— Нет, в ЗАГС я пошел по своей воле и, кажется, по собственной же инициативе. В общем, просто увлекся так, что голову потерял. Ляпнул: «Пошли жениться, Машка?» А она возьми — и согласись. Ну а в ЗАГСе, когда уже нас расписали и она увидела в свидетельстве, что я не Роман, а Влад…
То, как брат задумчиво потирает щеку подсказывает, что девчонка врезала ему не по-детски. Блин, почему меня там не было? Он точно видел, как я получал по роже, а я до сих пор ни разу.
— Выскочила на улицу, начала что-то кричать про обман, обозвала извращенцем и придурком. А потом в какую-то машину прыгнула. Блин, даже не в такси, а то бы я нашел. — Влад сокрушенно качает головой. Кажется, его и правда проняло.
— Я чуть не весь город с ног на голову перевернул — как сквозь землю провалилась эта Маша. Чувствую себя женатым идиотом без жены.
— И без кольца, — тыкает взглядом в его руку Бон-Бон. — Прости, что скажу тебе это, но если женщина не хочет, чтобы ее нашли — найти ее трудно. Почти нереально. А тем более, если ты даже не потрудился узнать, кто она, где работает и где реально проживает.
— Да потрудился я! — Брат выглядит таким потерянным, словно ему врезали между ног. — Она сказала, что ее отец занимается строительным бизнесом, что она учится на третьем курсе по специальности международное право и что летом собирается в Венецию на карнавал, якобы, это ее хобби. Я проверил, — тут же добавляет он, видимо догадываясь, каким будет следующий вопрос. — Нет никакой Марии Скворцовой ни на одном факультете по международному праву. Вообще нигде нет такой студентки.
— Может, она «пэтэушница»? — подсказываю я.
— Или школьница, — кивает Бон-Бон, и на лицо Влада в эту минуту нужно посмотреть: перекосило бедного.
Я очень стараюсь не ржать, но все-таки взрываюсь, и мы с Бон-Бон на пару хохочем, словно ненормальные. Я до сих пор не понимаю, чем заслужил эту девчонку. Правда. Но и анализировать не хочу. Она в моей жизни — словно ветер со сладким ароматом груши. И Бон-Бон разделила мою жизнь на «до» и «после».
— Придурки, — огрызается Влад. Не злится, просто ждет, когда нам надоест хохотать, чтобы перейти к завершительной части истории. Той, которая интересует нас больше всего. — В общем, я думаю, что информация о браке как-то просочилась именно из ЗАГСа. Вероятно, «слила» одна из работниц, прицельно твоей бывшей.
Даже сейчас меня коробит от этого словосочетания, и Ени, судя по тому, как она вздрагивает в моих руках, тоже.
— Не припоминаю, чтобы она говорила, что у нее там знакомые, — роюсь в памяти я. Хотя, какое теперь это имеет значение? — Может, твоя беглянка разболтала?
— Она же знает, что я — это не ты.
— Ну до того, как все вскрылось, не знала же, — подхватывает Ени.
Мы в две пары глаз смотрим на Влада и слепому было бы понятно, что ему не по себе от одной мысли, что его «жена» и Ольга могут быть как-то связаны. Честно говоря, даже мысль о том, что они могут быть еще и родней, вызывает во мне тихий ужас. Еще не хватало получить Ольгу в семью через третью кровь.
— Да ну нах, — отмахивается Влад, — они даже не похожи!
— Так погоди, я не понял: ты женат или как? — допытываюсь я.
— Женат, — гордо заявляет эта ослиная задница и мне даже отчего-то хочется его поздравить, знать бы только с чем. — Дело за малым — найти жену.
— Найти — и развестись, — продолжаю за него фразу.
— Не раньше первой брачной ночи, — скалится брат и, наконец, поднимается, напоследок хватая с тарелки ломтик апельсина.
Ени провожает его до двери, и я слышу, как они о чем-то шушукаются.
Почти уверен, что Бон-Бон не оставит эту историю без своего вмешательства, а, значит, можно не сомневаться — скоро молодоженов ожидает бурная встреча.
Но, блин, не раньше, чем мы вернемся из нашего медового месяца.
Глава сорок первая: Ени
— Я могу взять сумку, — ворчит мой Цербер, когда мы выходим из номера. — Слушай, Бон-Бон, гипс сняли, я не калека и хватит надо мной трястись.
Он такой милый, когда злится. Вот хоть тресни, а так и тянет его нарочно подергать за усы, посмотреть, как у него глаза темнеют, как он сводит брови к переносице и делает вид, что ему почти все равно.
Утром мы заселились в гостиницу, а сейчас, когда солнце уже клонится к закату, пришло время отчаливать на наш маленький тихий островок. Катер уже ждет у причала и все, о чем я могу думать — сколько времени пройдет после того, как мы останемся одни, прежде чем наброситься друг на друга. Смешно сказать, но после той аварии мы почти не были наедине, не считая последних недель, пока Рэм усиленно работал дома, с гордым видом водрузив загипсованную ногу на кофейный столик. И за это время я успела сделать несколько открытий. Во-первых, полностью одетый, занятый любимым делом мужчина так же сексуален, как и полностью раздетый. В особенности, когда он так увлечен, что даже не замечает, как выставляет кончик языка или усердно кусает нижнюю губу, или как чешет кончиком карандаша голову, из-за чего его волосы торчат во все стороны, словно у балованного мальчишки. Во-вторых, секс — это, конечно, хорошо и без него грустно, но спать в обнимку в одной постели — просто бесценно. Мой Цербер оказался до конца верен своему инстинкту собственника: даже, когда я случайно отворачивалась во сне, он брал меня за руку и разворачивал обратно, так, чтобы я снова его обнимала. А утром делал вид, что мне это приснилось. И так — чуть не каждую ночь. Ну и в-третьих, выяснилось, что мой муж не разбрасывает носки! А охотно и добровольно бросает их в стиральную машинку. Можно сказать, он лучше, чем идеал. Он — мой идеал.
Только упрямый.
— Ладно, Цербер, с тобой же бесполезно спорить, — говорю я, позволяя мужу взять наши вещи.
Он чуть-чуть прихрамывает, но делает вид, что так и задумано, а я иду следом и делаю вид, что не замечаю. Мне всего девятнадцать лет, но, кажется, я понимаю, что быть женой — значит, помогать ему оставаться сильным плечом, даже когда он хромает после аварии, в которой чуть не погиб, спасая мою жизнь.
Хорошо, что иду сзади, потому что глаза снова на мокром месте.
— Пялишься на мою задницу, Бон-Бон? — с игривыми нотками в голосе спрашивает Рэм и я чуть не горю от желания ущипнуть его за мягкое место. Совсем двинутая на нем, и в принципе, наслаждаюсь этим на всю катушку.
— Смотрю за двоих под ноги, — как бы безразлично фыркаю я, мысленно выуживая его из шорт. Да да, это прерогатива мужчины — раздевать свою женщину глазами, но чем я хуже, тем более, когда тут перед самым носом такой подкаченный «орех».
— Да у меня задница уже горит, — не верит он, и вдруг резко останавливается, так что я налетаю носом на его спину. Поворачивается, смотрит на меня вполоборота и спрашивает: — Ничего не забыла?
— Ты имеешь в виду зубные щетки? — воркую я.
— Я имею в виду те трусики из трех полосочек, малышка.
Приходиться встать на цыпочки, чтобы прямо ему в ухо шепнуть:
— Конечно, не забыла — они как раз на мне.
То, как муж рычит в ответ на провокацию, просто сводит с ума. А заодно действует, как лекарство от хромоты, потому что до самого причала мы чуть ли не бежим вприпрыжку. Удивительно, на какие подвиги толкает мужчину невинная шалость. Что с ним будет, когда я наряжусь в тот прозрачный комплект персикового цвета…?
Мы «арендовали» небольшой островок в Карибском атолле. Судя по фотографиям, там есть только одно бунгало, удачно замаскированное под хижину Робинзона. А еще пальмы, много песка, великолепный пляж и полной отрыв от цивилизации. Обслуживающий персонал будет приезжать только раз в неделю, но, конечно, у нас есть связь на экстренный случай. Всю дорогу в самолете Рэм делал вид, что изучает книгу о том, как приготовить акулу десятком разных способов, а я, взамен, весь сегодняшний день гуглила глупую фразу: «Как отбиваться от акулы культями».
Выбраться из сырого ноября на залитый солнцем остров, окунуть ноги в теплый песок, и вдохнуть полной грудью чистый, чуть-чуть подсоленный морским бризом воздух — что может быть лучше?
— А, может, мы его купим насовсем? — говорю я, когда катер скрывается из виду.
Падаю на песок и делаю «морскую звезду» из песка, активно «махая» по песку руками и ногами. Цербер возвышается надо мной и с улыбкой качает головой.
— Мне следовало догадаться, что после красного «Лексуса» твои требования возрастут.
— Ну а что? Представь, у всех унылые дачи: кособокий домик, грядки, искусственный бассейн с лилиями, а у нас — кокосовые пальмы и дрессированные обезьянки! И бассейн, который можно не чистить — сэкономим.
— Ты ненормальная, Бон-Бон.
— Нет, Цербер, я — твоя ненормальная. — Закрываю глаза и с наслаждением выскальзываю из топика, оставаясь в одних джинсовых шортах. Я бы и их сняла, но Рэм обещал мне романтический ужин, и что-то я сомневаюсь, что вид трех бессовестных полосочек а ля трусики не заставит его передумать. — И вообще, где мой «Секс на пляже»?
Помню, когда я была ребенком, сюжет «Русалочки» всегда казался мне самым романтичным. Она пожертвовала ради него голосом и чуть не погибла, спасая от лап злой морской ведьмы. А принц Эрик из мультфильма до сих пор был моим красавчиком номер один: такой смуглый, темноволосый, с улыбкой во весь рот. И вот, я валяюсь на песке, словно счастливая Ариэль, а мой Эрик возвышается надо мной, уперев руки в бока, словно решает, быть ему принцем и тираном. Я бы пожертвовала ради него всем, даже жизнью. И он сделал тоже самое. Мы не идеальны, каждый из нас немного эгоист и зараза с большой буквы, но вместе мы — одна сжатая в кулак пятерня. Если сражаться — то вместе, если прощать друг другу — то без оглядки.
Странно, что в той детской модели идеальных отношений, которую я придумала до Рэма и по которой собиралась жить, не было отведено ни единого пункта вот этому — жертвенности и умению любить со всеми недостатками и достоинствами. Я лепила Тапочка по идеальному шаблону, лишив его права быть простым смертным, водрузив на пьедестал, куда и сама поглядывала лишь с восторженным трепетом, а никак не с восторгом влюбленной женщины. Любить идеал легко и совсем не больно — это я теперь знаю. А попробуй любить самовлюбленного Цербера с замашками домашнего тирана? Вот только перспектива стать его рабыней не пугает, напротив — заставляет судорожно, до сладкой тяжести внизу живота, сжимать ноги.