– Конечно, люблю. Потому что это все не по-настоящему.
К тому времени, как Валентине удалось поладить со свекровью и даже ощутить к ней некоторую привязанность, самочувствие Рамоны начало ухудшаться. Врачи к ней не приходили, да она и не просила об этом. Просто легла в постель и стала тихо угасать – ни муж, ни сын в течение трех недель, пока она умирала, не проявили к ней ни малейшего внимания. Валентина сидела рядом со свекровью, пыталась расспрашивать о ее жизни, но говорить старухе было тяжело. Только однажды она попыталась объяснить, зачем Валентина им понадобилась, почему Дамасо отправился в ночной клуб, чтобы предложить ей брак с Антоном. Объяснение показалось Валентине настолько ужасным, что она отказалась верить, предпочитая считать это бредом умирающей. И в ответ рассказала о своем детстве в Боливии, о надеждах, которые возлагала на переезд в Испанию, и о том, чем ей приходилось заниматься, чтобы заработать на жизнь…
– Если бы я знала, осталась бы дома, честное слово.
Когда Рамона умерла, Валентина бросилась за Антоном и Дамасо в свиной загон.
– Сейчас, сейчас придем, только корм свиньям дадим.
После похорон Рамоны Валентина пошла в комнату покормить сына. Подняв глаза, она обнаружила, что Антон смотрит на нее. За год с небольшим, что она провела в этом доме, он впервые смотрел на нее – точнее, на сосок, которым она кормила малыша. Валентина не могла определить, что было в этом взгляде, отвращение или желание. Антон до сих пор не прикасался к ней. Муж оставался для Валентины существом непостижимым.
В тот вечер, после того как она поймала на себе его взгляд, Антон вышел из комнаты. Валентина не знала, куда он направился, пока не услышала, как свинья визжит от боли. Такие страшные звуки обычно разносились по ферме в дни забоя. Она вышла из дома и увидела Антона: он держал свинью, которой только что вспорол живот. Кровь хлестала во все стороны, но Антона это не беспокоило. Похоже, он наслаждался убийством животного, ему нравилось, как кровь выплескивается на него, заливает ему руки, грудь, лицо. Дамасо тоже вышел, обеспокоенный визгом свиньи.
– Ты что делаешь?
Он дал сыну такую затрещину, что тот растянулся на земле. Потом Дамасо начал осыпать Антона оскорблениями, называл его «недоделанным мужиком», который не выполнял свой долг как положено.
– А как положено? Как ты выполнял? – заорал Антон на отца. – Произвести на свет двух слабоумных?
– Они получше тебя будут!
Валентина впервые услышала, как они ссорятся. И впервые они упомянули двух братьев Антона, которые жили в свинарнике, как животные. Она носила им еду, но не решалась даже заикнуться о них в присутствии мужа и свекра.
Свинья все еще визжала, истекая кровью. Держа в руках нож, Антон смотрел на отца отсутствующим взглядом. Все случилось мгновенно: одним прыжком очутившись около Дамасо, Антон воткнул нож ему в шею. Дамасо попытался дотянуться до рукоятки, но тщетно. Кровь уже била ключом. Он упал на землю рядом со свиньей, и потоки их крови смешались.
На лице Антона не дрогнул ни один мускул. Он стоял и смотрел, как отец корчится в предсмертных судорогах. Потом перевел взгляд на Валентину:
– Иди сюда, бери его за ноги.
Валентину переполнял ужас. Запах крови – свиньи и Дамасо – проникал повсюду. Она повиновалась приказу; вместе с мужем они перетащили Дамасо в разделочную. Там стоял станок для резки костей. Не колеблясь ни секунды, Антон засунул в него голову отца и разрубил шею там, куда воткнулся нож…
– Когда приедут его забирать, скажем, что это был несчастный случай. Он работал в разделочной, а когда мы сюда заглянули, то нашли его в таком виде. Возможно, покончил с собой от горя после похорон жены.
Валентина думала, что никто в это не поверит, но полицейские поверили – смерть Дамасо расследовать не стали. Робкий парень, за которого Валентина вышла замуж, окончательно исчез. Он превратился в чудовище. Значит, Рамона рассказала правду; теперь стало понятно, почему их поженили. Валентина понимала, что должна быть с ним очень осторожной, не совершать ошибок, иначе сама станет следующей жертвой.
Антон велел ей выпустить из свинарника Серафина и Касимиро и разместить их в доме. Он не хотел, чтобы люди из похоронного бюро или кто-нибудь еще увидел, что его умственно отсталые братья живут со свиньями. Еще не отойдя от шока, Валентина направилась к свинарнику. Серафин и Касимиро сидели в своем загоне, перепачканные навозом, и пускали слюни.
Глава 18
Как такое возможно – чтобы у Чески была дочь и ни бывшая начальница (которой вообще-то положено выяснить о человеке все, прежде чем брать его в отдел), ни любовник об этом не знали? Может, Ордуньо был в курсе, на правах старого друга. А может, и вообще никто. Как искать Ческу, ничего о ней не зная? Этот вопрос терзал и Элену, и Сарате.
Сарате примчался в квартиру на Пласа-Майор, как только получил эсэмэску от Элены: «Срочно приезжай, откопала кое-что важное». Не перезвонил, не переспросил – инспектору Бланко он доверял безоговорочно. В Куэнке Ордуньо и Рейес должны были собрать информацию о ветеринаре Эмилио Суэкосе.
Пересекая Пласа-Майор, Сарате нашел глазами балкон Элены Бланко, где столько лет стояла камера, снимавшая площадь. Теперь камеры не было, и балкон ничем не отличался от остальных. С этим местом у Анхеля было связано столько воспоминаний! Впервые он оказался здесь в день, когда только поступил в ОКА: к его удивлению, Элена сразу привела его к себе домой, чтобы заняться любовью. А потом они ходили в караоке на улице Уэртас, где она пела итальянские песни и неизменно заказывала граппу, к которой, похоже, больше не прикасалась. Была ночь, когда он стерег ее сына Лукаса, и расследование, позволившее разоблачить «Пурпурную Сеть»; была прогулка по Пласа-Майор под Рождество, среди ярмарочных лотков, когда Элена сообщила, что уходит из отдела. Было так много всего, и хорошего, и плохого, но плохого, кажется, все-таки больше.
– Если Ребеке двадцать, то Ческа стала матерью в пятнадцать, – прикинул Сарате.
– Сарате, скажи мне правду. Ты этого не знал?
– Нет!
– Как это возможно? Твоя женщина ищет свою дочь, а ты об этом ни сном ни духом?
– Я ничего не знал, Элена. Даже представить себе не мог. Ребека тоже не знала?
– Знала, что ее удочерили. Приемные родители рассказали, когда девочке исполнилось двенадцать. Но о Ческе не знала. И сейчас не хочет о ней слышать.
– Ты объяснила, что она исчезла?
– Да, но даже это ее не смягчило. Ребека попросила не говорить Ческе, где она живет. Если, конечно, мы ее найдем…
– В каком-то смысле я ее понимаю. Приемные родители дали ей все; это они всегда были рядом и никогда ее не предавали.
– Вопрос в том, что произошло с Ческой в пятнадцать лет. Кто отец ее дочери и почему она ее отдала?
– Надо поговорить с кем-то из родственников.
– Ее родители давно умерли.
– У нее была сестра, – сказал Сарате. – Но они никогда не ладили.
– Сестра живет в Эль-Эскориале? Ческа как-то упоминала, что проводила там лето.
– Нет, в Эскориале жила ее бабушка… или двоюродная бабушка. Сама она родом из деревни в окрестностях Сеговии.
– Я даже не знала, что она не из Мадрида, – вздохнула Элена. – Все твердят, что я хорошо руководила отделом, но это неправда. Я никогда не вникала в чужие проблемы, если они меня не касались. А что за деревня?
– Турегано, под Сеговией. Бывала там?
– Нет, но сегодня же побываю. Если выехать сейчас, мы будем там не слишком поздно. Надеюсь, сестра Чески еще не ляжет спать.
Они спустились на площадь – Сарате пришел пешком, так что они собирались взять машину Элены, нормальную, «мерседес». Он стоял на подземной парковке Диди, той самой, куда инспектор Бланко раньше приводила своих любовников, владельцев внедорожников. Вдруг Элена остановилась.
– Пойдем.
Сарате последовал за ней, не понимая, куда и зачем она его ведет, пока они не зашли в лавку метрах в двухстах от Пласа-Майор. За прилавком стоял араб.
– Привет, Аллу, помнишь меня?
– Добрый вечер, донья Элена. Давненько вы не заглядывали.
Элена достала из сумочки телефон Чески.
– Надо его разблокировать и вытащить все, что там есть.
– Это законно? – спросил араб.
– Нет, и я помню, что тариф в таком случае выше. Завтра с утра зайду за телефоном.
Аллу забрал с прилавка положенные Эленой двести евро и взял мобильник.
– К завтрашнему утру будет готово.
Уже в машине, по дороге в Турегано, Сарате решился спросить:
– Почему ты не отдала его Марьяхо?
– Мне вообще не нравится, что приходится взламывать телефон Чески. Так пусть хоть ее личные дела не обсуждают в отделе. Я знаю, она бы сделала для меня то же самое.
Глава 19
Снаружи было темно, в узкие, как щели, окна не проникало ни лучика света. Тишина стояла почти абсолютная. Только издалека доносился какой-то назойливый звук. Похоже, хрюкали свиньи, – но может, это было что-то другое, может, Ческа подумала про свиней из-за запаха. Было странно, что она не мерзла без одежды. Наверное, где-то есть печка.
На мгновение ее охватила дремота. Потом дверь открылась, и вошел Хулио с миской еды в руках. Ческа так проголодалась, что по запаху определила содержимое миски еще до того, как он спустился с лестницы. Хулио принес мясо, и ей было все равно, если оно отравлено.
– Тебе повезло, сейчас поешь.
Хулио развязал ей запястья, дал пластиковую ложку и показал нечто похожее на пистолет.
– Это для свиней, чтобы их глушить. Не знаю, как на тебя подействует. Может и убить, так что лучше не нарывайся.
Ческа и не планировала, даже если бы ложка была металлической. Все ее мысли были о миске с горячим мясом и картошкой.
– Воды, дай мне воды.
Хулио протянул ей пластиковый стаканчик с водой. Когда она закончила есть, он сначала надел на нее наручники, а потом освободил ступни. Помог подняться, но Ческу не держали ноги.