А Сарате думал о той ночи, когда пропала Ческа. Он еще не понимал, как глубоко эти мысли врастали в него, пронизывая насквозь кишки, печень, легкие, мозг. И сердце. «Если бы я отвечал на ее сообщения, она бы уговорила меня вернуться домой. Если бы я не ушел, Ческа была бы в безопасности. Если бы я был внимательным и чутким, мы бы в тот вечер распили бутылку вина, и она, может быть, рассказала бы мне, почему так странно вела себя в последнее время».
Чтобы выбраться из водоворота мрачных мыслей, он прибегал к разным хитростям: перебирал эпизоды из жизни друзей, напевал про себя любимую песенку, вспоминал, когда в последний раз смеялся от души. Но ни одна уловка не срабатывала. «Будь я хорошим человеком, Ческа сейчас была бы здесь. Это я виноват. Я виноват. Я».
Глава 24
Когда Ордуньо и Рейес вернулись на скотобойню, Эмилио Суэкоса на рабочем месте уже не было.
– В «Шанхай-Ривер» отправился?
– Наконец-то я смогу туда попасть! Может, там и работать останусь, – дурачилась Рейес.
«Шанхай-Ривер» только что открылся, и клиентов пока было немного. Внутри клуб выглядел еще хуже, чем снаружи: треснутые зеркала, обшарпанные красные диваны, полки с бутафорскими бутылками. Пара посетителей болтала с девочками. Все пили – мужчины из рюмок, девушки из коктейльных бокалов. На девочках не было никакой одежды, только стринги, подвязки, чулки, лифчики… Женщина чуть старше сорока, сидевшая у барной стойки, с любопытством разглядывала Рейес. Ордуньо подошел к ней, но не успел он заговорить, как женщина начала возмущаться:
– Ты с собой в рестораны еду носишь? А зачем тогда свою шлюху в клуб притащил?
Ордуньо вытащил значок.
– Я из полиции, как и моя спутница. Сделаем вид, что я ничего не слышал.
– Не злись, Ордуньо. Мне приятно, что меня приняли за свою.
– С такой хорошенькой мордашкой ты бы не угодила в свинарник вроде этого, – ответила женщина (судя по всему, бандерша). – Ты еще и испанка, это выше котируется.
– А куда бы я угодила? – с веселым азартом спросила Рейес.
– В Мадрид или в Барселону, точнее не скажу. Столько лет уже торчу в провинции, что даже не знаю, где теперь бизнес делают. Меня зовут Осирис, и я тут главная.
Игнорируя нетерпение Ордуньо, Рейес подошла поцеловать ее в щеку, как положено при знакомстве.
– А я Рейес, навещу вас как-нибудь, когда будет побольше времени. Мне очень интересно, как все это работает.
Ордуньо решительно положил конец их болтовне:
– Я ищу Эмилио Суэкоса.
– Здесь никто не называет настоящих имен. Думаешь, меня правда зовут Осирис?
– Ветеринара, – пояснила Рейес.
– А, этого. Он уже в номере. Пошел наверх с Валькирией, она новенькая. Вот посмотрим, заплатит он или, как всегда, скандал устроит.
Открыв дверь в комнату на верхнем этаже «Шанхай-Ривер», они застали ветеринара сидящим на кровати. Перед ним на коленях стояла женщина и делала ему минет. К удивлению полицейских, она была чернокожей.
– Убирайся. – Ордуньо показал ей значок.
Рейес так и не смогла объяснить негритянке, что валькирии должны быть рыжеволосыми: не успела она открыть рот, как девушка пропала. Эмилио Суэкос натягивал трусы, испуганно глядя на полицейских.
– Сейчас покажу тебе одно видео, и посмотрим, останешься ли ты таким же необщительным, как сегодня утром. Одну фирму может ждать встреча с санитарной инспекцией, а ты, скорее всего, сильно пострадаешь.
Ордуньо сел на кровать рядом с Суэкосом и обнял его за плечи, как лучшего друга, таким образом заставляя обратить внимание на видео, воспроизводившееся на экране телефона: изувеченные свиньи, содержавшиеся в чудовищных условиях.
– Я делаю, что скажут, – пробормотал ветеринар.
– У тебя проблемы, но я тебя из них вытаскивать не буду. Впрочем, если скажешь, кому ты выписал тот рецепт на азаперонил, я, может, и замолвлю за тебя словечко. Тогда тебе дадут на несколько лет меньше, чем следовало бы.
– Толстенный мужик. Лысый, зубы торчком. Но как зовут – не знаю.
Ордуньо встал:
– Дело твое.
– Подождите. Не знаю, как его зовут, но иногда он приходит, дает сто евро, и я выписываю ему рецепт. Он никогда не разговаривает со мной; то ли немой, то ли слабоумный.
– Номер машины?
– Думаете, я выхожу смотреть номера машин?!
– Что-то ты скрываешь, – неожиданно вступила в разговор Рейес. – И уже бесишь меня.
Достав пистолет, она стала перебрасывать его из одной руки в другую. Эта выходка возмутила Ордуньо, но момент для нотаций был неподходящий.
– Клянусь вам, я не знаю его имени. Он не отсюда. Наверное, у него ферма где-то неподалеку, не в Куэнке.
– Как часто он приезжает?
– Раз в месяц, иногда два. Последний раз был две недели назад.
– За рецептом он приходил на скотобойню?
– Нет, сюда. Ждал меня на парковке напротив клуба. Там нет камер.
– В следующий раз, когда слабоумный придет за рецептом, задержишь его под любым предлогом и сообщишь нам. Если справишься, я сотру видео и мы обо всем забудем. Договорились, Суэкос?
Он протянул ветеринару свою визитку. Тот ее взял.
Уже на парковке Ордуньо спросил Рейес:
– И зачем было вытаскивать пистолет?
– Так хорошо же получилось, он испугался. Видел, как его трясло? А мне нравится иногда прикидываться чокнутой.
– Пойдем перекусим, и ты мне объяснишь, что с тобой творится. Не хочу работать с сумасшедшей, чьей бы племянницей она ни была.
Глава 25
В Испании едва ли найдется человек, который не слышал про квартал Эль-Киньон в Сесенье – монстра, возведенного девелопером Посеро практически в чистом поле и ставшего символом строительной лихорадки начала двухтысячных. Но мало кому из тех, кто не купил там квартиру, приходило в голову прогуляться по его широким безликим улицам или по парку до озера. Много лет говорили, что это город-призрак, что он пустует, но у Элены и Сарате создалось впечатление, что жизнь здесь была, причем она была намного приятнее, чем у обитателей беднейших кварталов Мадрида, куда так часто наведывались полицейские.
– Я думала, будет хуже, – заметила Элена. – А ты?
– А я нет. Один мой приятель из отделения в Карабанчеле переехал сюда и как-то приглашал нас на воскресный обед, так что я здесь уже бывал. Жить тут я бы не стал, потому что вокруг одни поля, но я бывал в местах и похуже.
Дом, где жила Фелиса Альварес, мать Фернандо Гарридо, убитого в Сафре, находился на улице дель Греко, которая ничем не отличалась от других улиц квартала.
– Если бы я тут жил, наверняка бы заблудился и не смог найти свой дом.
– Это ты таунхаусов в Лас-Росасе не видел! Вот где ужастики можно снимать: выходит, допустим, человек погулять с собакой и умирает от истощения, потому что никак не может определить, который из домов – его. И никто ничего не замечает, потому что он один ходит пешком, остальные ездят на машинах.
Если бы не мучительная тревога, Сарате бы улыбнулся.
В гостиной доньи Фелисы стоял полумрак. В углу она устроила нечто вроде алтаря с фотографией сына в окружении икон и потушенных свечей.
– Он был хороший человек, очень набожный, очень надежный…
Фелиса Альварес обрадовалась, узнав, что к ней едет полиция, она решила, что это означало подвижки в деле, что скоро виновного в убийстве ее сына найдут.
– Понимаю, что месть – это не по-христиански, но ничего не могу с собой поделать. Ложась спать, думаю: пусть найдут подонка, который его убил, и пусть его семья страдает так же, как страдаю я. Потом раскаиваюсь, иду в церковь молить о прощении, но ночью эти мысли возвращаются. У меня не только сына отобрали, сострадание тоже отняли.
Хозяйка настаивала, чтобы гости выпили кофе. И Сарате, и Элена чувствовали себя неловко, ведь они вовсе не собирались расследовать убийство ее сына, им нужна была только информация, которая поможет найти Ческу.
– Я овдовела больше двадцати лет назад. С тех пор только Фернандо у меня и остался. Он был чудесным сыном, всегда рядом, всегда следил, чтобы я ни в чем не нуждалась. Как теперь жить, даже не знаю. Это он возил меня к врачам, напоминал принять лекарства. В последнее время еще и кулинарией увлекся, по воскресеньям готовил мне паэлью, и как вкусно у него получалось, вы даже не представляете. Наверное, я больше никогда не смогу притронуться к паэлье.
Донья Фелиса рассказала, что Фернандо всю жизнь занимался сельским хозяйством и, набравшись опыта, создал собственное предприятие. Разводил и продавал свиней. Поэтому и поехал на свиноводческую выставку в Сафру. Конфликтов он всегда старался избегать. Непонятно, что там могло случиться, полиция предположила, что его просто хотели ограбить. Как бы то ни было, домой он больше не вернулся.
– Как представлю его мертвого в гостиничном номере… – Донья Фелиса долго сдерживалась, но теперь разрыдалась.
– Вы не знаете, у вашего сына были враги?
– Враги? Да вы что, Фернандо был замечательный человек.
– Какой-нибудь конкурент, который его недолюбливал?
– Нет. Фернандо не стремился никого обойти, хотел только поддерживать свой бизнес, чтобы нам хватало на жизнь. Он всегда говорил: раз у меня нет детей, зачем нам много денег? Чтобы быть самыми богатыми на кладбище?
– Он никогда не был женат?
– Никогда. Была у него невеста, но больше двадцати лет назад. С тех пор он так никого себе и не нашел.
Элена вынула из сумки фотографию Чески.
– Вам знакома эта женщина?
Взяв снимок, Фелиса внимательно его разглядывала.
– Лицо мне знакомо, только не пойму откуда. А зачем вы мне это фото показываете?
Не желая вдаваться в подробности, они ответили уклончиво.
Когда они уже надевали куртки в прихожей, Элена заметила:
– Тут довольно современные квартиры, выглядят неплохо.
– Знаменитая застройка Посеро. Они хорошо спроектированы, но вначале о них ходила дурная слава, так что квартал заселялся медленно.
– Да, я слышала такое. А где вы с сыном жили раньше, здесь в Сесенье?