[264]. Так в рассказе Артура Конана Дойля состояние воздуха вынуждает Шерлока Холмса нетерпеливо расхаживать по дому, досадуя на бездействие и наблюдая «непроглядную бурую мглу, маслянистыми каплями оседающую на стеклах»[265]. В Лондоне времен великого сыщика удушливые густые туманы исходили из фабричных труб и миллионов угольных очагов, выбрасывавших дым в неподвижный холодный воздух. Я помню день в начале 1960-х, когда невозможно было разглядеть перед собой собственную вытянутую руку и все носили маски, чтобы защитить свои легкие. С появлением бездымного топлива эти густые туманы, похожие на гороховый суп, ушли наконец в историю.
К XVI веку площади лесов в Англии резко сократились из-за роста сельского населения и огромного спроса на строительные материалы и дрова. Лондонцы же использовали уголь и задыхались в клубах дыма, висевшего над улицами и частыми крышами. В морозные январские дни 1684 года писатель Джон Ивлин жаловался в дневнике на «грязно-бурый дым от угля», который наполнял легкие лондонцев «грубыми частицами». Еще король Карл II раздумывал над способами уменьшить лондонский смог, который позднее, в ходе промышленной революции, усилился с появлением угольных паровых двигателей, железных дорог и фабрик[266]. На картинах лондонских художников можно увидеть, каким загрязненным был воздух в XIX веке. Парусные корабли, буксиры и грузовые суда следуют по волнам Темзы в желтоватой или розовато-серой дымке; закаты над собором Святого Павла отсвечивают бледно-красными оттенками, которых нет на картинах более ранних веков[267].
Глобальные температурные аномалии после 1860 года. Обратите внимание на выраженную тенденцию к потеплению, которая усиливается с 1970-х годов.
Из-за промышленного и бытового сжигания угля задыхались люди, а в атмосферу выделялось огромное количество углекислого газа. В начале XX века, с началом массового производства автомобилей и с переходом от угля к нефти и газу, его стало выделяться еще больше. Антарктические и гренландские ледяные керны содержат пузырьки воздуха, возникшие задолго до промышленной революции, которые показывают, что уровень углекислого газа в атмосфере резко возрос после 1850 года. Концентрация других парниковых газов, например метана, повысилась примерно в то же время, поскольку население на планете росло и использовало все более интенсивные методы земледелия и скотоводства. Конечно, последовательное и неумолимое повышение глобальных температур в течение последних 150 лет нельзя считать случайностью.
Первая половина XX века не казалась необычной по меркам малого ледникового периода. Поначалу потепление примерно соответствовало тому, что наблюдалось с конца XVII века до 1730-х. Но в XVIII веке потепление завершилось суровой зимой 1739/40 года, а непредсказуемые климатические сдвиги продолжались в течение следующих 175 лет без каких-либо выраженных долгосрочных тенденций (за исключением циклов похолодания, вызванных вулканической активностью). Европейцы также наслаждались двадцатилетним периодом потепления в 1820–1830-х. Но ничто из этого не сравнится с устойчивым потеплением, которое началось в конце XIX века и продолжается с одним коротким перерывом по сей день.
В период с 1900 по 1939 год отмечались частые западные ветры и мягкие зимы, характерные для высокого индекса САО. Сильный градиент между высоким давлением над Азорскими островами и низким над Исландией поддерживал западные ветры. Температура воздуха на планете достигла пика в начале 1940-х, после десятилетий сильной циркуляции атмосферы. На границе с Арктикой, в Исландии и на Шпицбергене, потепление было еще более выраженным, чем в Европе. Площадь паковых льдов на севере сократилась на 10–20 %. На северных горах поднялись границы снегов. Корабли теперь могли плавать к Шпицбергену более семи месяцев в году (до 1920-го это было возможно только три месяца в году). Распределение и колебания уровня осадков также изменились на большей части земного шара. В Северной и Западной Европе осадки стали обильнее – вспомним, как в 1916 году увязали в грязи войска Первой мировой. Мой отец, воевавший на Западном фронте, жаловался в дневнике: «Постоянные дожди, серое небо и грязь повсюду. Мы тонем в ней по колено, в этой мерзкой жиже, от которой гниют ноги. Никто не начинает бой ни с той, ни с другой стороны, мы просто тихо страдаем от сырости»[268].
Осадки усилились в 1920-х и 1930-х, когда субполярные циклоны укрупнялись и несли воздух все глубже в Арктику. С потеплением в Западной Европе продолжительность периода вегетации увеличилась на целых две недели по сравнению с серединой XIX века; теперь весенние заморозки заканчивались раньше, а осенние заморозки начинались позже. После 1925 года альпийские ледники исчезли из долин и остались лишь высоко в горах. Сильные западные ветры с Тихого океана растянули засушливую ветровую тень Скалистых гор далеко на восток, что вызвало катастрофические пыльные бури в Оклахоме в 1930-х. Изменения в циркуляции атмосферы принесли устойчивые муссоны в Индию. За 36 лет, с 1925 по 1960 год, муссоны ослабевали лишь дважды – ничтожно редко по сравнению с их катастрофическим отсутствием в конце XIX века, когда миллионы индийских крестьян погибли от голода[269].
К 1940-м ученые заговорили об устойчивом потеплении, которое стало выходить за рамки привычных климатических колебаний. Поначалу внимание было приковано к самому явному признаку глобального потепления – отступлению арктических морских льдов. Что произойдет, если к концу ХХ века паковые льды полностью исчезнут? Станет ли возможно выращивать пищу еще дальше на севере и осваивать арктические земли, которые не возделывались даже в период средневекового климатического оптимума? В те годы у климатологов было мало исследовательских инструментов, которые позволили бы им делать надежные выводы. Еще не началась эра компьютерного моделирования, спутников и систем глобального слежения за погодой. Их исследованиям мешали постоянные колебания в осадках и температурах, за которыми трудно было разглядеть долгосрочные тенденции, а также отсутствие структурированных метеорологических данных за долгий период времени.
Пока климатологи размышляли о полувековом или даже более длительном потеплении, изменения в циркуляции атмосферы в 1950-х привели к снижению средней мировой температуры примерно до уровня 1900–1920 годов. Это похолодание продолжалось дольше, чем любой другой нисходящий тренд с 1739–1770 годов. САО вошла в отрицательную фазу, а западные ветры ослабли и сместились на юг. Зимние месяцы в Западной Европе стали холоднее и, как правило, суше. Зима 1962/63 года в Англии была самой холодной начиная с 1740 года. Я помню, как проехал несколько километров на коньках по реке Кам близ Кембриджа, а за несколько дней до этого плавал по ней в лодке, и вода была такой холодной, что брызги замерзали на наших веслах. Зимой 1965/66 года Балтийское море было полностью сковано льдом. В 1968 году морские льды окружили Исландию – впервые с исключительно холодной зимы 1888 года. Последствия изменений атмосферной циркуляции ощущались и в других местах. С 1968 по 1973 год продолжительная засуха в Сахеле на юге Сахары унесла жизни тысяч людей и уничтожила поголовье крупного рогатого скота. Зима 1971/72 года в Восточной Европе и Турции была самой холодной за 200 лет. Замерзла даже река Тигр – единственный раз за столетие. Рекордно низкие зимние температуры 1977 года на Среднем Западе и на востоке США убедили многих людей в неизбежности нового ледникового периода. Журнал «Тайм» опубликовал статью о повторяющихся циклах ледниковых периодов. Холода снова вошли в моду.
Затем индекс САО внезапно взлетел до максимума. Потепление возобновилось и, казалось, ускорилось. Зимой 1973/74 года Балтийское море было практически свободно ото льда. Англия наслаждалась самым теплым летом с 1834 года. Летом 1975/76 года рекордная жара иссушила Англию, Данию и Нижние Земли. Отмечалось все больше экстремальных погодных явлений, больше ураганов и засух; глобальный климат стал заметно отличаться от того, что наблюдалось столетием (или даже десятилетием) раньше.
В то время лишь небольшая горстка ученых активно изучала долгосрочные климатические изменения. Их исследования не привлекали особого внимания до июня 1988 года, когда на Среднем Западе и востоке США на два месяца установилась иссушающая жара. За несколько недель рекордных температур значительные участки реки Миссисипи превратились в мелководные ручьи. Баржи садились на мель и неделями не могли сдвинуться с илистых банок. По меньшей мере половина посевов ячменя, овса и пшеницы на севере Великих равнин была уничтожена. Засуха вызвала разрушительные лесные пожары на площади более 2,5 млн. га на западе страны, в том числе на большей части Йеллоустонского национального парка. Засушливый период был связан с довольно обычным метеорологическим явлением – блокирующим антициклоном, который удерживал жару над Средним Западом и востоком. Но всего одного слушания в Сенате, на котором все изнемогали от жары, было достаточно, чтобы глобальное потепление из малоизвестной научной проблемы превратилось в вопрос государственной политики[270].
Климатолог Джеймс Хансен выступил на слушаниях сенатского комитета по энергетическим и природным ресурсам 23 июня 1988 года – в тот день, когда температура в Вашингтоне достигла невероятной отметки в +38 °C. Изнуряющая жара была подходящим фоном для заслушивания поразительных фактов о климате. У Хансена на руках были впечатляющие данные 2000 метеорологических станций со всего мира, которые свидетельствовали не только о столетней тенденции к потеплению, но и о резком возобновлении этого тренда с начала 1970-х. Четыре самых теплых года за последние 130 лет пришлись на 1980-е. В первые пять месяцев 1988 года были побиты температурные рекорды. Хансен категорически заявил, что наша планета постоянно нагревается из-за повсеместного использования ископаемого топлива. Кроме того, можно ожидать гораздо более частых волн жаркой погоды, засух и других экстремальных климатических явлений. Его прогнозы в одночасье вывели глобальное потепление на первые строки публичной повестки.