– Кто в ту ночь работал на ресепшен?
Полицейский сверился со своими записями:
– Себастьян Орильос. Вскоре после этого его уволили.
– За что?
– Не знаю, это вам к управляющему.
Луис Диас, управляющий отелем «Гваделупе», в тот день был на больничном, – ему удалили грыжу.
– Представляете, в Сафре самая горячая неделя в году, животноводческая ярмарка, а меня срочно кладут на операцию. Да вдобавок еще это убийство… Катастрофа. Хорошо хоть не уволили. Я уже готовился к худшему.
– Мне сказали, что вы уволили Себастьяна Орильоса.
– Себастьян был славным парнем, пока от него не ушла жена. Это было как в старых фильмах, когда женщина сбегает с приезжим. Она ушла к какому-то фермеру… С тех пор Себастьян покатился по наклонной: пьянство, наркотики… Я пытался ему помочь, но последнему эпизоду уже не было никаких оправданий: он шантажировал клиента видеозаписью, на которой тот изменял жене. Пришлось уволить Себастьяна.
– Видеозаписью?
– Он установил в номере скрытую камеру. Ему еще повезло, что клиент не стал писать заявление в полицию: испугался, что станет только хуже. Но у нас Себастьян больше работать не мог.
– В каком номере была установлена камера? – спросила Элена.
Управляющего как громом ударило. Он напрягся, потом глубоко вздохнул, его руки стали нервно подергиваться.
– Понимаете, у нас скромный бизнес. После такого скандала восстановить репутацию очень трудно.
– Камера была в той комнате, где произошло убийство?
Руки Диаса перестали дергаться, на лице появилось выражение обреченности. Он кивнул.
Глава 30
Как она ни пыталась ослабить веревки, это было невозможно – дергая изо всех сил, она только до крови натерла запястья. Неизвестно, выполнит ли Малютка обещание, принесет ли ей бумагу, а если и принесет, еще вопрос, дойдет ли сообщение хоть до кого-нибудь. Неизвестно, развяжет ли Хулио ее снова и хватит ли ей сил, чтобы парой ударов вырубить его. Она напряженно искала решение, но никак не могла придумать, как отсюда выбраться.
Дверь над лестницей открылась. Раздалось шумное пыхтение и хрюканье. Серафин и Касимиро надвигались на нее, как два бизона. На этот раз они пришли не обнюхивать добычу, Ческа не строила иллюзий. Только закрыла глаза, пытаясь укрыться в воспоминаниях.
Она вызвала в памяти сентябрьскую ночь 1998 года, ночь, которая все еще пахла летом. Вспомнила, как весело им было с подругой Сандрой на автодроме с бамперными машинами, как они хохотали, несмотря на тошноту, на гигантском осьминоге, еще одном ярмарочном аттракционе. Как она расстроилась, когда Сандра сказала, что ей надо бежать домой, чтобы не поссориться с родителями. Как решила остаться, чтобы посмотреть концерт и проникнуться весельем окружающих.
Между ног как будто били ломом. Ческе казалось, что ее вот-вот разорвут надвое, что сейчас она умрет от болевого шока. Трудно было сосредоточиться на воспоминаниях о той ночи, когда Серафин царапал ей спину, руки и шею грязными ногтями, больше похожими на когти.
До дома ей было всего десять минут пешком – пройти мимо ярмарки и припаркованных грузовиков, оставив позади музыку, шум и смех, потом подняться по шоссе, свернуть на улицу Фуэнте и дойти до киоска. Откуда они выскочили? Ждали ее в засаде или встретили случайно?
Первого она узнала сразу, но так и не выдала. И очень долго думала, что молчала от чувства вины и стыда. Но с годами поняла, что дело не в этом: она не хотела, чтобы его посадили в тюрьму, потому что собиралась убить собственными руками. Фернандо Гарридо, жениха ее сестры, человека, обедавшего по воскресеньям у них дома, вместе с ее родителями. Однажды он подошел к ней и попросил прощения, сказал, что был пьян и очень зол, что он сожалеет, но Ческа прощать не собиралась. Теперь он мертв. Когда она вошла в гостиничный номер в Сафре и направила на него пистолет, он не просил о пощаде, просто улыбался и ждал, как будто знал, что рано или поздно она придет отомстить. Он сказал, что в глубине души испытывал облегчение, что только так мог избавиться от угрызений совести. Даже заявил, что прощает ее, перед тем как она выстрелила.
Долгие годы память о пережитом в ту ночь дремала в глубине ее сознания. Она пыталась просто жить, отложив месть на потом. Что подтолкнуло ее к действию? Это она знала наверняка: похищение Лукаса «Пурпурной Сетью». Глядя, как Элена борется, чтобы вернуть сына, Ческа не могла не думать о собственной дочери, с которой даже не познакомилась.
Вот тогда, используя служебное положение, она и нашла Ребеку – и с новой силой ощутила, как жаждет отомстить своим насильникам.
Пыхтение Серафина стало оглушительным: прижав рот к ее уху, он содрогался в оргазме. И вдруг пронзительно завизжал. Ческа почти обрадовалась, когда Касимиро спихнул с нее брата, хоть это и означало новый этап кошмара. И вот Касимиро уже был на ней.
Ческа думала о Сарате, вспоминала, как он раздражал ее, когда только пришел в отдел, как было весело высмеивать и дразнить его. Когда он начал ей по-настоящему нравиться? Как она могла допустить это, ослабить оборону, – она, так гордившаяся своей независимостью, верившая, что ей никто не нужен?
Касимиро кусал ей соски. Ческа отгоняла все мысли, кроме воспоминаний о Сарате, о его улыбке по утрам, о том, как он легко просыпался и мгновенно переходил от сна к бодрствованию – так умеют животные. Когда она в него влюбилась? Касимиро захрюкал, закричал, судорожно задергал головой, разбив Ческе нос. И кончил.
Сверху братьев окликнул Хулио. Оба со всех ног кинулись к лестнице. Ческе хотелось, не открывая глаз, еще чуть-чуть подумать о Сарате, спрятаться в этих воспоминаниях от звуков разгорающегося скандала, от доносящихся из дома воплей. Высунув язык, она ощутила металлический привкус крови, которая текла из носа. Когда она все-таки открыла глаза, на полу сидела Малютка и улыбалась.
– Они тебя обидели?
Ческа кивнула.
– Мне в это время нельзя сюда спускаться, – сказала Малютка, – но я хочу заплатить штраф.
– Принесла листочек?
Малютка вытащила из кармана обрывок плотной бумаги.
– Давай скорее, завтра они поедут за лекарствами. Я слышала, как они это обсуждали.
Ческа была совершенно измучена, но инстинкт самосохранения заставлял действовать.
– Мне нужна твоя помощь, я же не могу писать.
– Фломастеров тут нет.
– Кровью, – сказала Ческа. – Возьми крови у меня из-под носа и намажь мне палец.
Малютка посмотрела на нее с интересом. Видимо, решила, что это такая игра – окунуть пальчик в кровь и использовать его как кисточку, чтобы покрасить указательный палец Чески.
– Теперь приложи листок к моему пальцу.
– В каком месте?
Ческа объяснила. На бумаге остались два соединенных ромбика.
– Покажи мне, – попросила она.
Малютка показала получившийся рисунок.
– Что это? – полюбопытствовала девочка.
– Очень красивый рисунок, который ты должна положить в карман Серафину. Скажи, что это подарок от тебя аптекарю.
– Ладно.
– Но только чтобы остальные не слышали.
Раздался голос Хулио:
– Малютка, ты внизу? Иди сюда!
Малютка, спрятав рисунок, побежала вверх по лестнице.
Глава 31
Элена и Сарате молча сидели в машине, припаркованной напротив низких домиков. Инспектор понимала, что ситуация располагает к откровенности. И что напарник очень хочет что-то сказать – возможно, что-то такое, о чем ему следовало сообщить уже давно.
– В тот день мы поссорились. Когда я сказал, что ухожу к друзьям, Ческа ужасно разозлилась.
Элена повернулась к нему. Посмотрела участливым взглядом, скрывая раздражение. Она с самого начала предполагала, что Сарате замалчивает подробности, которые могут оказаться важными.
– Вы собирались вместе отпраздновать китайский Новый год?
– Это был только предлог. Она уже давно настаивала, чтобы я переехал к ней. А я не хотел.
– Почему?
– Не знаю. Не хотелось, и все. Мы хорошо проводили время с Ческой. Но больше мне ничего не было нужно.
Сарате нервно улыбнулся, словно извиняясь за то, что оказался заурядным мужиком, малодушным, как и многие другие.
– Поэтому у тебя не было ключей от ее квартиры.
– Она давала мне ключи. Но всего на неделю.
– Почему?
– Потому что у нее началась паранойя. Она обвинила меня в том, что я приходил в квартиру, чтобы рыться в ее вещах, шпионил за ней, как ревнивый мудак.
– Ческа обвиняла в этом тебя? В голове не укладывается.
– Элена, с ней творилось что-то странное. Она постоянно была на взводе. Вела себя неадекватно: то хотела, чтобы я стал частью ее жизни, то твердила о своей независимости и обращалась со мной как с незваным чужаком.
– Однако же хотела, чтобы этот незваный чужак переехал к ней.
– Да, в последнее время она часто об этом говорила. В тот вечер…
Сарате осекся. Элена посмотрела ему в глаза. Она понимала, чего стоит мужчинам откровенность, и боялась упустить возможность. Сарате был потрясен недавно вскрывшимися фактами биографии Чески, и сейчас, когда он так уязвим, можно было вытянуть из него подробный рассказ. В интересах следствия или в своих собственных? Элена и сама не знала. Ей уже было все равно. Все слилось воедино: исчезновение коллеги, встреча с Сарате спустя целый год, злость на него за то, что так легко нашел ей замену, уверенность, что у него все равно ничего бы не получилось с ней, пятидесятилетней женщиной с глубокими ранами в душе…
– Что произошло в тот вечер?
Сарате набрал в грудь воздуха. Вспоминать было больно.
– Я поступил как трус.
Он покачал головой, словно отрекаясь от себя: мысль, что его поведение могло привести к гибели Чески, была невыносима.
– Наши разговоры крутились вокруг одного и того же. Она хотела, чтобы я к ней переехал, я придумывал отговорки, тянул с ответом. И вот она взорвалась: заявила, что я не люблю ее, что просто с ней развлекаюсь. Что на самом деле я влюблен в другую и плевать хотел на наши отношения.