– Я бы желал, чтобы у нее была дюжина братьев, – говорил Кросби самому себе, но едва ли он мог дать себе отчет в подобном желании.
Кросби возвратился в Лондон в последний день октября, самые многолюдные улицы аристократической части Лондона в Вест-Энде были совершенно пусты, поэтому он счел за лучшее провести вечер в своем клубе, но, как нарочно, при входе в столовую встретил там стоявшего перед камином одного из своих старых задушевных друзей. Фаулер Прат первым ввел его в клуб Себрайта и много содействовал его ранней и успешной карьере. С того времени Кросби и Фаулер Прат жили в тесной дружбе, хотя в этой дружбе Прат всегда сохранял за собой некоторое влияние. Он был немногими годами старше Кросби и значительно превосходил его своими способностями. Прат был менее честолюбив, менее имел склонности блистать в свете и еще менее пользовался популярностью. Он имел небольшое состояние, на которое жил спокойно и скромно, вел холостую жизнь, был кроток и благоразумен. Первые годы своего пребывания в Лондоне Кросби жил вместе с Пратом и привык во многом следовать советам своего друга, но в последнее время, когда Кросби сам сделался примечательным человеком, он находил удовольствие в обществе таких людей, как Дейл, которые не превосходили его ни по уму, ни по летам. Впрочем, прежняя дружба между ним и Пратом нисколько не охладела, и теперь они встретились с полным радушием.
– Я думал, что ты все еще в Барсетшире, – сказал Прат.
– А я думал, что ты все еще в Швейцарии.
– Я был в Швейцарии.
– И я был в Барсетшире, – сказал Кросби, и друзья заказали себе обед.
– Так ты женишься? – спросил Прат, когда кончился обед и когда лакей унес сыр.
– Кто тебе сказал?
– Все равно, кто бы ни сказал, лишь бы сказана была правда.
– Но если это неправда?
– Я слышал еще в прошлом месяце, и мне выдавали это за истину – правда или нет?
– Да, кажется, правда, – отвечал Кросби почти нехотя.
– Скажи, пожалуйста, что это значит, что ты так говоришь о своей женитьбе? Должен ли я поздравить тебя или нет? Невеста, мне говорили, кузина Дейла.
Кросби повернул свой стул от стола к камину и ни слова не ответил. С бокалом хереса он смотрел на раскаленные уголья и размышлял, не лучше ли будет рассказать всю историю Прату. Никто лучше Прата не мог бы подать ему совета, и никто, насколько он знал своего друга, не был бы так изумлен подобной историей. Прат относительно женщин не был романтичен и никогда не проявлял особенно нежных чувств.
– Пойдем в курительную, и там я расскажу тебе все, – сказал Кросби.
Они вышли, и так как в курительной не было ни души, то Кросби представлялась полная возможность высказаться откровенно.
Тяжел был для него этот рассказ – тяжелее, чем он думал.
– Я попал в страшное затруднение, – начал Кросби и рассказал, как он влюбился в Лили, до какой степени он был опрометчив и безрассуден, и как прекрасна Лили («Беспредельно добра и слишком хороша для такого человека, как я», – говорил Кросби), как она приняла его предложение и как потом он раскаивался в своем поступке…
– Я тебе сказывал еще прежде, – говорил он потом, – что я уже вполовину был помолвлен с леди Александриной.
Читатель, вероятно, догадается, что эта полупомолвка была чистейшей выдумкой.
– Неужели ты хочешь сказать, что теперь окончательно помолвлен.
– Так точно.
– Значит, мисс Дейл ты должен объявить, что изменил свое намерение?
– Знаю, что я поступил весьма скверно, – сказал Кросби.
– Действительно, нехорошо, – сказал его друг.
– Это одно из тех затруднений, в которые впадает человек почти бессознательно.
– Да, я тоже смотрю на это совершенно с той же точки зрения. Мужчина может ухаживать за девушкой, может, сколько я понимаю, обмануть ее ожидания, не сделав ей предложения выйти за него замуж, хотя все это совершенно не в моем вкусе. Но, ей-богу, сделать предложение такой девушке в сентябре, прожить месяц в ее семействе в качестве нареченного жениха, потом в октябре хладнокровно переехать в другой дом и сделать предложение другой девушке более высокого происхождения…
– Но ты знаешь, что тут ничего нельзя было сделать.
– Кажется, что так. Каким же образом ты сообщишь это известие мисс Дейл?
– И сам не знаю, – сказал Кросби, становившийся все более и более угрюмым.
– И ты окончательно решился жениться на дочери графа?
Кросби никогда еще не представлялась идея изменить Александрине вместо Лили, и теперь, подумавши об этом, он не видел никакой возможности к ее осуществлению.
– Да, – сказал он. – Я женюсь на леди Александрине, то есть женюсь, если только не успею перерезать этот узел и вместе с тем свое горло.
– Будь я на твоем месте, я бы перерезал только узел. Я бы не вынес этого. Что ты намерен сказать дяде мисс Дейл?
– Я ни на волос не забочусь о дяде мисс Дейл, – сказал Кросби. – Если бы он в эту минуту вошел в дверь, я бы сейчас же рассказал ему все, без…
При этих словах один из клубных лакеев отворил дверь курительной комнаты и, увидев Кросби подле камина, подошел к нему, чтобы подать визитную карточку. Кросби взял карточку и прочитал: «Мистер Дейл, из Оллингтона».
– Джентльмен этот в приемной комнате, – сказал лакей.
В течение минуты Кросби оставался как громом пораженный. Только что выразил он, что не имеет ни малейшего предубеждения к встрече с мистером Дейлом, как джентльмен этот явился в клуб и ожидал его свидания.
– Кто это? – спросил Прат.
Кросби передал ему карточку.
– Фью-ю-ю-ю! – просвистал Прат.
– Ты сказал этому джентльмену, что я здесь? – спросил Кросби.
– Я сказал, сэр, что, вероятно, вы наверху.
– Прекрасно, – сказал Прат, – джентльмен подождет несколько минут.
Лакей вышел из комнаты.
– Теперь, Кросби, ты должен на что-нибудь решиться окончательно. Для одной из этих двух девушек и всех ее друзей ты навсегда будешь считаться подлецом. Они, без всякого сомнения, постараются отомстить тебе, как сумеют. Решай теперь, которая из двух должна быть страдалицей.
Кросби был трус в глубине души. Мысль, что он может даже теперь, в эту самую минуту, видеть у сквайра прежнее к нему отношение или, по крайней мере, не пренебрежение, говорила в пользу Лили красноречивее всех доводов, которые до этой поры придумывал Кросби, чтобы ее покинуть. Он не боялся личного оскорбления, он бы не обиделся, если бы его отколотили, он только боялся столкнуться с гневом рассерженного человека.
– На твоем месте, – сказал Прат. – Я бы не пошел к этому джентльмену.
– Что же я стану делать?
– Бежать из клуба. Но если ты это сделаешь, тебе придется быть в бегах всю жизнь.
– Прат, надо тебе сказать, что я ожидал от тебя более, чем дружбы.
– Что же я могу сделать для тебя? Человек бывает иногда поставлен в такое положение, что посторонняя помощь ни к чему не приведет. Скажу тебе откровенно, что ты поступил весьма скверно. Я решительно не вижу, чем могу помочь тебе.
– Не повидаешься ли ты с ним?
– Конечно нет, если я не должен принимать на себя твоей роли.
– Прими какую хочешь роль, только скажи ему истину.
– В чем же заключается эта истина?
– Что я был прежде помолвлен с другой девушкой, и потом, когда я поразмыслил об этом, то убедился, что я ни под каким видом не могу жениться на мисс Дейл. Я знаю, что поступил низко, но, Прат, разве тысячи людей не делали прежде подобных поступков?
– Я могу сказать только одно, что не считал бы себя несчастным, не имея кого-нибудь из этих тысяч в числе своих друзей.
– Ты, кажется, хочешь сказать, что намерен отступиться от меня? – спросил Кросби.
– Ничего подобного я не говорил. Но, разумеется, я ничего не приму на себя в твою защиту, потому что поведение твое не заслуживает никакой защиты. Если ты желаешь, то я повидаюсь с этим джентльменом и передам ему все, что ты хочешь.
В эту минуту вернулся лакей с запиской к мистеру Кросби. Мистер Дейл потребовал бумаги и конверт и отправил к Кросби следующее послание: «Намерены ли вы спуститься ко мне? Я знаю, что вы в этом доме».
– Ради Бога, сходи к нему, – сказал Кросби. – Он знает очень хорошо, что я обманул его племянницу, что я рассчитывал получить от него какое-нибудь приданое. Он знает это все, как знает и то, что, когда он объявил мне, что она ничего не имеет…
– Клянусь честью, Кросби, я бы желал, чтобы ты нашел другого парламентера.
– Ах, ты меня не понимаешь, – сказал Кросби в отчаянии. – Ты полагаешь, что, говоря о приданом, я придумываю только повод к отказу. Нет, не думай этого. Он поймет, в чем дело. Мы объяснялись с ним об этом, и он знает, как страшно обманулся я в своих ожиданиях. Подождать ли тебя здесь, или ты приедешь ко мне на квартиру? Или я поеду в Бофорт и там подожду тебя.
Наконец решено было, что Кросби должен уйти из этого клуба и дожидаться в другом клубе результатов свидания Прата.
– Так ты спустишься первым? – спросил Кросби.
– Да, лучше я спущусь, – сказал Прат, – а то, пожалуй, он еще увидит тебя, и тогда может выйти скандал.
При этих словах на лице Прата показалась саркастическая улыбка, которая взбесила Кросби и побуждала в нем желание сказать своему другу, чтобы он не беспокоился об этом поручении, и что Кросби сам устроит свои дела, но он был обессилен и морально уничтожен сознанием своей низости, он потерял всякую способность располагать собой, а тем более показывать свое влияние. Он начал сознавать факт, что за такой поступок его следовало наказать – наказать морально, если не физически, – и что без стыда ему не представлялось никакой возможности держать свою голову прямо.
Прат взял записку, спустился в приемную и там нашел сквайра, который стоял так, что чрез открытую дверь мог видеть нижнюю часть лестницы, по которой Кросби должен был выйти из клуба. В виде меры первой предосторожности парламентер затворил дверь, потом поклонился мистеру Дейлу и предложил ему стул.
– Я хотел видеть мистера Кросби, – сказал сквайр.