Час пролетает незаметно. Приходит медсестра и по очереди забирает полусонных малышей, а мамаши начинают готовиться ко сну. Вставать рано, как на завод: у многих утром уколы, к тому же в шесть утра снова принесут деток. Кристина терпеливо ждёт, когда женщины сходят в туалет и улягутся, чтобы потом спокойно, без очередей и толкотни посетить «места общего пользования». Она с брезгливым отчуждением следит за перемещениями соседок, в который раз поражаясь их внешнему виду.
Все, кроме, разве что Олечки Морозовой, напоминают жирных гусынь: фигуры бесформенные, лишний вес не сошёл (а может, уже и не сойдёт), опустевшие большие животы висят уродливыми мешками. Ходят, переваливаясь, полусогнувшись, шаркая, как старухи.
Кристина случайно оказалась в крыле, где лежат уже родившие женщины. Отделение патологии беременности, куда её собирались положить, закрылось на ремонт. Лилия Генриховна, врач, которая завтра будет оперировать, оборонила сквозь зубы:
– Полежишь с молодыми матерями, на малышей посмотришь, может, одумаешься!
Спасибо, Лилия Генриховна, насмотрелась! Такого навидалась, что про беременность вообще больше думать никогда не захочется. Избавиться бы от того, что засело внутри, и забыть, как страшный сон.
– Ой, как вспомню Егану, со смеху помираю! – опять заливается Гульсина.
Они рожали одновременно, лежали на соседних столах. Гульсина постоянно рассказывает, как Егана корчилась от боли, ругала мужа последними словами, вопила, мешая армянские и русские слова, что больше этого «изверга» близко не подпустит. Теперь боль и страх забылись, Егана уже собирается за шестым ребёнком. Хочет сына родить, а то всё девчонки получаются.
Егана и Гульсина дружно хохочут, все остальные присоединяются к этому веселью, тоже припоминая подробности собственных родов, которые по прошествии времени стали почему-то казаться смешными. Кристине не смешно, а противно. И вот это – рождение новой жизни?! Это – счастливые молодые матери?!
А уж вечно голосящие младенцы вообще отдельная песня. Светка как-то развернула свою дочурку, и Кристина одним глазком глянула на это чудо. Мама дорогая! Голова по сравнению с тельцем несуразно-огромная, ручки-ножки тонюсенькие, кривенькие, живот надутый. Пищит, дрыгается, кулачки сжимает – загляденье!..
Помнится, однажды Ленка почти час не могла успокоить ребёнка, который оглушительно орал у неё на руках и отказывался от груди. Качала, уговаривала, а потом не выдержала и тоже заорала: «Да заткнись ты, а то в окно выкину!» Ужас, просто ужас… Никуда, конечно, не выкинула, принялась рыдать, извиняться, целовать-наглаживать, побежала к педиатру. Та осмотрела девочку и выяснила, что у той во рту молочница, вот она и верещит, и от еды отказывается.
У Кристины, если верить УЗИ, тоже девочка. Думать об этом не хочется, но мысли лезут в голову, как наглые воры – в сумку в час-пик. Никуда от них не денешься. Да и ребёнок не позволяет забыть: время от времени даёт о себе знать легонькими тычками, перекатываниями, еле заметным шевелением. Кристина поднимается и выходит из палаты. Все женщины лежат в кроватях, покончив с гигиеническими процедурами.
– Кристин, свет выключи! – просит Егана.
Она молча щёлкает выключателем и прикрывает за собой дверь. Знает, что стоит ей выйти, как эти курицы примутся её обсуждать. Откуда они всё знают? Сама она никому не говорила. Может, от медсестер. Скорее всего, от них. Точнее, от Эльзы, главной сплетницы. На пенсию пора, а туда же. Только бы языком почесать. Ну и пусть болтают. Что они могут знать о её жизни?
В коридоре гораздо прохладнее и свежее. Вот если бы можно было поставить здесь кровать!.. Но ничего, завтра ей сделают операцию, и, если она пройдет без осложнений, через денёк-другой выпишут. Всё закончится, она окажется в своей комнате, будет спать в любимой кроватке. И никаких мерзких тёток, чужого сопения, храпа, ворчания, глупых разговоров, детского плача.
Домой вдруг захотелось так мучительно, что Кристина едва сдержала слезы. Очень жалко себя, но, если честно, никто не виноват в том, что она здесь оказалась. Сама всё затеяла, самой и расхлебывать. Сашка ведь сразу сказал, что жениться не собирается. Но Кристина не поверила. Как же так? Она красивая, первая красавица на курсе. И умная, на красный диплом идёт. Разве можно не захотеть такую в жёны? Однако Сашка, тоже красавец и умница, единственный сын весьма небедных родителей, в которого она влюбилась без оглядки, разом выбросив из головы всех прежних ухажёров, не желал понимать, в чём его счастье.
Кристина решила ему помочь. Сказала, что беспокоиться не о чем, она пьёт противозачаточные таблетки. Но и он был не промах, не поверил, бдительности не терял. Кристина не сдавалась, и однажды ей повезло: пьяный Сашка позабыл о предохранении. Они долго пытались переиграть друг друга, и в тот момент, когда тест наконец-то показал две полоски, она подумала, что победа за ней.
Ошиблась. Не помогло и то, что скрывала свою беременность до последнего. Точнее, до тех пор, пока делать аборт не оказалось поздно. Кристина планировала надавить на все чувствительные Сашкины точки, сказать про якобы отрицательный резус и страстное желание иметь детей.
Чувствительные точки у Сашки отсутствовали, однако совесть имелась. Он не стал толкать свою девушку на аборт. Сказал, что жениться не готов, поскольку не любит Кристину и никогда ничего ей не обещал, но если она так уж хочет рожать, пусть рожает. Он станет помогать в материальном плане.
Это был сокрушительный удар. Детей Кристина хотела ещё меньше, чем Сашка. И всё же решила попытаться дожать ситуацию. Ей пришло в голову, что увидев прелестную мать с милым младенцем на руках, парень одумается и женится.
С небес на землю Кристину спустила мать. Когда Ольга Борисовна, погружённая в карьеру и отношения с новым мужчиной, заметила дочерин тщательно скрываемый живот, срок был уже приличный. Почти шесть месяцев.
– Хочешь, как я, мыкаться? Думаешь, сладко быть матерью-одиночкой? – орала мать, нарезая круги по квартире. Она растила Кристину без мужа, с помощью ныне покойной бабушки, и прекрасно знала, о чём говорила. – Ни поддержки, ни личной жизни!
Пресловутую личную жизнь мать пыталась устроить много лет подряд, и только недавно у неё появился-таки нормальный, «перспективный», то есть с серьёзными планами мужчина, а не приходящий по графику любовник. Теперь потенциального супруга требовалось всячески обихаживать, со всех сторон облизывать, приглаживать, приучать к мысли о совместном проживании. Задвигать женское счастье на задний план во имя дочери и внучки Ольга Борисовна не собиралась. Хватит с неё жертв. Так и заявила:
– Имей в виду: я тебе не помощница!
Были и другие аргументы. Хорошо, ближайшую сессию Кристина сдаст, на пятый курс перейдёт. А потом? Родится ребёнок и про учёбу можно забыть. Придётся брать «академку», потом восстанавливаться (неизвестно ещё, когда!), доучиваться кое-как. Никакого диплома с отличием, аспирантуры, перспективной работы. На карьере можно смело ставить крест. Случай, описанный в фильме «Москва слезам не верит», настолько редкий, что про него даже кино сняли. Вряд ли у Кристины получится повторить этот подвиг.
Едем дальше. Удастся ли выйти замуж с таким «прицепом»?
– На меня погляди, дурочка! Много нашлось желающих? Очередь выстроилась чужого ребенка растить? Мужикам свои-то толком не нужны, а тут неизвестно от кого!
Придавленная обрушившейся на неё правдой жизни, Кристина не могла понять, как сама до всего этого не додумалась. Она и не помышляла возражать матери, а в итоге расплакалась от отчаяния, что ничего теперь не изменишь.
– Может, в роддоме оставить? – покосившись на свой живот, пробормотала Кристина.
– С ума сошла? А люди что скажут?
Что верно, то верно. Да и в будущем… Мало ли. К тому же мать предложила гораздо лучший вариант. Искусственные роды. Правда, их делают только по строгим показаниям. Ольга Борисовна долго звонила по многочисленным телефонным номерам, говорила с какими-то знакомыми, полузнакомыми, знакомыми знакомых…
В результате этих переговоров Кристине обещали выдать заключение от психиатра, в котором будет написано, что она склонна к депрессии и суициду на почве беременности. И единственный способ её уберечь – устранить причину.
– Дороговато, конечно, но что делать… Ни шубу, ни сапоги не вздумай теперь просить! – строго предупредила мать. Села рядом и погладила дочь по голове. Эта ласка означала, что буря миновала: решение найдено. Проблема почти устранена.
– Не волнуйся, считай, это обычная операция. Я где-то читала, организм воспринимает беременность как опухоль. Инородное тело. Вот у тебя его и вырежут. Если подумать, это куда лучше, чем аборт. Безопаснее для здоровья. А потом время придёт, замуж выйдешь, спокойно родишь.
… Кристина стояла в коридоре, смотрела в окно. Дождь кончился, и асфальт в скупом жёлтом свете фонарей блестел, как лакированный. Улица опустела: уже поздно, все попрятались в свои дома. «Интересно, чем занимается Сашка?» – вяло, как-то вполсилы подумала она. Наверное, зависает в ночном клубе. Скорее всего, с новой девчонкой. Мысль ужалила осой, но почти не причинила боли. В последнее время Сашкин образ сделался расплывчатым и ушёл в тень. Кристина не тосковала, а злилась, что чуть не сломала себе жизнь из-за этого козла.
– Аржанова? Ты что здесь? – раздалось над ухом.
Кристина вздрогнула и резко обернулась. Лилия Генриховна. Высокая, выше её самой, седая, подтянутая. Вся какая-то стерильная, как белый докторский халат. Глаза смотрят холодно и строго.
– Здравствуйте, Лилия Генриховна. Я просто подышать вышла: в палате очень душно. Сейчас пойду спать.
– Нужно выспаться. У тебя завтра тяжёлый день. – Голос врачихи звучал напряжённо и сердито.
– Да, конечно.
Кристина не знала, что ещё сказать. Она сразу поняла, что не нравится этой суровой женщине. Почему – непонятно. Вроде ничего плохого ей не сделала.