Прежде чем мистер Кредль успел решить, следует ли ему воспользоваться нынешним случаем, чтобы еще раз порхнуть к огоньку, – в подобного рода действии он не стеснялся присутствием мисс Спрюс, – дверь в гостиную отворилась и в нее вошла Эмилия Ропер.
– Ах, мистрис Люпекс! – сказала она. – И мистер Кредль!
– И мисс Спрюс, прибавьте, моя милая, – сказала мистрис Люпекс, показывая на старую леди.
– Я ведь старуха, вы знаете, – заметила мисс Спрюс.
– О да, я вижу мисс Спрюс, – сказала Эмилия. – Я ни на что не намекала, могу вас уверить.
– Я и не думала об этом, душа моя, – сказала мистрис Люпекс.
– Право, я никак не полагала, чтобы вы были так спокойны… я хочу сказать, что когда услышала о ссоре, я полагала… Впрочем, если последовало примирение, то поверьте, никто так не рад ему, как я.
– Да, мы помирились.
– Если мистер Люпекс удовлетворен, то я радуюсь от души, – сказала Эмилия.
– Мистер Люпекс удовлетворен, – возразила мистрис Люпекс, – и позвольте вам сказать, душа моя, зная, что вы надеетесь сами выйти замуж…
– Мистрис Люпекс, я не надеюсь выйти замуж – по крайней мере сейчас.
– А я думала, что вы даже торопитесь. Во всяком случае, позвольте сказать, что, когда вы будете иметь мужа, то увидите, что не всегда возможно поддерживать доброе согласие. Нет ничего хуже жить на этих квартирах: какой-нибудь пустой ничтожный случай, и о нем все уже знают. Как вы скажете, мисс Спрюс?
– Я скажу, что гораздо спокойнее жить на квартире, чем содержать квартиры, – отвечала мисс Спрюс, немного побаивавшаяся своих родственников Роперов.
– Это каждому известно, – сказала Эмилия. – Если какой джентльмен будет приходить домой в пьяном виде и грозить убийством другому джентльмену в том же доме и если леди…
Эмилия остановилась, она знала, что линейный корабль, с которым приготовилась сразиться, обладал большой боевой мощью.
– Дальше, дальше, мисс, – сказала мистрис Люпекс, вставая с места и выпрямляясь во весь рост. – Так что же, если леди?
Теперь можно сказать, что сражение началось и что два корабля были обязаны, по общим законам храбрости и ведения войны на море, поддерживать бой до тех пор, пока один из них не будет совершенно обезоружен, взорван или пущен ко дну. В этот момент для постороннего зрителя трудно было сказать, кто из сражающихся имел более верный шанс на успех. Правда, преимущество мистрис Люпекс состояло в большем боевом опыте: привычка драться, делавшая ее знания в этом вопросе почти безграничными, храбрость, заглушавшая чувство боли от ран до конца сражения, и, наконец, беспечность, делавшая ее почти равнодушной к тому, потопят ли ее или она останется наплаву. С другой стороны, Эмилия располагала тяжелой артиллерией и имела возможность бросать более крупные снаряды, чем неприятель, и она тоже приняла грозный вид. Если б им пришлось сцепиться и вступить в рукопашный бой, то Эмилия, без всякого сомнения, вышла бы из него победительницей, но мистрис Люпекс была слишком хитра, чтобы допустить подобный маневр, однако все же была готова на всякий случай и жаждала битвы.
– Ну так что же, если леди? – спросила она таким тоном, который не допускал миролюбивого ответа.
– Всякая леди, если только она леди, – сказала Эмилия, – должна знать, как ей следует вести себя…
– Так вы намерены учить меня, вы, мисс Ропер? Премного вам обязана. Значит, вы придерживаетесь манер, усвоенных в Манчестере?
– Я придерживаюсь честных манер, мистрис Люпекс, обращения, в котором соблюдается приличие, обращения, которое не наводит ужаса на дом, полный народа. Для меня все равно, будут ли это манеры манчестерские или лондонские.
– Манеры модисток?
– Все равно, мистрис Люпекс, манеры модисток или театральные, но в них пока нет еще ничего такого дурного, как в вашем обращении, мистрис Люпекс. Поняли вы меня? Чем объяснить ваши отношения к этому молодому человеку? Разве только тем, что вы хотите чрез пьянство и ревность свести с ума вашего мужа и посадить его в дом для умалишенных?
– Мисс Ропер! Мисс Ропер! – сказал Кредль. – Послушайте…
– Оставьте ее, мистер Кредль, – сказала Люпекс, – она не стоит ваших слов. Если вы питаете к бедному Имсу дружеские чувства, то лучше скажите ему, что это за женщина. А как поживает, душа моя, мистер Джунипер из магазина Грограма, в Сальфорде? Не беспокойтесь! Мне все известно и все будет известно Джонни Имсу, этому бедному, несчастному, безрассудному юноше! Осмелилась мне говорить о пьянстве и ревности!
– И буду говорить! Но теперь, когда вы упомянули имя мистера Джунипера, мистер Имс и мистер Кредль могут узнать обо всем. Насчет мистера Джунипера в поведении моем не было ничего такого, что могло бы заставить меня стыдиться.
– Мне кажется, трудно заставить вас стыдиться чего бы то ни было.
– Позвольте вам сказать, мистрис Люпекс, вы, вероятно, не намерены нарушать своими поступками благопристойность этого дома?
– Я проклинаю тот день, когда Люпекс привел меня в ваш дом.
– В таком случае заплатите деньги и убирайтесь вон, – сказала Эмилия, указывая на дверь. – Я ручаюсь, что дело тогда обойдется без содействия полиции. Отдайте только долг моей матери и можете отправляться, куда вам угодно.
– Я уйду отсюда, когда мне вздумается, но ни часом раньше этого. И как ты смеешь говорить мне подобные вещи, ты, цыганка?
– Нет, ты уйдешь отсюда, когда нам вздумается, стоит только пригласить полицию, которая заставит тебя выехать из нашего дома.
В этот момент Эмилия, стоявшая перед своим врагом подбоченясь, по-видимому, выигрывала сражение. Горечь языка мистрис Люпекс не производила особенных результатов. Со своей стороны, я такого мнения, что замужняя женщина непременно заставила бы замолчать женщину незамужнюю, если бы в битве как следует накалились страсти, разумеется, без применения абордажных орудий. Но в этот момент в комнату вошла мистрис Ропер, сопровождаемая сыном, и сражающиеся разошлись.
– Эмилия, что это значит? – спросила мистрис Ропер, стараясь принять на себя вид крайнего изумления.
– Спросите мистрис Люпекс, – отвечала Эмилия.
– И мистрис Люпекс ответит, – подхватила эта леди. – Ваша дочь пришла сюда и напала на меня… осыпала меня градом таких выражений, и все это перед мистером Кредлем…
– Да, я спросила только, почему она не платит долга и не оставит этого дома, – сказала Эмилия.
– Замолчи! – вскричал ее брат. – Не твое дело вмешиваться в то, о чем тебя не спрашивают.
– Но, полагаю, мое дело вмешаться, когда меня оскорбляет такая тварь, как эта.
– Тварь! – вскричала мистрис Люпекс. – Желала бы я знать, кто из нас двоих больше похож на тварь! Я сейчас вам объясню это. Эмилия Ропер…
Поток красноречия мистрис Люпекс был остановлен, потому что Эмилия с помощью толчка своего брата исчезла за дверью. С мистрис Люпекс сделалась истерика, и в этом случае диван оказал ей существенную услугу. Мы оставим ее в покое на некоторое время, чтобы, в свою очередь, успокоилась и мистрис Ропер.
«Вот же находка же будет для Имса, если он женится на этой девчонке», – говорил про себя Кредль, отправляясь в свою комнату, и в то же время гордился своим собственным положением и своими подвигами, сознавая, что единственным поводом к происходившей баталии было особенное внимание к его особе со стороны замужней женщины. Так и Парис[28] находил большое удовольствие и гордость в десятилетней осаде Трои.
Глава XII. Лилиана Дейл становится бабочкой
Теперь мы вернемся в Оллингтон. То же самое утро, которое принесло Джону Имсу два письма, принесло и в Большой дом, между прочим, следующее послание к Адольфу Кросби от графини Де Курси. Оно было написано на розовой бумаге, гладкой, как атлас, и пропитанной нежным ароматом, в уголке ее стояла коронка и причудливый вензель. Вообще послание имело фешенебельный и привлекательный вид, так что Адольф Кросби нисколько не сердился, получив его.
«Замок Курси, сентябрь 186*.
Любезный мистер Кросби,
мы получили о вас некоторые сведения. К нам приехали Гейзби и рассказывают, что вы наслаждаетесь сельской жизнью в какой-то очаровательной деревеньке, где среди прочих прелестей находятся лесные и водяные нимфы, которым посвящается большая часть вашего времени. Так как это совершенно в вашем вкусе, то я ни за что в мире не хотела бы нарушить ваших наслаждений, но если вы можете оторваться от оллингтонских рощ и фонтанов, мы бы встретили вас здесь с радушием и восторгом, хотя после вашего земного рая вы найдете нас весьма неромантичными.
К нам приедет леди Дамбелло[29], которая, я знаю, предмет вашего восхищения, или не вы ли ее любимчик? Я приглашала леди Хартльтон, но она не может оторваться от бедного маркиза, который, как вам известно, очень слаб. Герцога сейчас нет в Гаверуме, но это обстоятельство, без всякого сомнения, не может препятствовать приезду сюда милой леди Хартльтон. Полагаю, что дом наш будет полон и что в нем не будет недостатка в нимфах, хотя, я боюсь, они не будут вроде лесных и водяных. Маргеритта и Александрина желают, чтобы вы приехали, они говорят, что вы имеете удивительную способность поддерживать приятное настроение духа в доме, полном народа. Пожалуйста, уделите нам хотя недельку, прежде чем вернетесь к управлению делами нации.
Всецело вам преданная Розина Де Курси».
Графиня Де Курси была старым другом мистера Кросби, то есть таким старым другом, какие бывают в той среде общества, в которой обитал мистер Кросби. Он познакомился с ней лет семь тому назад, бывал на всех ее лондонских балах, повсюду весьма охотно и мило танцевал с ее дочерями. По старинным семейным отношениям он находился в короткой дружбе с мистером Мортимером Гейзби[30], который, будучи адвокатом, и адвокатом весьма замечательным, женился на старшей дочери графини и в настоящее время заседал в парламенте, в качестве депутата от города Барчестера