– Осталось много вопросов, которые я и сам хотел бы задать ей… Я не знаю, Ребека.
– Вы с ней были вместе?
Вопрос застал его врасплох. Сарате помедлил, прежде чем ответить.
– Я любил ее, только вот не уверен, что любил так, как она того заслуживала.
Дверь в кабинет Чески все еще была закрыта. На Баркильо все переговаривались вполголоса и ходили со скорбными лицами. У Элены подкашивались ноги, усталость постепенно брала верх над напряжением и горем. Но перед уходом она должна была увидеть Сарате. Ордуньо подошел попрощаться:
– Пойду домой. Сегодня вроде все, что могли, сделали.
– Увидимся завтра в восемь, – ответила Элена. – А остальные?
– Не знаю. Буэндиа, кажется, полчаса назад ушел. Марьяхо и Рейес, наверное, тоже собираются.
Элена увидела обеих возле кофемашины.
– Неужели ты не устала? – спросила Рейес у Марьяхо.
– Мы, старики, вечно устаем, да только уснуть не можем.
Активность, проявленная Марьяхо на протяжении дня, противоречила ее словам. Элена знала, что хакерше просто нравилось подшучивать над своим возрастом. А еще она знала, что к Ческе Марьяхо относилась почти как к дочери. Обе не были сентиментальны и не любили нежностей, но могли говорить часами.
– Давайте отдохнем, – сказала Элена. – Впереди еще много трудных дней.
– Я присмотрю за Ордуньо, – сказала Марьяхо. – У Буэндиа сердца нет, о нем можно не беспокоиться.
– У Ордуньо есть девушка?
– Ого, влюбилась в коллегу, а, Рейес? – спросила Марьяхо тоном вредной школьницы.
– Не говори глупостей. Мне просто показалось, что он очень дружил с Ческой и… ну, хотелось бы понимать, один ли он сейчас.
– Мы не оставим его одного. И тебя тоже, Рейес. Легких дел не бывает, но ты попала к нам в очень тяжелый момент…
– Есть одна женщина, Марина. Но она не очень опасная соперница; сейчас она в Сото-дель-Реаль, и сидеть ей еще несколько лет. Если хочешь узнать подробности, спроси у него самого, – невзначай бросила Марьяхо, собирая вещи.
Элена видела, как Сарате проводил Ребеку к выходу. На прощание они обнялись. После ухода девушки Сарате без сил опустился на стул. Он был измотан, но уходить не хотел. Поэтому спросил Элену, каковы их дальнейшие действия: не пора ли вернуться в Санта-Леонор, разобраться, как сбежал Хулио, и попробовать выйти на его след?
– Пора поспать. Всем нам.
– Я не рассказал Ребеке, что сделала Ческа. Духу не хватило. Это всплывет в СМИ? Что она убила своих насильников…
– Вряд ли мы сможем предотвратить огласку.
Сарате встал, взял куртку.
– Может, поедем ко мне? – решилась предложить Элена.
Она понимала, что Сарате компания нужна не меньше, чем ей самой. Наверное, вместе им было бы легче пережить эту ночь. Но Сарате, слабо улыбнувшись, ушел. Со своими демонами он разберется сам.
Глава 57
Хулио обожал Мадрид. Если бы он не считал своим долгом оставаться на ферме с отцом, то с удовольствием переехал бы в город и вел нормальную жизнь: учился, снял квартиру около парка Ретиро, чтобы ходить туда на пробежки… Каждый раз, когда ему удавалось вырваться, хотя бы на несколько дней забыть о своей семье и о свиньях, он приезжал сюда, гулял по Гран-Виа, ходил в кино, иногда в театр – если получалось достать билет на мюзикл, – поднимался на смотровую площадку на крыше какого-нибудь отеля, откуда был виден весь город, или катался на лодке по пруду. Каждое Рождество он обязательно фотографировался рядом с большими деревьями в светящихся гирляндах, которые украшали столицу. Здорово было бы привезти сюда Касимиро и Серафина, но теперь уже не получится. Иногда он представлял себе, как им понравилось бы на параде Кабальгата-де-Рейес – музыка, карнавальные костюмы, сладости…
Сегодня он не пошел на Гран-Виа. Бросив «рено кангу» на обочине национального шоссе, он больше десяти часов брел по полям до Таранкона, чтобы не попасться окружившим Санта-Леонор полицейским. Там он сел на автобус. Проспал всю дорогу, час десять минут, и в шесть вечера вышел на Южном вокзале Мадрида. Потом направился пешком к Лагаспи. Он не торопился и не чувствовал усталости. Проходя мимо старой скотобойни, решил заглянуть туда. Воображение рисовало ему, каким восхитительным было это место в прежние времена, когда свиней забивали без ветеринаров, без электрических устройств для оглушения, призванного избавить животное от страданий, без подъемников, приборов для свежевания, электропил, клещей… Только мужчина – или несколько мужчин, чтобы собирать кровь, – и идеально заточенный нож, как тот, что лежал сейчас у него в кармане. А теперь скотобойню превратили в культурный центр… Люди жаловались на кризис смыслов, а сами превращали свое культурное наследие в центры, где, вместо того чтобы убивать животных для еды, показывали дурацкие театральные постановки или устраивали еще более дурацкие танцевальные вечеринки. То, что называли прогрессом, Хулио считал очередным ударом по привычному жизненному укладу. По сельскому труду, по фермерству, по простому, исконному существованию.
Перед побегом из Санта-Леонор он покопался в ключах женщин, побывавших на ферме, чтобы найти, где остановиться в Мадриде. Выбрал несколько штук и решил пока отправиться к Дельфине Баньос. Она жила совсем недалеко, в проезде Делисиас. Он соблазнил Дельфину прошлой весной, скоро будет год, как она умерла. Хулио несколько месяцев следил за ней, чтобы удостовериться, что у нее совсем никого не было. Она работала учительницей, но уволилась из-за депрессии и часто гуляла по вечерам, всегда одна. Во время такой прогулки он и подошел к ней, спросил, как куда-то пройти или когда работает музей, что-то подобное. Завязался разговор, в итоге они пошли пить кофе. На третьем свидании он ее соблазнил и, два раза побывав у нее в гостях, – она оказалась не то чтобы девственницей, но почти, – повез на ферму в Санта-Леонор. Интересно было видеть ее с Касимиро и Серафином. Дельфина не кричала, как другие, только тихо молилась.
По дороге к дому Дельфины он зашел в супермаркет, купил хлеба, несколько банок консервированного тунца, пару плиток шоколада, бутылку вина, упаковку одноразовых бритв и пену для бритья.
Квартира Дельфины была маленькой, всего одна комната и ванная, выложенная розовым кафелем. Когда он впервые пришел сюда с ней, здесь царили чистота и порядок, но сейчас уже чувствовалось запустение. Хорошо, что до перевода в жилой фонд это была коммерческая недвижимость с отдельным входом с улицы: не нужно идти через подъезд, а значит, куда меньше вероятность наткнуться на соседей.
Он сразу направился в ванную. Побрился наголо. Те, кто видел его только на фотографиях, теперь вряд ли узнают. Потом зашел в интернет-кафе неподалеку от дома. Владелец-араб распечатал ему адреса мадридских приемных центров для детей. В одном из них должна находиться Малютка. Скорее всего, она в центре первичного приема, куда дети попадают по требованию правоохранительных органов. Таких четыре: один в районе Каса-дель-Кампо, два в Орталесе и один рядом с кладбищем Альмудены.
Начал он с Каса-дель-Кампо. Прогулялся вокруг здания, стараясь не попадаться на глаза взрослым. Мальчишки во дворе играли в футбол. Он подошел к ним, спросил, не привозили ли сегодня новенькую. Те ответили, что не привозили. То же самое повторилось в двух центрах в Орталесе. Наконец Хулио добрался до центра, который находился рядом с кладбищем.
Он назывался «Цветущая верба» и занимал большой особняк на улице Португалете. Никаких вывесок снаружи не было, только скромная металлическая табличка с названием центра на двери, но что-то в облике здания подсказывало: это не обычный дом. Особняк мог бы сойти за частную клинику со своим ухоженным, но безликим садом, опущенными занавесками и двумя кустами по бокам от входа. Было поздно, и Хулио опасался, что двери закроют, а он так ничего и не узнает, но ему повезло. В сквере на проспекте Дарока он заметил троих курящих подростков.
– Вы не из «Цветущей вербы»?
– Тебе какое дело? – отозвался тот, что понахальнее.
– Я ищу одну девочку. Хочу узнать, не в этом ли она центре. Ее должны были сегодня привезти.
– Твои проблемы.
– Двадцать евро?
Мальчишки схватили купюру.
– Она рыженькая, на вид лет восемь.
– С кошкой?
У Хулио не осталось никаких сомнений: он нашел Малютку.
Глава 58
Исабель Майорга, мать Элены, всю жизнь хранила верность ресторану Embassy. Если она была в Мадриде – а в последнее время ее визиты в город становились все короче, – ее каждый день можно было застать там за чашкой чая с лимонными меренгами или с сэндвичами из тончайших кусочков хлеба с огурцом и майонезом. На верхнем этаже за столиком с идеально выглаженной скатертью она регулярно встречалась со столичными подругами. Здесь они чувствовали себя свободно. Исабель всегда говорила, что Embassy – единственное место в Мадриде, куда женщина может прийти одна и даже выпить (сколько коктейлей с шампанским она заказала, когда было что праздновать!), не опасаясь осуждения. Здесь к ней обращались по имени и неизменно предоставляли лучшие места, но, увы, Embassy, как и почти все остальные заведения, где она чувствовала себя как дома, закрылся.
– Мадрид никогда не был моим любимым городом, но теперь… Вместо того чтобы брать пример с Европы, они ориентируются на Америку! Ты видела, все жуют жвачку!
Жвачку Исабель могла обсуждать (и осуждать) бесконечно. Элена впервые попробовала ее уже взрослой, и ей совершенно не понравилось – одна из немногих вещей, в которых они с матерью совпадали. Они встретились в отеле «Риц» за роскошно сервированным карпаччо. Здесь не так чтили традиции, как в Embassy, зато шика, пожалуй, было даже больше.
– Собираешься отменить поездку в Берлин?
– Сейчас совсем неподходящий момент…
– Дела нужно делать когда положено, а не в подходящий момент. Молодые любят бунтовать, но со временем учатся выполнять свои обещания. А ты уже давно не молода.