– Теперь Джонни сделается героем в нашем городе, – сказал Крофтс.
– Да, только я боюсь, что он всю славу этого подвига припишет себе, тогда как я боролся вдвое дольше его. Я вам вот что скажу, молодые люди: когда я добрался до ворот, то думал, что у меня не хватит духу перебраться через них. Юноше двадцати двух лет легко проскочить сквозь изгородь, но когда человеку стукнуло шестьдесят, то он призадумается при подобном подвиге. Обед, кажется, готов. Готов и я. Я совсем забыл, доктор, что сегодня мне нужно соблюдать диету. Впрочем, после боя с быком, я думаю, всякому захочется пообедать.
Вечер прошел без особенного воодушевления, и я, к сожалению, должен сказать, что граф, после чашки кофе сейчас же заснул в гостиной. Во время обеда он был очень любезен с обоими гостями, но к Имсу проявлял особое добродушие и почти что дружескую фамильярность. Он смеялся над ним, припомнив, как застал его спящим под деревом.
– Имс был тогда такой унылый, что я сейчас же подумал: верно влюблен, – сказал граф, обращаясь к доктору.
Он просил Джонни сказать имя своей возлюбленной.
– Выпить разве еще крепленого фалернского, – продолжал граф, положив руку на графин с портвейном, – но прежде я должен узнать ее имя. Кто бы она ни была, я уверен, вам нечего стыдиться за нее. Как! Вы не хотите сказать! В таком случае и я не буду больше пить.
И граф вышел из столовой, но не прежде, как заметив по лицу своих гостей, что шутка его произвела приятное впечатление. Выходя в другую комнату, он положил руку на плечо Имса, и слуги видели в этом признак, что молодой человек сделается любимчиком графа.
– Он сделает его своим наследником, – сказал Виккерс.
Другой лакей не соглашался с этим замечанием, стараясь доказать мистеру Виккерсу, что, по законам землевладения, наследником должен быть троюродный брат его сиятельства, которого граф никогда не видел и не имел ни малейшего желания видеть.
– Граф не может выбрать себе в наследники кого вздумается, как это можем сделать мы с тобой, – сказал лакей, как видно знакомый с законами отечества.
– Неужели не может? Как жаль! – сказала хорошенькая горничная.
– Вздор, – возразил Виккерс, – ты по этой части ровно ничего не знаешь. Милорд может завтра же сделать молодого Имса своим наследником, то есть наследником своего состояния. Он не может сделать его графом, потому что титул этот передается только кровным родственникам.
– А если у него не найдется наследников из числа родственников? – спросила горничная.
– Он должен их иметь, – отвечал дворецкий. – Они есть у каждого. Если кто сам и не знает своих родственников, то их отыщет закон.
С этими словами мистер Виккерс удалился, чтобы избежать дальнейшего диспута.
Между тем граф по привычке заснул, и молодые люди из Гествика затруднялись найти себе какое-нибудь развлечение. Они взяли по книге, но бывают минуты, когда человек совершенно неспособен читать и когда книга служит только прикрытием его лени или скуки. Наконец доктор Крофтс шепотом намекнул, что пора думать об отъезде домой.
– А? Что? – спросил граф. – Я не сплю.
Доктор ответил на это, что он бы поехал домой, если его сиятельство позволит ему распорядиться, чтобы седлали лошадь. Но граф снова захрапел, больше не обращая внимания на это предложение.
– Не отправиться ли нам, не дожидаясь, когда он проснется? – прошептал Имс.
– А? Что? – спросил граф.
И гости вернулись к книгам, обрекая себя на мученичество минут на пятнадцать. По истечении этого времени лакей принес чай.
– А? Что? Чай! – сказал граф. – Прекрасно. Выпьем вместе чаю. Я слышал все, что вы говорили.
Эти слова со стороны графа всегда пробуждали гнев леди Джулии.
– Ты ничего не мог слышать, Теодор, потому что я ничего не говорила, – возражала она.
– Но я услышал бы, если бы ты говорила, – замечал он в свою очередь сердитым тоном.
На этот раз ни Крофтс, ни Имс не противоречили ему, и он пил свой чай далеко не вполне проснувшись.
– С вашего позволения, милорд, я прикажу подать мою лошадь, – сказал доктор.
– Да, лошадь… да, – бормотал граф в полусонном состоянии.
– Как же вы отправитесь, Имс, если я поеду верхом? – спросил Крофтс.
– Я пойду пешком, – прошептал Имс самым тихим голосом.
– Что-что-что? – вскричал граф, вскочив на ноги. – Ах да! Отправляетесь домой? А я думал, что еще посидите здесь и посмотрите, как я сплю. Однако, доктор, ведь я не храпел, не правда ли?
– Так… изредка.
– И не громко? Скажите, Имс, громко ли я храпел?
– Раза два или три, милорд, вы принимались храпеть очень громко.
– В самом деле? – спросил граф с видом крайнего недоумения. – А между тем, знаете ли, я слышал каждое сказанное вами слово!
В это время подали экипаж, и двое молодых людей отправились в Гествик, сопровождаемые лакеем, ехавшим позади них на лошади доктора.
– Послушайте, Имс, – сказал граф, простившись с гостями, на пороге холла, – вы говорите, что послезавтра уезжаете в Лондон, значит, я с вами больше не увижусь?
– Нет, милорд, – сказал Джонни.
– Так слушайте же. Перед Святками я приеду в Лондон на выставку рогатого скота. Двадцать второго декабря вы должны обедать со мной в моем доме, на улице Джермин, в семь часов ровно. Смотрите же, не забудьте! Запишите в памятную книжку, когда приедете домой. Прощайте, доктор, прощайте! Я вижу, что мне должно прибегать к бараньей отбивной в середине дня.
Экипаж покатился.
– Непременно сделает его своим наследником, – сказал Виккерс самому себе, медленным шагом направляясь к своей комнате.
– Вы верно возвращались из Оллингтона, когда встретились с лордом Де Гестом и быком? – спросил Крофтс.
– Да, я ходил туда проститься.
– Все ли они в добром здравии?
– Я видел только одну из обитательниц Малого дома, других не застал.
– Кого же вы видели, мистрис Дейл?
– Нет, Лили.
– И верно, сидит одна и мечтает о своем прекрасном лондонском обожателе? Конечно, мы должны смотреть на нее как на весьма счастливую девушку. Я нисколько не сомневаюсь, что она считает себя вполне счастливой.
– Не знаю, – сказал Джонни.
– Мне кажется, он очень хороший молодой человек, – заметил доктор. – Только мне не совсем нравятся его манеры…
– Мне тоже не нравятся.
– По всей вероятности, и ему не нравятся ни мои, ни ваши манеры. Впрочем, все к лучшему.
– Не вижу тут ничего хорошего. Он просто сноб, а я – нет.
Джонни выпил у графа два стакана «крепленого фалернского» и потому более чем когда-нибудь был расположен к откровенности и вместе с тем к более крепким выражениям.
– Нет, я не думаю, что он сноб, – сказал Крофтс. – Если бы он был таким, мистрис Дейл заметила бы это.
– Увидите, – сказал Джонни, энергично погоняя лошадь графа, – увидите. Человек, позволяющий себе важничать перед другими, это есть и сноб, а он сильно важничает. К тому же я не думаю, что он честный, прямой человек. День его первого приезда в Оллингтон – черный день для нас.
– Я бы не сказал.
– А я – да. Впрочем, никому другому я не говорил об этом, и не намерен. Что тут может быть хорошего? Я полагаю, Лили должна теперь выйти за него.
– Разумеется, должна.
– И быть несчастной всю жизнь. О-о-ох! – И Джонни испустил тяжелый вздох. – Крофтс, я вам вот что скажу. Он берет прелестнейшую девушку нашей округи, девушку, которой он совершенно не заслуживает.
– Я не думаю, однако же, что ее нельзя сравнить с ее сестрой, – сказал Крофтс протяжно.
– Как! Лили ни с кем не может сравниться! – воскликнул Имс, как будто доктор сказал величайшую нелепость.
– Я всегда был такого мнения, что Белл несравненно лучше своей сестры.
– Вот что скажу я вам: мои глаза никогда еще не видели создания, которое было бы очаровательнее Лили Дейл. И это чудовище хочет жениться на ней! Послушайте, Крофтс, я все думаю, как бы мне затеять с ним ссору.
Крофтс, заметив при этих словах свойство болезни, которой страдал его спутник, не сказал больше ни слова ни о Лили, ни о Белл.
Вскоре после того Имс находился уже у дверей своего дома и был встречен матерью и сестрой с тем восторгом, с которым встречают героев.
– Он спас жизнь графа! – восклицала мистрис Имс, читая перед дочерью записку лорда Де Геста. – О Боже! – И она почти в обмороке откинулась на спинку дивана.
– Спас жизнь лорда Де Геста! – сказала Мэри.
– Да, благодаря Провидению.
– Как же он сделал это?
– С помощью своего хладнокровия, мужества и доброты, так, по крайней мере, говорит милорд. Однако и в самом деле, как он сделал это?
– Как бы там ни сделал, только все же он изорвал себе платье и потерял шляпу, – заметила Мэри.
– Я нисколько об этом не думаю, – сказала мистрис Имс. – Не имеет ли граф какого влияния на управление сбора податей? Прекрасно было бы, если бы он мог способствовать повышению Джонни. Ведь это доставило бы сразу семьдесят фунтов в год. Разумеется, он имел полное право остаться и обедать, когда милорд пригласил его. И Крофтс тоже там. Неужели понадобилась медицинская помощь?
– Нет, не думаю, ведь нам говорили только о штанах.
Таким образом, мать и сестра принуждены были ждать возвращения Джонни.
– Расскажи, пожалуйста, Джон, как ты сделал это? – спросила мать, обнимая сына, лишь только отворилась дверь.
– Расскажи, как ты спас жизнь графа? – спросила Мэри, стоявшая позади матери.
– Неужели его сиятельство погиб бы, если б ты не подоспел на помощь? – спрашивала мистрис Имс.
– А он очень сильно пострадал? – спросила Мэри.
– Да тьфу! Ни черта ему не сделалось! – отвечал Джонни, все еще находясь под впечатлением от дневных подвигов и от «крепленого фалернского», выпитого у графа.
В обычное время мистрис Имс рассердилась бы на подобный ответ своего сына, но в эту минуту она смотрела на него как на человека, стоявшего весьма высоко в мнении общества, и потому не чувствовала ни малейшей обиды.