По-рыбьи скорбя,
Как будто все сны отвергающий на спор,
Глаза разноцветные выпучив, транспорт
Слоняется призраком через тебя.
Твой заспанный свет ощущая спиной:
Фонтанка-несчастье, безумен и славен
Прозрачный - души фиолетовой - пламень,
Лакающий ночь и как ты - ледяной.
Прощание. Черноголосья азы.
Фонтанка-волчица. В пучину такую
Дышать, словно - шерсть по гортань вековую,
Бессмертия выплеснув алый язык.
4
Масло густое безумной реки.
Осени сажа. Под скатами крыши
Жалом осы, не дыша и не слыша,
Пишется времени вопреки,
Ядом лекарства, бессонным окном
Страх, что в артериях пламенем бродит.
Кажется - ртутная колба исходит
Медленным и молочным огнем.
Есмь одинок. Но кошмарами врос
Шлак и булыжник - домовая насыпь.
Рисом намешаны спящие взасыпь,
Пьющие смертную осень взасос.
Осень. И звезд крупяная икра.
Длится ремонт берегов.
И исчерпан Камень веков в котловане.
И нерпой Спит в котловане заброшенный кран.
Все, что имеется: Жар сквозняка
Звезды и сор. Лопухи и эпохи.
Плаха собора. Град страха.
И крохи Веры, иссохшей неведомо как.
Бал листопада над дымной рекой.
Сажа и копоть. Тоска василиска.
Черная нерпа. Изгой абиссинский,
Жизнь отнимающий сладкой рукой.
Темные призрачные языки.
Купол небес беснованием краплен.
Знания яд истекает по капле
На берегу сумасшедшей реки.
Все, что имеется: Чахлый молох.
На горизонте - дыханье сполохов.
В каменных недрах чертополоха
Хохот и визги. И переполох.
Все, что имеется: Масло реки.
Шлак и булыжник. Осенняя точность.
Колба слепящая. Сажа. И - то, что
Пишется времени вопреки...
Спит или в яви соседний уют:
Улей комнат, зажатых вещами.
Души шмелиные, тени песчаные
Алчут всенощно и жить не дают.
5
Девятнадцатый день царскосельской рекой
Льет багряный октябрь, невесомый и призрачный.
Сад от звездных дождей почернел и такой
Стал прозрачный, как будто истаяв от иночеств.
Не понять, хоть убей, этот месяц безумств,