Сквайр удалился, между тем как Бернард долго еще оставался в столовой, размышляя обо всем случившемся. Чего ожидает от него общество относительно Кросби? И что он должен сделать, когда встретится с Кросби в клубе?
Глава XXVIII. Совет
Кросби, как нам уже известно, отправился в офис, в Уайтхолл, на другое утро после побега из клуба Себрайта, где он оставил оллингтонского сквайра совещаться с Фаулером Пратом. В тот вечер он еще раз виделся с Фаулером Пратом. Продолжение рассказа покажет, что происходило при этом свидании.
На службу он пришел довольно рано, зная, что ему предстояло написать два письма, которые в особенности не повиновались его перу. Одно из них, к сквайру, должен был взять его друг для передачи адресату, другое письмо, и самое роковое, письмо для бедной Лили, составляло такой тяжелый труд, который он решительно не в состоянии был выполнить в течение целого дня. Письмо сквайру он написал под влиянием некоторых угроз, оно, как мы уже видели, унизило его до степени пресмыкающегося.
По прибытии в Уайтхолл он увидел, что его ожидали там другие заботы – заботы, которые доставили бы ему особенное удовольствие, если бы душа его была настроена к восприимчивости этого удовольствия. В приемном зале он заметил, что собравшиеся там курьеры оказывали ему уважение более обыкновенного. В Генеральном комитете он всегда считался великим человеком, но как в величии, так и в уважении, отдаваемом этому величию, бывают своего рода оттенки, точно определить которые хоть и невозможно, но несмотря на это они для опытного взгляда становятся совершенно очевидными. Кросби прошел в свой кабинет, где на столе ожидали его два официальных письма. Первое из попавшихся ему под руку было небольшое, с надписью «секретно» и с адресом, написанным рукою его старого друга, Буттервела, бывшего секретаря комитета. «Я увижусь с вами сегодня утром, почти сразу после получения вами этого письма, – говорилось в полуофициальной записке, – но считаю долгом прежде всех других поздравить вас с приобретением моих старых башмаков. Для вас они будут довольно свободны, хоть сначала и натерли мне мозоли. Надо сказать, что они нуждаются в новых подошвах, и, может быть, придется немного приподнять каблуки, но вы найдете сами превосходного художника по этой части, который приведет их в порядок и придаст им фасон, которого ощутимо недоставало все время, пока они принадлежали мне. Желаю вам от души наслаждаться ими, и проч. и проч.». После этого Кросби распечатал другое письмо, но оно уже не имело для него особенного интереса. Не прочитав еще, он уже угадывал его содержание. Совет представителей с величайшим удовольствием предоставлял ему место секретаря, сделавшееся вакантным по случаю назначения мистера Буттервела в члены совета, письмо это было подписано самим Буттервелом.
Как бы был восхищен он этим приветствием по возвращении к служебным занятиям, если бы на сердце его в других отношениях не лежало тяжелой заботы. Размышляя об этом, он припоминал все чарующие прелести Лили. Он сознавался самому себе, насколько превосходила она благородную дочь фамилии Де Курси, с которой судьба определила ему сочетаться брачными узами. Отвергнутая невеста превосходила избранную им в грации, свежести, красоте, преданности и всех женских добродетелях! О, если бы только представилась ему какая-нибудь возможность исключить последние две недели из событий его жизни! Но подобного рода вещи нельзя стереть из памяти людей, даже если бы на это потрачено было несколько печальных лет трудоемкого очищения.
В эту минуту ему казалось, как будто совершенно исчезли все те препятствия, которые страшили его, когда он думал жениться на Лили Дейл. То, что было бы страшным при семи– или восьмистах фунтах годового дохода, сделалось бы очаровательным при доходе почти вдвое большем. Зачем судьба была так немилостива к нему?.. Зачем это повышение не состоялось двумя неделями раньше? Зачем не объявили ему об этом перед роковой поездкой в этот страшный замок? Он даже говорил себе, что, если бы этот факт был точно известен ему до свидания Прата с мистером Дейлом, он послал бы к сквайру совсем другое письмо и выдержал бы гнев всего поколения Де Курси. Но в этом случае он обманывал самого себя – и знал, что обманывал. Граф в его воображении представлялся таким существом, что даже мысль об измене леди Александрине казалась невозможной. Он мало беспокоился, задумав обмануть племянницу незначительного деревенского сквайра, но обмануть дочь графини – страшно и подумать.
Дом, полный ребятишек, в отдаленной части Лондона, принимал теперь вид совершенно различный от того, в каком он представлялся в то время, когда Кросби сидел в своей комнате в замке Курси в первый вечер своего приезда. Тогда от этого дома отзывалось чем-то могильным, как будто Кросби предстояло заживо похоронить себя в нем. Теперь же, когда этот дом сделался для него недосягаемым, он казался ему земным раем. Потом он представлял себе какой-то рай приготовит для него Александрина. Смотря в настоящую минуту сквозь увеличительные стекла, нельзя было не удивляться, какою безобразною представлялась леди Александрина, какою старою, до какой степени лишенною грации и прелести.
В течение первого часа Кросби ничего не делал. К нему приходили два младших чиновника и искренне его поздравляли. Кросби пользовался между сослуживцами популярностью, его повышение послужило поводом и к повышению других. Потом он встретился с двумя старшими чиновниками, которые тоже поздравили его, но без всякой искренности.
– По-моему, оно так и следует, – сказал один толстый старый джентльмен. – Мое время прошло, я это знаю. Я женился слишком рано, чтобы иметь возможность носить красивый мундир в молодости, и притом же я вовсе не был знаком ни с лордами, ни с семействами лордов.
Жало это было тем острее, что Кросби начинал решительно чувствовать, как бесполезны были теперь все связи, которые он составлял. Он получил повышение, потому что знал свое дело лучше всех других, влиятельный родственник леди Де Курси не успел еще написать и записки по этому поводу.
В одиннадцать часов в кабинет Кросби вошел мистер Буттервел, и новый секретарь вынужден был натянуть на лицо улыбку. Мистер Буттервел был приятной, красивой наружности мужчина лет пятидесяти, который никогда не «изобретал порох» и даже не делал подобной попытки. Он был чрезвычайно вежлив и услужлив перед великими мира сего и принимал на себя покровительственный вид перед низшими. Впрочем, даже в его покорности перед сильными было что-то искреннее и английское, в его любезности с равными и низшими не обнаруживалось ни малейшей гордости. Он знал, что не был очень умен, и в то же время умел использовать умных людей. Он редко делал ошибки и боялся наступить кому-нибудь на ногу. Не имея врагов, он имел очень немного друзей, и поэтому мы смело можем сказать, что мистер Буттервел шел по дороге жизни весьма скромно. На тридцать пятом году он женился на одной даме с небольшим состоянием и теперь проводил приятную, легкую, веселую жизнь на небольшой вилле к Путни. Когда мистер Буттервел слышал – а это удавалось ему нередко – о затруднениях, с какими английский джентльмен должен зарабатывать насущный хлеб в своем отечестве, он оглядывался на свою собственную карьеру с особенным удовольствием. Он знал, что миру давал очень немного, а между тем получал от него щедро, и никто ему не завидовал.
«Такт, – говаривал про себя мистер Буттервел, прохаживаясь по ковровым дорожкам своей виллы. – Такт, такт и такт».
– Кросби, – сказал он с веселым лицом, войдя в кабинет, – от души поздравляю вас, чисто от души. Вы рано сделали большой шаг в жизни, впрочем, вы вполне этого заслуживаете, гораздо полнее, чем я заслуживал, когда меня назначили на это место.
– О нет, – угрюмо сказал Кросби.
– А я говорю, о да. Мы должны считать за особенное счастье, что имеем подобного человека, это я сказал всем представителям Кабинета министров.
– Чрезвычайно много вам обязан.
– Я давно знал об этой перемене. Сэр Рэфль Бофль говорил мне, что намерен перейти в управление сбора податей, там ему предложили две тысячи фунтов в год, первую же вакансию в нашем совете обещали мне.
– Жаль, что я не знал этого раньше, – сказал Кросби.
– От подобного незнания вы ничего не потеряли. Нет ничего приятнее, как получать сюрпризы! Кроме того, иногда и знаешь о чем-нибудь, да и не знаешь! Я не говорю, что не знал, напротив, знал достоверно, но до вчерашнего дня не открывал ни одному живому существу. Иногда, кажется, что может быть вернее, а смотришь и ошибешься в расчете. Ну, если бы сэр Рэфль не перешел в управление сбора податей!
– Совершенно так, – сказал Кросби.
– Теперь все кончено. Вчера я заседал в совете и подписал вам предложение. Кажется, однако же, что я больше теряю, чем выигрываю.
– Как! Получив на триста фунтов стерлингов больше и при этомутомительных меньше обязанностей?
– Так, но не надо смотреть на интересы предмета. Секретарь все видит, и все ему известно. Правда, я начинаю стареть, и, следовательно, чем меньше работы, тем для меня лучше. Кстати, не приедете ли завтра в Путни? Мистрис Буттервел будет в восторге, увидев нового секретаря. В городе теперь нет никого, поэтому вы не можете иметь предлога к отказу.
Но у мистера Кросби нашелся такой предлог. При нынешнем настроении ему не представлялось ни малейшей возможности сидеть за столом мистрис Буттервел и улыбаться. Таинственным, полудоверительным тоном он дал понять мистеру Буттервелу, что некоторые частные дела особенной важности заставляют его по необходимости оставаться в городе.
– Сейчас, – заключил он, – я уже более не господин своего времени.
– Да-да, и в самом деле. Я совсем забыл поздравить вас. Так вы женитесь? Прекрасно, я очень рад, и надеюсь, что вы будете так же счастливы, как я.
– Благодарю вас, – сказал Кросби довольно угрюмо.
– На молоденькой барышне близ Гествика? Кажется, там или где-то около тех мест?