аже уши. Лина не могла заставить себя взять ее на руки. Казалось, если она возьмет ее на руки, то тут же бросит, как раскаленную сковородку. Лина представила, как она швыряет дочь на пол. Как ее мягкое тельце приземляется на ламинат. На ту самую скрипучую доску. Как ее голова с глухим стуком ударяется об пол. Лина представила, как дочь в недоумении замолкает на долю секунды и открывает глаза, чтобы посмотреть, что же произошло, а потом разражается новым, еще более сильным криком. От этой мысли Лине стало так страшно, что она выбежала из комнаты.
Она закрыла дверь спальни, чтобы не слышать крик дочери, но его, конечно, все равно было слышно. Лина села на пол в коридоре, зажала уши ладонями и зажмурилась, но крик было слышно все равно. Казалось, его должно было быть слышно во всем доме. По всей улице. Во всем городе. По всей земле. Лине хотелось не просто выбежать из комнаты. Ей хотелось выбежать из квартиры, из подъезда и бежать, не останавливаясь. Бежать, бежать, бежать, не разбирая дороги, на край земли. Чтобы только не слышать этот крик.
Дочь продолжала надрываться. Казалось, она нисколько не устает это делать. Казалось, она может орать так весь день. Неделю. Месяц. Год. «Замолчи, замолчи, замолчи, замолчи, замолчи», – беззвучно повторяла Лина. И вдруг дочь замолчала. В ту же секунду раздался глухой стук, и она снова закричала – в два раза громче. В ужасе Лина вскочила, распахнула дверь в спальню – дочери не было на кровати. Она оббежала кровать и увидела ее, лежащую на полу. Ноги и руки взметались в воздух. Она была красная вся – от кончиков пальцев на ногах до кожи на голове. Дрожа всем телом, Лина опустилась на пол возле нее и попыталась осмотреть. Дочь вопила изо всех сил, по ней было непонятно, больно ей или она просто злится. Лина взяла ее на руки, но это ее не успокоило. Она приложила ее к груди, но дочь плакала так сильно, что не могла взять грудь. Крик распирал ее изнутри, и она не могла сомкнуть губы, чтобы схватить сосок, поэтому даже у груди она продолжала кричать. Это длилось невыносимые несколько минут, после чего ребенок, наконец, перестал кричать и взял грудь. Она сосала, продолжая жалобно всхлипывать и постанывать. Лина, прижимая дочь к груди, на трясущихся ногах пошла в кухню. Взяла телефон, набрала номер мужа.
– Алло, – Алекс почти сразу взял трубку.
– Алекс, Ника упала с кровати, – едва не срываясь на плач, произнесла Лина.
– В смысле, как упала? Из своей кровати?
– Нет, из нашей! Она спала, я на минуту вышла, а она проснулась и скатилась, наверное. Что мне делать? Вызвать скорую, как думаешь?
– Ну а как она, что с ней? Она плачет? Я не слышу, чтобы она плакала.
– Она плакала, я еле ее успокоила, сейчас ест.
Алекс думал какое-то время, ничего не говоря.
– Ну, ты не видишь, у нее ничего не сломано там? Голова целая?
Лина еще раз попыталась осмотреть дочь.
– Ну, кажется, что все в порядке. Но вдруг там внутри что-то, что я не вижу!
– Слушай, ну у нас не такая уж высокая кровать. Я думаю, раз она плакала, а теперь ест, то все нормально. Ладно бы она там сознание потеряла или еще что… Ну а так, раз поплакала, успокоилась и ест, значит, все нормально. Не переживай.
Лина закусила губу. Она тоже думала, глядя на дочь. Та уже совсем успокоилась и ела, закрыв глаза.
– Ладно, я понаблюдаю за ней, – неуверенно сказала она.
– Да, давай, если заметишь что-то странное, вызывай врача, звони мне.
– Хорошо. Пока.
– Пока. Не переживай, все будет хорошо, – Алекс положил трубку.
Лина тоже отключилась и медленно опустилась на кухонный стул. Ника уже почти перестала есть и снова засыпала. Лина прислушалась к ее дыханию. Ей показалось, что дочь как-то странно сопит. Как будто воздух проходил через нос с трудом. Лина напряглась и стала вслушиваться. В носу словно что-то хрипело и хлюпало. Лине стало не по себе. Еще вчера вечером ей показалось, что у дочери из носа что-то то вытекло, чего течь не должно. «Неужели, сопли», – с ужасом подумала она тогда, но за ночь этого больше не повторялось, и она успокоилась. А сейчас вот как будто заложен нос.
Лина быстро, но стараясь сильно не трясти Нику, отправилась в спальню и достала из аптечки градусник. Изловчившись, сунула его подмышку девочке. Подождала три минуты, крепко придерживая ручку, чтобы градусник не выпал. 37,5. «Только этого не хватало», – Лина почувствовала, что у нее начинается приступ паники. Девочке едва полтора месяца, они только вышли из больницы, а она уже простыла. И откуда? Она не открывала окон, не носила ее на улицу, к ним практически никто не приходил, разве что свекровь была один раз, и то недолго.
Лина вернулась на кухню. Снова вслушиваясь в дыхание дочери, она взяла в руки телефон, раздумывая, вызывать ли врача. На экране она увидела два пропущенных вызова – от свекрови. У Лины не было сил сейчас разговаривать с ней, и она не стала перезванивать, решив, что сделает это позже. Она смотрела на дочь, та уже совсем крепко спала, и только громкое сопение мешало назвать этот сон мирным. Лина подумала еще какое-то время, затем вновь вернулась к аптечке. Покопавшись свободной рукой в баночках, коробочках и бутыльках, она достала бутылек с надписью «Санорин – капли назальные для детей». Лина потрясла бутылочку – она была полная. Они купили эти капли еще во время беременности, когда готовили вещи для ребенка, включая аптечку. Тогда Лина, конечно, надеялась, что они еще не скоро им понадобятся. Она планировала уберечь девочку от всяких там болезней хотя бы первый год ее жизни, но сейчас, кажется, пришло их время.
Лина аккуратно открутила крышку. Под ней обнаружилась прикрепленная пипетка. Лина зажала бутылек коленями и стала разворачивать инструкцию – огромное бумажное полотно не меньше полуметра площадью, исписанное мелким шрифтом. Лина долго пыталась найти дозировку для детей грудного возраста, но это ей никак не удавалось – одной рукой она держала Нику, старалась не разлить жидкость в бутыльке, кроме того, бумажная инструкция ужасно шумела, когда она ее шевелила. Сдавшись, Лина решила, что это всего лишь капли и нет смысла особо вчитываться. Она набрала в пипетку немного лекарства и осторожно закапала в один носовой проход. Ника поморщилась, помотала головой, но не проснулась. Немного подождав, Лина вновь набрала пипетку и закапала во второй носовой ход. Дочь снова поморщилась и опять не проснулась. Лина посидела с ней на руках еще какое-то время – дочь продолжала спать. Тогда она решилась, медленно встала и понесла Нику в кроватку. Осторожно положила, накрыла одеялом. Не веря своей удаче, она продолжала стоять над кроваткой и смотреть, как дочь спит. Прошло несколько минут, и Лина поняла, что нос дочки задышал тише – капли, судя по всему, подействовали. Лина наклонилась, чтобы послушать получше, и убедилась, что ни хрипов, ни сопения больше нет. Она воспряла духом и, поправив одеялко, медленными шагами, поминутно оглядываясь, вышла из спальни.
В растрепанных чувствах Лина вернулась на кухню. Посмотрела в телефон – там было еще несколько пропущенных вызовов от свекрови, но перезванивать ей сейчас, когда дочь спит, было бы самоубийством – Ника наверняка проснется даже от шепота. Включать чайник тоже было страшно, поэтому Лина просто налила себе стакан воды, взяла яблоко и сделала бутерброд с отварной курицей. Поев, она перебралась в зал, чтобы немного залипнуть в телефон. Она стала читать все, что смогла найти про лечение простуды у новорожденных. Интернет радовал разнообразием идей и подходов, от «ничего не делайте, само все пройдет» до «срочно вызывайте скорую, а то пропустите пневмонию». Лина тяжело вздохнула, отложила телефон и закрыла глаза. Все ее тело было наполнено ужасной тяжестью. Она взглянула на часы. 10.12. Дочь спит уже минут 20, значит, скоро проснется. Лина решила не ждать недовольного кряхтения и пошла в спальню заранее. Очень тихо она легла на кровать рядом с кроваткой Ники. Глаза сами собой закрывались, но Лина старалась не спать, она помнила, каким ужасным бывает пробуждение после десятиминутного сна. Дочь дышала очень тихо, размеренно, это успокаивало. Не слышно было никаких посторонних звуков при вдохе или выдохе. Она даже не разметалась во сне и не сбросила с себя одеяло, как она обычно это делала. Лина смотрела, как медленно поднимается и опускается грудь младенца, и сама не заметила, как уснула.
Лина резко открыла глаза. На часах 13.44. Лина в недоумении посмотрела на спящую дочь, снова на часы на стене, потом на телефон. Она проспала больше трех часов, а Ника так и не проснулась. Лина придвинулась к кроватке и прислушалась к дыханию дочери. Нос дышал свободно. Лина положила руку на лоб малышки – лоб был холодный. Девочка дышала очень медленно и спокойно, она даже ни разу не перевернулась во сне. В задумчивости Лина встала и пошла на кухню. Включила чайник. Выпила чашку чая. Девочка все еще спала. Лина погрела себе суп и пообедала. Ника так и не проснулась. Лина просмотрела список пропущенных вызовов – свекровь звонила еще несколько раз, кроме того, было несколько сообщений от мужа. Лина вздохнула и решила, что надо бы перезвонить, видимо, София Павловна волнуется. Но только она собралась это сделать, из спальни раздалось кряхтение. С некоторым даже облегчением, как оттого, что можно отложить звонок, так и оттого, что необычно долгий сон дочери закончился, Лина побежала в спальню.
Ника проснулась и лежала в кровати. Она по-прежнему не скинула с себя одеяло, она не рыдала и лицо ее не было красным от гнева. Напротив, она смотрела на Лину довольно спокойными, полуприкрытыми глазами, лицо немного бледнее обычного.
Взяв дочку на руки, Лина прикоснулась губами ко лбу – холодный. Девочка показалась ей какой-то вялой. «Ну точно простыла», – подумала с грустью Лина. Она переодела ее, приложила к груди. Дочь ела очень вяло, буквально пару минут, и сразу отвернулась. Лина заметила, что она как будто дышит ртом. «Неужели опять нос заложило?» – подумала она. Она как раз прочитала, что, когда у младенцев заложен нос, они не могут сосать, ведь тогда они у них не получается дышать. Лина встревожилась не на шутку – как кормить новорожденного ребенка, если она не может брать грудь? Дочь лежала у нее на руках, довольно безучастно разглядывая мать.