– Нет, об этом деле я никому еще не сказала ни слова.
– Поэтому вы не можете знать мнения вашей мамы. Что касается дяди, то я точно знаю, что брак наш – одно из самых горячих его желаний. Если я сам не заслуживаю с вашей стороны никакого внимания, то полагаю, что одно уже уважение к дяде должно принудить вас подумать, прежде чем вы дадите окончательный ответ.
– Для вас я бы сделала более, чем для него, гораздо более.
– В таком случае сделайте это для меня. Позвольте мне думать, что я не получил еще ответа на мое предложение, отсрочьте ваше решение на месяц, до Рождества… до какого вам угодно времени, лишь бы только я знал, что дело это еще не решено, и мог бы сказать это дяде Кристоферу.
– Бернард, это будет бесполезно.
– Это, по крайней мере, покажет ему, что вы намерены подумать.
– Напротив, у меня нет такого намерения, вовсе нет. Я знаю очень хорошо, и с моей стороны было бы весьма нечестно, если бы я решилась вас обманывать.
– Значит, вы хотите, чтобы я передал дяде именно этот ответ?
– Откровенно вам скажу, Бернард, для меня решительно все равно, что бы вы ни сказали дяде по этому делу. Он не имеет никакого права располагать моим правом выбирать мужа, и потому мне нет надобности обращать внимание на его желания. Я в нескольких словах объясню вам свои чувства по этому вопросу. Я не выйду замуж против желания мамы, но даже если бы она пожелала мне кого-то в женихи, я не выйду против своего собственного желания. Что касается дяди, я вовсе не считаю себя обязанной учитывать его желания по вопросу, касающемуся собственно меня.
– Но ведь он глава нашего семейства.
– Для меня это ничего не значит.
– Он всегда был так великодушен ко всем вам.
– В этом я с вами не согласна. Он не был великодушен к нашей маме. Напротив, в отношении к ней он весьма суровый и скупой человек. Он отдает ей свой дом только потому, что ему непременно хочется, чтобы Дейлы перед светом и людьми казались респектабельными, и наша мать живет в этом доме, собственно, из-за нас. Будь моя воля, я бы завтра же оставила этот дом, а если не завтра, то сейчас же после свадьбы Лили. Я бы даже раньше ее свадьбы отправилась в Гествик и жила бы там, как живут Имсы.
– Мне кажется, Белл, вы неблагодарны.
– Нет, я не неблагодарна. Вы говорите, Бернард, чтобы я посоветовалась с дядей насчет моего замужества, но я скорее бы посоветовалась с вами, нежели с ним. Если бы вы позволили мне смотреть на вас как на брата, я бы не задумалась дать вам обещание не выходить замуж за человека, выбор которого вы бы не одобрили.
Такие отношения между ними никоим образом не согласовывались с целями Бернарда. Не далее как четыре или пять недель назад он думал, что сам он не слишком беспокоится об этом браке. Он говорил себе, что кузина ему нравится, и что весьма недурно было бы для него сделаться семьянином, ведь его дядя был рационален в своих желаниях и довольно щедр в своих предложениях, поэтому жениться следовало. Ему и в голову не приходило, что кузина откажется от такого выгодного предложения, а тем более он не мог допустить мысли, что из-за этого отказа ему придется страдать. Бернард, конечно, испытывал совсем не то чувство, которое присуще влюбленным, ведь они ради любви готовы принести в жертву все, что для них дорого в жизни. В то время, когда он, сидя рядом с Белл на мягкой траве подле живой изгороди, рассказывал ей повесть о своей томной любви, ему казалось, что он вовсе ничего не приносил в жертву. Он совсем не предвидел, что ему придется испытывать разочарование, досаду и горесть. И полагал, что принятие его предложения станет его маленьким торжеством, но никак не думал получить отказ и вместе с тем испытать унижение. В этом настроении он приступил к исполнению своего плана и теперь увидел, к своему крайнему изумлению, что ответ этой девочки делает его совершенно несчастным. Он только выразил желание на приобретение известного предмета, и одно проявление такого желания уже возбуждало в нем жажду непременно обладать этим предметом. В то время когда лошади их тихой рысью шли одна подле другой, когда за словами Белл, высказанными с полной искренностью, последовало молчание с той и другой стороны, Бернард сознавал, что в нем было гораздо более желания, чем он предполагал. В эту минуту он чувствовал себя несчастным, разочарованным, озабоченным, неуверенным в своем будущем, чувствовал себя ребенком, которому непременно хочется иметь игрушку, которая ему понравилась. Он сердился на себя, и в то же время на душе у него было и тяжело и грустно. Бернард пристально смотрел на Белл, когда она, молчаливая, спокойная и несколько печальная, сидела на своей маленькой лошадке, и сознавал в глубине души, что Белл прекрасна, что она представляет собой именно тот предмет, которым ему хотелось бы обладать, если бы только это было возможно. В ту минуту Бернард чувствовал, что любил ее, и в то же время сердился на себя за такое чувство. И зачем ему подчиняться слабости, заглушающей рассудок и все другие чувства? Ведь любовь никогда не доставляла ему ни малейшего удовольствия. До нынешней поры он никогда не допускал этого чувства, но теперь принужден был допустить его, потому что оно становилось для него источником беспокойства и огорчения. Нам, впрочем, позволительно еще сомневаться в искренности любви Бернарда Дейла к своей кузине. Не был ли он более влюблен в свое желание? Как бы то ни было, Бернард против своей воли произнес приговор над собой, что влюблен, и сердился за это и на себя, и на целый свет.
– Белл, – сказал он, подъехав к ней на самое близкое расстояние. – Я бы желал, чтобы вы поняли, как я люблю вас.
В этих словах и в тоне голоса, которым они были высказаны, Белл действительно видела более любви, чем спекулятивных расчетов, обнаруживаемых до этой поры Бернардом.
– Но разве я не люблю вас? Разве я не предлагала быть для вас сестрой во всех отношениях?
– Это ничего не значит. Подобное предложение я считаю за насмешку надо мной. Белл, я не отстану от вас. Дело в том, что вы еще не знаете меня, как вы должны были бы узнать человека, прежде чем выберете его своим мужем. В этом отношении вы и Лили не похожи друг на друга. Вы очень осторожны, вы сомневаетесь в самой себе и, может, сомневаетесь в других. Я задумал это дело, я желаю и решился выполнить его и буду стараться, чтобы желание мое увенчалось успехом.
– Ах, Бернард, напрасно вы это говорите! Поверьте, когда я говорю, что этому не бывать никогда.
– Нет, я не верю, я не хочу вам поверить. Я не позволю довести себя до отчаяния. Откровенно вам скажу, что не хочу вам верить. Я могу надеяться, и надежды от меня никто не отнимет. Нет, Белл, я не оставлю вас… не оставлю до тех пор, пока не увижу вас женой другого человека.
При этих словах они въехали в ворота сквайра и отправились к конюшням, где по обыкновению слезали с лошадей.
Глава XIV. Джон Имс совершает прогулку
Джон Имс долго смотрел на удалявшуюся кавалькаду, и лишь только затих стук лошадиных копыт, отправился в одинокую прогулку. Разумеется, настроение его было далеко не приятное. Он был крайне озабочен, и думы, одна мрачнее другой, тяготили его душу в то время как он удалялся от дома своей матери. Уж не лучше ли отправиться ему в Австралию, на остров Ванкувера[33], на…? Я не буду называть мест, которые бедный молодой человек представлял себе крайними пределами дальних путешествий, которые, по всей вероятности, ему суждено было сделать. В этот самый день, перед приездом Дейлов, он получил от нежно любящей Эмилии второе письмо, написанное вслед за первым. Почему он не прислал ей ответа? Здоров ли он? Не изменил ли ей? Нет, последнего предположения она не хотела допустить и оставалась при втором, а именно, что он захворал. Если это правда, то она бросит все и прилетит повидаться. Ничто в мире не принудит ее отказаться от места сиделки у постели своего нареченного. Если она не получит с первой же почтой ответа от своего дражайшего Джона, то немедленно, на экстренном поезде, отправится в Гествик. Таково было положение молодого человека Джона Имса! Что касается Эмилии Ропер, то можно сказать, что она принадлежала к числу тех молодых женщин, которые до последней возможности преследуют свою добычу. «Нет, мне надо куда-нибудь уехать», – говорил про себя Джон Имс, проходя с нахлобученной на глаза шляпой по одной из глухих улиц Гествика.
Что скажет его мать, когда услышит об Эмилии Ропер? Что скажет, когда увидит ее?
Джонни направился к соседнему господскому дому, намереваясь уединенно побродить по лесу. От большой дороги через поле, в полумиле от домиков, мимо которых проезжали Дейлы, пролегала тропинка. Джон Имс вышел на эту тропинку, миновал господский дом и вскоре очутился в центре гествикских лесов. Он был хорошо знаком почти с каждым деревом, потому что с той поры, как ему позволили одному совершать прогулки, он часто бродил по этому лесу. Здесь, под тенью столетних дубов, он по целым часам мечтал о Лили, в те дни он мечтал о ней с наслаждением. Теперь же он мог только вспоминать о ней как о милом создании, которое покинуло его навсегда, и вместе с тем думать о той, которая, по его выбору, заняла место Лили.
Молодые люди, люди очень юные и столь незрелые, что возникает сомнение, могут ли они считаться мужчинами, всегда более расположены к задумчивости и мечтательности, когда бывают одни, нежели в присутствии других, хотя бы эти другие были их старшие. Мне кажется, что с прошествием лет мы забываем, что так было с нами, и, забывая, не верим, что так бывает с нашими детьми. Мы постоянно говорим, что юность безрассудна. Не знаю, не будет ли вернее, если мы заменим это выражение другим и будем говорить, что юность рассудительна, благоразумна. Конечно, нет никакого сомнения, что размышления не сразу же рождают мудрость. Это еще вопрос, является ли благоразумие, которое мы обретаем в зрелые годы, результатом охлаждения ко всяческим искушениям, или оно становится итогом рассуждений и принятого решения. Мужчины, вполне оперившиеся и занятые работой, бывают большей частью слишком заняты, чтобы предаваться думам, но молодые люди, на которых общественные дела не налегли еще всей своей тяжестью, имеют достаточно времени, чтобы думать, мечтать.