Десять тысяч лет назад южная часть Северного моря представляла собой болотистую равнину, где бродили лоси и олени, а люди каменного века охотились и ловили рыбу. Британия была частью континента вплоть до 6000 года до н. э., когда из-за потепления после ледникового периода поднялся уровень Северного моря. К 3000 году до н. э. уровень океана был близок к современному. Он постоянно колебался в течение позднего доисторического периода и античных времен, но значительно вырос после 1000 года н. э. В следующие два столетия уровень Северного моря в исторических Нидерландах был на 40–50 см выше, чем сегодня, а затем медленно опускался по мере постепенного похолодания на севере. В самые спокойные дни Северное море было наполнено «до краев». Когда особенно высокие приливы совпадали с ураганными ветрами, бушующие воды в считаные часы затапливали тысячи гектаров прибрежных сельскохозяйственных угодий. В XIV и XV веках такие катастрофы случались необычайно часто.
Семь веков назад береговые линии Северного моря сильно отличались от современных. Например, вглубь Восточной Англии вклинивался ныне исчезнувший мелководный эстуарий, а города Или и Норидж на его берегах были важными портами. Бесчисленные узкие заливы и протоки извивались в глубине сельских районов, давая приют тысячам небольших торговых и рыболовецких судов. Неповоротливые грузовые корабли хорошо вооружались, чтобы отражать нападения пиратов, скрывавшихся в топях прибрежных болот и на песчаных островках вдоль низких берегов от Балтийского моря до Ла-Манша. Все те же многочисленные узкие заливы делали прибрежные низменности уязвимыми для непредсказуемых штормовых приливов, которые проносились по теснинам и заливали землю с разных сторон, вынуждая жителей деревень покидать свои жилища или внезапно затапливая дома и не оставляя людям шансов на спасение. Можно представить себе эту сцену, повторявшуюся неоднократно на глазах многих поколений. Огромные мутные валы обрушиваются на берег, водяная пыль взметается вверх в туманной мгле, окутывающей землю. Безжалостный океан низвергается на пляжи и тесные гавани, сметая все на своем пути. В волнах кувыркается крытая соломой хижина; свиней и коров швыряет по затопленным полям, как игральные кости. Промокшие до нитки люди прижимаются друг к другу, цепляясь за деревья и крыши домов, пока бурлящий поток не уносит их прочь. Пронзительный вой ветра заглушает скрежет гравия, отчаянные крики тонущих и треск ветвей, ломаемых бурей. Когда небо проясняется, солнце освещает огромное грязное озеро, раскинувшееся во все стороны, – пустынный ландшафт без признаков человеческой жизни.
Ничто не могло устоять под натиском бушующего Северного моря, которое с легкостью разбрасывало примитивные земляные дамбы тех времен. Люди еще не обладали гидрологическими и техническими знаниями, необходимыми для возведения прочных береговых укреплений. Первые серьезные и долговременные сооружения такого рода появились после 1500 года, но даже они зачастую не могли сдержать постоянных жестоких штормов. Неудивительно, что властям было тяжело убедить крестьян селиться на легко затопляемых землях.
Не менее 100 тысяч человек погибло на побережье Голландии и Германии за четыре периода особенно свирепых ураганов – примерно в 1200, 1212–1219, 1287 и 1362 годах. Эти давно забытые катастрофы не уступают худшим из тех, что прокатывались по Бангладеш в наши дни. Залив Зёйдерзе в Северных Нидерландах возник в XIV веке, когда штормы образовали огромное внутреннее море на месте бывших сельскохозяйственных угодий, которые были восстановлены лишь в XX веке. Сильнейший ураган XIV столетия, разразившийся в январе 1362 года, вошел в историю как Грёте-Мандренке – «Великое утопление»[65]. Жестокий юго-западный шторм пронесся над Южной Англией, Ла-Маншем и Северным морем. Ураганные ветры разрушили колокольни в Бери-Сент-Эдмундсе и Норидже в Восточной Англии. Оживленные порты Рейвенспур близ Халла в Йоркшире и Данвич на побережье Суффолка понесли серьезный ущерб в самом начале череды природных катаклизмов, а затем и вовсе были ими уничтожены. На берега исторических Нидерландов обрушивались громадные волны. Современник сообщал, что 60 приходов в датской Шлезвигской епархии были «поглощены соленым морем». Трагедия унесла по меньшей мере 25 тысяч человеческих жизней, а может быть, и гораздо больше – точных подсчетов никто не вел. Усилившиеся в XIV веке ветры и штормы сформировали огромные дюны вдоль береговой линии современных Нидерландов. В гавани Амстердама, где уже в то время располагался важный торговый порт, постоянно возникали проблемы из-за наносов: сильные ветры сметали сюда песок с ближайших дюн.
Карта Северной Атлантики XIV–XV веков. Места, упоминаемые в главах 4 и 5.
В начале XV века еще более разрушительные штормы обрушились на густонаселенные прибрежные районы. Девятнадцатого августа 1413 года ураганный южный ветер при сильном отливе похоронил под 30-метровым слоем песка маленький городок Форви близ Абердина на северо-востоке Шотландии. Сообщалось, что во время сильных штормов 1421 и 1446 годов погибло более 100 тысяч человек.
Судя по показателям Североатлантической осцилляции в последующие столетия, великие бури XIV и XV веков были результатом интенсивных циклонов над Северо-Западной Европой. (Прежде они на протяжении многих лет возникали севернее, пока индекс САО был низким.) Изменения изотопного состава водорода в 200-метровом слое гренландского ледяного керна GISP-2 дают представление о летних и зимних температурах в XIV веке. В этом столетии было несколько выраженных циклов резких похолоданий. Среди них выделялись: 1308–1318 годы – время сильных дождей и Великого голода в Европе; 1324–1329 годы – период нестабильной погоды; и особенно 1343–1362 годы, когда усилившиеся штормы в Северном море привели к «Великому утоплению», а скандинавы в Западном поселении переживали чрезвычайно холодные зимы.
Примерно между 1341 и 1363 годами (точная дата неизвестна) норвежский священник Ивар Бардарсон с отрядом скандинавов отправился на корабле на север вдоль западного побережья Гренландии из Восточного поселения в Западное. Местные служители закона поручили ему разогнать недружелюбных коренных жителей (скрелингов), которые, по слухам, нападали на фермы. Бардарсон обнаружил, что Западное поселение заброшено, большая церковь пуста, а следы колонистов отсутствуют. «Они не нашли никого – ни христиан, ни язычников, – только одичавших коров и овец, и они забили этих коров и овец на мясо в таком количестве, какое могли увезти на корабле»[66]. Бардарсон обвинял во всем коварных инуитов, которых никогда не встречал, но его рассказ вызывает недоумение, поскольку в этом случае совершившие набег охотники наверняка убили бы домашний скот. Вероятно, священник посетил поселение-призрак, заброшенное без видимой причины. Но современные археологические раскопки показывают, что его жители погибли из-за холодов.
Еще со времен Эрика Рыжего поселенцы в Гренландии выживали за счет молочного хозяйства, которое вели теми же методами, что и у себя на родине. Даже в благополучные годы с теплым летом и хорошими укосами они едва сводили концы с концами. Выживание людей и животных в зимние месяцы зависело от запасов сена, вяленого мяса морских млекопитающих и сушеной рыбы. Как правило, норвежским поселенцам удавалось пережить одно неудачное лето за счет остатков старых запасов, которых хватало на одну зиму. Но два плохих урожая подряд подвергали животных и их хозяев огромному риску, особенно если льды долго не таяли и препятствовали летней охоте и рыбной ловле. Анализ слоев ледяного керна, датируемых 1343–1362 годами, показал, что в течение этих двух десятилетий летние сезоны были гораздо холоднее обычных. Для скандинавов в Западном поселении это обернулось катастрофой[67].
Главный жилой дом небольшой фермы под названием Нипаатсок рассказывает мрачную историю ее последних месяцев. Животные и люди жили в отдельных помещениях, соединенных между собой проходами. Каждую весну хозяева выметали траву и солому, устилавшие пол, и очищали стойла от навоза, однако мусор от последней зимовки археологи обнаружили нетронутым. Весной убирать его было уже некому.
В хлеву когда-то содержалось пять молочных коров. Их копыта – единственная часть коровьей туши, не имеющая питательной ценности, – были разбросаны по полу одной из комнат вместе с другими пищевыми отходами. Хозяева разделали убитых животных так основательно, что от них остались только копыта. Это было прямым нарушением древнескандинавского закона, который по понятным причинам запрещал забой дойных коров. Отчаяние вынудило людей забивать племенной скот, ставя крест на молочном хозяйстве.
В главном помещении дома с очагами и скамьями было обнаружено множество лапок полярных зайцев и когтей куропаток – на этих животных часто охотились зимой. В кладовой нашлись частично сохранившиеся кости ягненка и новорожденного теленка, а также череп большой охотничьей собаки, похожей на элкхаунда. Другие ее кости лежали в проходе между общим залом и спальней. Все собачьи останки на ферме были найдены в верхнем культурном слое и содержали следы разделки для употребления в пищу. Съев сначала коров, а затем всю мелкую дичь, которую удалось добыть, семьи в Нипаатсоке в конце концов съедали и своих драгоценных охотничьих собак.
Ту же историю рассказывают и комнатные мухи. Несколькими веками ранее у скандинавов завелись мухи Telomerina flavipes, которые любят темные и теплые помещения, где есть экскременты. Эти мухи могли выжить только в главном зале и спальнях с грязными полами, где и было обнаружено множество их останков. В прохладной кладовке обитали совсем другие, холодоустойчивые мясные мухи. Они роились в опустевших жилых помещениях даже когда погас очаг. Telomerina flavipes в таких условиях гибли. Самый верхний слой, образовавшийся после того, как дом был покинут, содержит множество видов уличных насекомых, вероятно, попавших туда после обрушения крыши.