Джонни выбрался из кустарников на дорогу и вскоре с окровавленным лицом стоял подле графа. Одна его штанина зацепилась за сучок и разорвалась от пояса до самого низу, шляпа осталась в поле и послужила для быка единственным трофеем.
– Надеюсь, что вы не ушиблись, – сказал Джон.
– О нет, слава Богу, только страшно запыхался. Да вы весь в крови. Не ударил ли он вас?
– Нет, я оцарапался о сучья живой изгороди, – сказал Джонни, проводя рукой по лицу. – Жаль только, я потерял шляпу.
– Есть множество других.
– Думаю, можно попытаться достать ее, – сказал Джонни, у которого средств на приобретение шляп не было так много, как у графа.
– А бык-то теперь успокоился, – прибавил он, сделав шаг к воротам.
В этот момент лорд Де Гест вскочил на ноги и схватил молодого человека за воротник.
– Вы хотите вернуться за шляпой? – сказал он. – Да надо быть совершенным безумцем, чтобы думать об этом. Если вы боитесь простудиться, возьмите мою шляпу.
– Я вовсе не боюсь простуды, – сказал Джонни. – Но, скажите, милорд, часто он бывает в таком состоянии? – спросил Джонни, кивнув на удалявшегося быка.
– Самое тихое животное, настоящая овца, точь-в-точь, как овца. Может, он увидел у меня красный носовой платок. – И лорд Де Гест показал этот платок своему избавителю. – Где бы я был теперь, если бы не вы!
– Разумеется, там, где вы теперь находитесь, за воротами, милорд.
– Да, только за эти ворота меня бы вынесли четыре человека – ногами вперед. Мне страшно хочется пить. У вас нет с собой фляжки?
– Нет, милорд.
– В таком случае мы отправимся ко мне домой и выпьем по стаканчику вина.
На этот раз милорд непременно хотел, чтобы его предложение было принято.
Глава XXII. Лорд Де Гест в своем доме
Граф и Джон Имс, отделавшись от быка, вместе отправились к господскому дому.
– Вы можете написать записку вашей матери, и я пошлю ее с каким-нибудь мальчишкой.
Это был ответ милорда, когда Имс, под предлогом, что его ждут дома, уклонялся от приглашения к обеду в господском доме.
– Мое платье в таком беспорядке, милорд, – говорил Джонни. – Я изорвал в изгороди мои штаны.
– Но ведь у меня, кроме нас двоих и доктора Крофтса, никого не будет. Доктор, наверное, простит вам такой вид, когда услышит всю историю, а что касается меня, то мне все равно, даже если бы у вас штаны порвались не сбоку, а сзади. Да и вдвоем с доктором будет веселее возвращаться в Гествик, пойдемте, пойдемте.
Имс не имел больше предлогов, и потому повиновался. Теперь он не был так бесцеремонен с графом, как в минуты сражения. Мысль, что графская челядь увидит его в разорванном платье и с непокрытой головой, конфузила его, и ему казалось, что лучше бы отправиться домой. Кроме того, он хотел снова обратиться к размышлениям о сцене, произошедшей в оллингтонском саду. Как бы то ни было, он считал себя обязанным повиноваться графу и потому пошел вместе с ним через парк.
По дороге граф говорил весьма немного, он был утомлен и задумчив. В нескольких словах, высказанных им, сквозила досада на неблагодарность к нему любимого быка.
– Я никогда не дразнил, никогда не обижал его.
– Я полагаю, это самые опасные животные, – сказал Имс.
– Нисколько, когда с ними обходятся как следует. Всему виной, я думаю, красный носовой платок. Мне помнится, что перед ним я сморкался.
Своему избавителю он не выразил благодарности прямо.
– Где был бы я теперь и что бы со мной было, если бы вы не пришли ко мне на помощь! – воскликнул он после избавления и больше ничего не считал нужным сказать Имсу.
Впрочем граф старался быть любезным, и они достигли дверей, его спутник почти радовался, что его принудили обедать в господском доме.
– Теперь мы чего-нибудь выпьем, – сказал граф. – Кажется, я в жизни не испытывал такой жажды.
Показавшиеся два лакея казались изумленными при виде Джонни.
– Молодой джентльмен, кажется, ранен, милорд? – спросил дворецкий, глядя на окровавленное лицо нашего молодого друга.
– Его штаны пострадали гораздо больше, – сказал граф. – Я бы дал ему свои, да они для него будут слишком коротки и слишком широки, не правда ли? Мне жаль, что вы находитесь в таком неприятном положении, но не думайте об этом.
– Я вовсе и не думаю.
– Не сомневаюсь. Виккерс, мистер Имс обедает со мной.
– Слушаю, милорд.
– Он потерял шляпу посреди моего выгона. Пусть человека три или четыре сходят за ней.
– Три или четыре человека, милорд?
– Да, три или четыре человека. С быком моим делается что-то не совсем хорошее. Да позови какого-нибудь мальчишку, пусть он возьмет лошадь и свезет записку в Гествик к мистрис Имс. Ах, как хорошо, теперь мне гораздо легче, – сказал граф, поставив на стол стакан, из которого утолял жажду. – Пишите теперь записку, а потом, до обеда, отправимся посмотреть фазанов. Я специально их развожу при усадьбе.
Виккерс и лакей догадывались, что случилось что-нибудь необыкновенное, потому что граф особенно хлопотал насчет обеда. Он был очень взыскателен и любил, чтобы гости являлись к обеду одетые согласно требованиям современной моды, сам он никогда не садился за стол, даже без гостей, не заменив свой утренний, далеко не блестящий наряд парой черного платья, с белым галстуком. Он оставлял свои старые охотничьи серебряные часы, которые носил в течение дня на засаленной ленточке, накинутой на шею, и надевал небольшие золотые часы с цепочкой и печатками, которые целый вечер болтались на его жилете. Однажды как-то доктор Груфен был приглашен к нему на обед. «На холостяцкую отбивную, – говорил граф, – кроме меня, не будет ни души». Груфен явился к обеду в цветных брюках, и после того ни разу не был приглашен к обеду в гествикский господский дом. Все это Виккерс знал очень хорошо, а теперь милорд привел обедать молодого Имса в лохмотьях, которые висели на нем более чем неприлично, как выразился Виккерс в кругу своих собратьев в лакейской. Поэтому все догадывались, что, должно быть, случилось что-нибудь необыкновенное.
– Я знаю, – говорил Виккерс, – тут было что-то с быком, но бык так не мог порвать ему платье.
Имс написал матери записку, в которой говорил, что имел приключение совместно с лордом Де Гестом и что его сиятельство настоял, чтобы Джонни отобедал с ним: «Я в клочки изорвал штаны, – прибавил он в постскриптуме, – и потерял свою шляпу, все прочее обстоит благополучно».
Он вовсе не знал, что лорд Де Гест отправил к мистрис Имс коротенькую записку от себя.
«М.Г. (мы приводим здесь вполне содержание записки графа).
Ваш сын, благодаря Провидению, спас мою жизнь. Как это было, я предоставляю ему самому рассказать вам. Он был так добр, что проводил меня до дома и вернется в Гествик после обеда с доктором Крофтсом, который тоже обедает здесь. Поздравляю вас с сыном, наделенным таким хладнокровием, мужеством и добротой.
Ваш вернейший слуга Де Гест.
Четверг, октября 186*».
После этого лорд Де Гест и Джонни Имс отправились смотреть фазанов.
– Знаете ли, что, – сказал граф, – я бы вам советовал заняться охотой. Это развлечение как раз для джентльменов, которые в состоянии держать игру под контролем.
– Но, милорд, вы знаете, что я постоянно живу в Лондоне.
– Нет, неправда. Сейчас вы не в Лондоне. И вам предоставляют каникулы. Если вы вздумаете поохотиться, то помните, что в моем поместье вы можете распоряжаться как в своем собственном. Это несравненно лучше, чем спать под деревьями. Ха-ха-ха! До сих пор не могу понять, что принудило вас расположиться там. В тот день вы, кажется, не имели дела с быком?
– Нет, милорд. Тогда я даже не видел быка.
– Прекрасно, вы подумайте над моими словами. Если я что-то сказал, то не просто так. Вы можете стрелять здесь, сколько вам угодно, если только вздумаете поохотиться.
Полюбовавшись фазанами, они бродили по парку, пока граф не сказал, что пора одеваться к обеду.
– Вам это затруднительно, не так ли? Но, во всяком случае, вы можете вымыть руки и смыть кровь с лица. Я буду в малой гостиной без пяти минут семь и надеюсь увидеть там вас.
Без пяти минут семь граф Де Гест пришел в малую гостиную и нашел там Джонни, сидевшего за книгой. Граф был чем-то озабочен, обнаруживал некоторое волнение и вообще казался человеком, которому предстояло совершить непривычный поступок. Он держал что-то в руках и при входе в комнату во всех своих движениях выглядел скованным. На нем, по обыкновению, был надет черный фрак, черные панталоны и белый галстук, но золотая цепочка не красовалась уже на его жилете.
– Имс, – сказал он, – я хочу, чтобы вы приняли от меня маленький подарок, на память о подвиге с быком. Он будет напоминать вам об этом подвиге, когда, быть может, меня не станет.
– О, милорд…
– Это мои любимые часы, которые я носил некоторое время, у меня есть другие… двое или трое… там где-то наверху. Вы не должны отказать мне. Я терпеть не могу, когда мне отказывают. Тут две или три печатки, которые я тоже носил. Я снял только печатку с моим гербом, которая для вас бесполезна, а мне необходима. Ключа у этих часов нет, они заводятся колечком – вот так. – И граф показал, как нужно обращаться с этой игрушкой.
– Вы придаете сегодняшнему происшествию слишком большое значение, – сказал Имс с расстановкой.
– Нет-нет. Я очень мало вспоминаю об этом. Но я знаю, что делаю. Положите эти часы в карман до приезда доктора. Да вот и он скачет, я слышу его лошадь. Зачем он не приехал в экипаже, тогда бы мог отвезти вас домой.
– Я умею хорошо ходить пешком.
– Я устрою это дело. Слуга отправится на лошади Крофтса и вернется в фаэтоне[53]. Как поживаете, доктор? Полагаю, вы знаете Имса? Пожалуйста, не смотрите на него так пристально. У него не нога сломана, а всего лишь пострадали штаны.
И вслед за этим граф рассказал о приключении с быком.