В 1599–1600 годах альпийские ледники продвинулись вниз по склонам сильнее, чем когда-либо прежде или после. В одном только Шамони «ледники Арва и других рек разорили и испортили сто девяносто пять моргов[96] земли в разных районах». В соседних коммунах наступающий лед разрушил дома: «…деревня Ле-Буа была заброшена из-за ледников». Если верить записям современников, ледник продвигался ежедневно.
Возле Ле-Буа ледник Мер-де-Глас перевалил через невысокие холмы, которые защищали близлежащие деревни, и навис над склонами. Деревни Ле-Тин и Ле-Шатлар находились под постоянной угрозой со стороны сераков (ледяных пиков), и лето за летом их заливали талые ледниковые воды. Десять-пятнадцать лет спустя правительственный чиновник Николя де Кран посетил деревню, «где до сих пор стоит около шести домов, все необитаемы, кроме двух, в которых живут какие-то несчастные женщины и дети… Над самой деревней расположен огромный и ужасный ледник невероятного размера, не сулящий ничего, кроме уничтожения домов и земель, которые еще остались». В конце концов деревня была окончательно покинута.
Наступление продолжалось. В 1616 году де Кран инспектировал селение Ла-Розьер, которому угрожал «огромный и мрачный ледник», швырявший огромные валуны вниз на поля. «Гигантский ледник Ла-Розьер то и дело рушится, раскалывается или ползет вниз… Там уничтожено сорок три морга [земли], где не осталось ничего, кроме камней и небольшого количества деревьев; восемь домов, семь хлевов и пять небольших амбаров были полностью разрушены». Ледники Мер-де-Глас и Аржантьер (последний соседствовал с Ла-Розьер) в 1600 году были по меньшей мере на километр длиннее, чем в наши дни.
По сравнению с XX веком 1560–1600-е на всей территории Европы были холоднее и неспокойнее. Они ознаменовались сильными ветрами и поздним сбором урожаев винограда. Изменения климата заметно повлияли на колебания цен на продовольствие. Между 1580 и 1600 годами в Швейцарии, Нижней Венгрии и некоторых частях Австрии резко сократилось производство вина. Из-за холодной погоды австрийские вина имели низкое содержание сахара и дорого стоили, поэтому значительная часть населения перешла на пиво. Это весьма негативно сказалось на экономике Габсбургов. Количество убитых мышей и кротов, которых люди сдавали за вознаграждение, резко упало после 1560 года и не росло вновь вплоть до XVII века. Преподобный Даниель Шаллер, пастор из Штендаля (125 км к западу от Берлина) писал: «Нет больше настоящего света солнца, нет ни устойчивой зимы, ни устойчивого лета; земные плоды и посевы не вызревают, они уже не так жизнеспособны, как в былые годы. Плодовитость всех тварей и всего мира убывает; сады и пашни устали приносить урожаи и даже начали чахнуть, из-за чего растут цены и наступает голод. Стоны и плач слышны среди крестьян в деревнях и селах»[97].
Когда климат ухудшился, на растущее население Европы обрушилась волна смертоносных бедствий. Посевы не давали урожая, а скот погибал от болезней, вызванных аномальной погодой. Один голод сменялся другим, сопровождаясь эпидемиями, хлебными бунтами и полным хаосом, порождающим страх и недоверие. Резко возросло количество обвинений в колдовстве: люди подозревали соседей в умышленной порче погоды. Лютеранская церковь объявила морозы и обильные снегопады 1562 года в Лейпциге Божьей карой за человеческие грехи – но даже церковь не могла защитить обвиненных в чародействе, когда климатические изменения привели к неурожаям, нехватке еды и болезням скота. Пока велись активные дискуссии о божественной власти над погодой, в 1563 году в немецком городке Визенштайге по обвинению в колдовстве были сожжены заживо 63 женщины. Охота на ведьм периодически вспыхивала и после 1560-х. С 1580 по 1620 год только в кантоне Берн за колдовство было сожжено более тысячи человек. Обвинения в черной магии достигли апогея в Англии и Франции в 1587–1588 годах, когда погода была особенно суровой. Жестокие судебные процессы почти всегда совпадали по времени с самыми тяжелыми и холодными годами малого ледникового периода. В такие времена народ требовал уничтожения ведьм, которых считал виновными в своих несчастьях. Когда ученые начали искать естественные объяснения климатическим явлениям, люди стали постепенно забывать о колдовстве. За погоду отвечали лишь природа и Бог, которого могли сильно прогневить людские пороки. Если говорить о нынешних изменениях климата, то наши экологические прегрешения, судя по всему, превзошли наши духовные грехи[98].
Во второй половине XVI века штормовая активность возросла на 85 %, особенно в наиболее холодные зимы. Число сильных бурь увеличилось в 5 раз. С 11 по 22 ноября 1570 года чудовищный ураган двигался через Северное море с юго-запада на северо-восток со скоростью около пяти узлов. Стихийное бедствие, которое многие поколения помнили как Наводнение Всех святых, совпало с необычайно высокими приливами при полной луне. С продвижением шторма на северо-восток дожди заливали прибрежные низменности. После прохождения атмосферного фронта ветер сменился на северо-западный. Гигантские морские волны обрушивались на берег, прорывая дамбы и разрушая береговые укрепления. На острове Валхерен в исторических Нидерландах (юг современных Нидерландов) дамбы не выдержали напора в сумерках, между 16 и 17 часами 21 ноября. Ближе к ночи под водой оказалась бóльшая часть Роттердама. Соленые морские воды ворвались в Амстердам, Дордрехт и другие города, утопив по меньшей мере 100 тысяч человек. Уровень реки Эмс поднялся на 4,5 м выше ординара.
Штормовая погода сохранялась на всем протяжении 1580-х, к несчастью испанской Непобедимой армады, которая в августе 1588 года попала в «очень сильный юго-западный шторм» у восточного побережья Шотландии: «…мы пережили шквалистый ветер, дожди и туманы в бурном море, и было невозможно отличить один корабль от другого». Сэр Фрэнсис Дрейк сообщал, что в тот же день на юге Северного моря разразился «чрезвычайно сильный для этого времени года шторм». Месяц спустя мощный циклон переместился из района Азорских островов на северо-восток, возможно – как отголосок тропического урагана по другую сторону Атлантики. Головные корабли отступающей Армады попали в шторм в Бискайском заливе 18 сентября. Три дня спустя та же самая буря яростно бушевала у западных берегов Ирландии, где отставшие корабли огромного флота оказались у опасного подветренного берега. «С траверза налетел столь сильный штормовой ветер, что волны вздымались до небес, канаты не выдерживали, а паруса стали бесполезны, и все три наших корабля были выброшены на берег, покрытый мелким песком и огражденный с двух сторон большими скалами». В тот раз из-за непогоды Армада потеряла больше судов, чем в любой из битв с англичанами[99].
18 сентября 1588 года
Записи о погоде в вахтенных журналах капитанов Армады стали объектом тщательного метеорологического анализа. По современным оценкам, максимальные порывы ветра достигали 40–60 узлов, приближаясь к ураганным. В ряде случаев скорость ветров в струйном течении с июля по сентябрь превышала максимумы, зафиксированные в течение соответствующих месяцев 1961–1970 годов, а возможно, и более длительного периода XX века. Необычайно ветреная и ненастная погода совпала с высоким градиентом температур, вызванным активным продвижением полярных льдов на юг от Исландии, Восточной Гренландии и мыса Фарвель. В 1586–1587 годах английский мореплаватель Джон Дейвис, искавший Северо-Западный проход, обнаружил, что моря между Исландией и Гренландией скованы льдом. Та же ледовая обстановка, вероятно, сохранялась и в 1588 году.
Циклоны, от которых пострадала Непобедимая армада. Данные взяты из книги Хьюберта Лэмба и Кнуда Фриденталя «Historic Storms of the North Sea, British Isles and Northwestern Europe» (Cambridge: Cambridge University Press, 1991).
Общие характеристики погоды в июле 1596 года.
Самым холодным десятилетием XVI века были 1590-е. Через три года после триумфального разгрома Непобедимой армады плохие урожаи 1591–1597 годов сильно ударили по Англии. Очевидец писал: «Каждый сетует на скудость этого времени». Во многих графствах вспыхивали продовольственные бунты: бедняки протестовали против огораживания общинных земель ради создания более крупных и производительных хозяйств. Хуже всего пришлось городским жителям. В Барнстапле (графство Девон) некто Филип Вайот писал в 1596 году: «За весь этот май не было сухого дня или ночи… На рынок привозят небольшое количество зерна, [и] у горожан нет на него денег. За те крохи, что поступают на рынок, возникают толчея и схватки и такой крик, подобного которому никогда не слыхали»[100]. В таких городах как Пенрит на северо-востоке страны, смертность от голода выросла почти в 4 раза.
Английские монархи династии Тюдоров правили тремя с лишним миллионами подданных, и их постоянно беспокоила угроза дефицита хлеба и голода. Англия была страной земледельцев, еле сводящих концы с концами, чьи орудия и способы обработки почвы мало изменились со времен Средневековья[101]. У властей было достаточно причин для беспокойства, поскольку урожайность была низкой. Даже на лучших землях два бушеля посеянной пшеницы, по объективным оценкам, должны были приносить от 8 до 10 бушелей урожая, что обеспечивало слишком небольшой запас прочности на случай недорода. «Хорошие» урожаи фермеры собирали примерно в 40 % случаев. Обычно за тремя-четырьмя благополучными годами следовали четыре плохих, пока погодные условия не менялись и не наступало улучшение[102]. Соответственно колебались и цены на еду. Подорожание сильнее всего било по бедноте и порождало в среде растущего городского населения глубокое недоверие к селянам. Во времена неурожаев и нехватки зерна ширились подозрения в сокрытии запасов. Проповедники со своих кафедр обличали спекулянтов словами из Книги Притчей Соломоновых: «Кто удерживает у себя хлеб, того клянет народ», – но без особого эффекта