– Вот видишь, идет на поправку красота твоя, – улыбаясь, сказала Ирина, которая сидела на соседней кровати и качала на руках рыдающего мальчика лет трех.
– Почему Илья плачет? – спросила Лина.
– Да треснулся лбом об кровать, лезет же, не смотри, – сварливо и с любовью сказала Ирина, целуя мальчишке лоб.
Спустя минут сорок пришел врач, начался обход. К Лине и Нике он подошел в последнюю очередь.
– Ну, как ночь прошла? – спросил он, осматривая девочку, сидевшую на руках у мамы и стеснительно прижимавшуюся к ней.
– Да, кажется, нормально, – неуверенно ответила Лина. – Ника спала спокойно, утром даже поела.
– Вот и замечательно, – врач открыл и стал читать карточку. – Сердечных патологий у вас не нашли, я же вам говорил, рано волноваться. Как симптомы ОРВИ, сохраняются?
– Ну, у нее бежит из носа, я чистила ей нос несколько раз ночью, но температуры нет, ну, то есть, есть, но небольшая – 37.2.
– Это хорошо, просто замечательно. А как стул?
– Нормально, обычный, хотя, наверное, немного жидковат.
– Ну, это нормально при ОРВИ. Я думаю, мы понаблюдаем вас еще денек сегодня, завтра с утра сдадите анализы, если все в порядке, выпишем вас, может, и прямо завтра, – врач улыбнулся Нике и встал.
– Подождите, доктор, но что все же это было? – Лина тоже встала, продолжая держать Нику на руках.
Врач развел руками:
– Сложно сказать. При поступлении у нее были слегка завышены показатели печеночные, лейкоцитоз, СОЭ, но это все можно списать на ОРВИ. Мы проверили сердце, – никаких признаков острых или хронических процессов не обнаружили. Подождем завтрашних анализов, если там все в порядке, значит, поедете домой и забудете обо всем этом, как о страшном сне. Впрочем… – врач на минуту задумался. – Давайте я вас еще сегодня отправлю на узи органов брюшной полости, а еще сделаем энцефалограмму. Ну просто, на всякий случай, раз уж вы все равно тут.
Лина с благодарностью посмотрела на врача. Как же ей повезло! Обследуют все, что нужно, сразу в одном месте.
Врач кивнул женщинам и вышел из палаты. Все стали поздравлять Лину, что все обошлось и что скоро можно будет поехать домой. Лина улыбалась в ответ. Затем закипела обычная больничная жизнь – женщины повели детей на обследования, процедуры, уколы, потом был обед, малышей уложили спать, дети постарше играли или слушали сказки. После обеденного сна Лина отправилась с Никой на узи и на энцефалограмму. Звонил Алекс, они проговорили минут десять. Ближе к вечеру в палате выключили верхний свет и зажгли прикроватные лампы. Стало очень уютно. Женщины потянулись вереницей в столовую за ужином, достали свои домашние припасы. После еды дети играли, женщины пили чай и смеялись. Лина вновь поймала себя на мысли, что ей на удивление хорошо здесь, она не чувствует этого убийственного одиночества, в котором она привыкла ощущать себя дома. Ника, конечно, еще не могла играть с детьми, но с удовольствием наблюдала за ними, играла чужими игрушками, которые ей разрешали брать, уплетала печенье, которое принес Алекс, и пребывала в благодушном настроении. Лина, обычно очень переживавшая насчет питания дочери и соблюдения гигиены, почему-то расслабилась и позволяла ей ползать прямо по полу, есть сколько хочет печенья и облизывать чужие игрушки. То есть, сначала, конечно, она бросалась их мыть, едва завидев, что Ника тянет их в рот, потом махнула на это рукой.
Это было удивительно – испытывать такую легкость. Просто позволить дочери ползать и обследовать пол в палате, а самой пить чай и вполуха с улыбкой слушать истории соседок про детей, мужей, коллег. Сама Лина ничего не рассказывала, но ей нравилось это ощущение общности, которого у нее раньше никогда не бывало. Точнее, такое бывало несколько раз, например, когда они с матерью и выздоравливающей Натой провели несколько дней дома, глядя телевизор и поедая вкусности прямо на диване. Или когда она праздновала новый год с родителями Стаса. Но уже давно ничего подобного она не ощущала. Даже собственный муж, казалось, стал немного чужим и проводил больше времени с коллегами и друзьями, чем с ней и дочерью. А здесь, в окружении посторонних, по сути, женщин она как будто была своя, и ей это нравилось.
Нравилось, что можно выйти в туалет, просто попросив соседок приглядеть на Никой. Что можно не развлекать ее, а просто позволить развлекаться самой. Да, нужно было смотреть, чтобы какой-нибудь особо ретивый трехлетка не стукнул ее машинкой, но все же это было гораздо легче, чем проводить с ребенком один на один десять-двенадцать часов в сутки.
Ночь прошла спокойно – напитавшаяся новыми впечатлениями, Ника устала и быстро уснула, не обращая внимания на плач других детей. Лина долго читала новостную ленту, несколько раз пила чай, пока, наконец, всех детей не угомонили, а женщины, одна за другой не сходили в душ и не переоделись в ночные рубашки. Лина все еще была в халате, в котором она приехала из дома. Убедившись, что Ника крепко спит и попросив Ирину приглядеть, чтобы она не скатилась с кровати, Лина тоже отправилась в душ. Вернувшись через 15 минут, она убедилась, что дочь по-прежнему спит. Лина тоже легла. Лежать было тесно и неудобно, но это не слишком ее смущало. Лина написала Алексу, что завтра их, скорее всего, выпишут, если анализы будут нормальными. Потом она долго лежала в темноте, представляя, как поедет с Никой домой. Возможно, придется ехать на такси, если Алекс не сможет отпроситься с работы. Дома ее будут ждать все те же одинокие будни, серый пейзаж за окном. Может быть, морозы скоро отпустят, и можно будет снова гулять, тогда должно стать полегче. Лина еще долго лежала с закрытыми глазами, думая о том, что ее ждет после возвращения домой.
Утром первым делом они с Никой отправились сдавать анализы. Потом был завтрак и обычные больничные дела – прием лекарств, процедуры, хождения туда-сюда, шум и гомон палат и коридоров. Ближе к обеду в палату зашла врач. На этот раз обход начался с них. Врач – женщина средних лет в строгих очках и с короткой стрижкой – улыбнулась на удивление теплой улыбкой, хотя ее строгий вид предполагал более суровой настрой.
– Анализы хорошие, – сказала она, пролистывая карту. – Лейкоциты в норме, показатели поджелудочной и печени тоже пришли к норме, сегодня еще докапаем вас и завтра можете отправляться домой, – она захлопнула карту и снова улыбнулась, сначала Лине, затем Нике. – Не пугай так больше маму, – сказала она, потрепав девочку по руке. – Давай я тебя быстренько осмотрю.
Осмотр занял пару минут, Ника даже не заплакала, а спокойно дала себя послушать и заглянуть в рот.
– Симптомы ОРВИ сохраняются? – спросила врач, щупая шею Ники.
– Нет, – ответила Лина, – даже сопли перестали бежать. – Лина шмыгнула носом – у нее самой еще немного сохранялся насморк, но в целом она чувствовала себя гораздо лучше, чем день назад.
– Вот и отлично. Сегодня заканчивайте процедуры, завтра с утра на выписку.
Врач встала и продолжила осмотр остальных пациентов в палате.
Лина продолжала сидеть на кровати, держа Нику на руках. Та весело что-то щебетала и тянулась руками куда-то. Лина смотрела в окно. За окном шел снег, белый, пушистый, огромные хлопья медленно пролетали возле стекол, прилипая к ним. Небо было затянуто серыми тучами, которые, казалось, были плотно набиты этим снегом. Лина представила, что она взлетела и летит вверх, все выше и выше к этим тучам, словно самолет, набирающий высоту, входит в них, летит в плотном и густом тумане из снега и капель воды, задыхаясь и постоянно вытирая лицо от холодных капель. Этот путь продолжается, кажется, вечно, серая мгла окружает ее со всех сторон, ей холодно, халат промок, она начинает дрожать. Но вот, наконец, она вдруг вырывается из туч с той стороны и видит перед собой бесконечное синее небо – такое яркое и слепящее после серого нутра туч. Куда ни глянь – вокруг бесконечная синева, которую можно потрогать. Лина протягивает руку и погружает ладонь в эту синь, набирает полные пригоршни этой синевы, она, словно краска, льется через край, стекает с ладоней и растворятся сама в себе. Лина, словно завороженная, наблюдает за переливами синего вокруг себя, ощущая, как по всему телу растекается спокойствие и блаженство, все тревоги уходят куда-то, мысли о возвращении домой больше не заботят ее, она просто парит в синеве и не думает ни о чем. Чем дальше она летит, чем глубже и насыщеннее становится свет, ничего настолько синего Лина в жизни раньше не видела. Она закрывает глаза и дышит синевой.
– Вы слышите меня? – Лина резко открывает глаза и непонимающим взглядом смотрит на стоящего перед ней врача. Понимает, что та ей что-то говорила, но не может вспомнить, что.
– Извините, я не расслышала, – смущенно говорит она. – Что вы сказали?
Врач внимательно смотрит на нее, затем повторяет:
– Я говорю, что мы в принципе можем вас выписать уже сегодня. Анализы у вас есть, можете последние уколы доставить сразу после обеда и поехать домой, я сделаю вам выписку к вечеру?
Лина тряхнула головой, сгоняя прилипшее к ней видение.
– Нет-нет, давайте завтра, – неожиданно для самой себя услышала она собственный голос. – Не хочу спешить, я так испугалась за нее, давайте мы еще побудем до завтра?
– Ну, как скажете, – врач пожала плечами и направилась к выходу. Лина проводила ее взглядом.
– Ты чего не захотела сегодня выписываться? – подсела к ней Валентина, качая на руках 8-месячного Степана. Степан неделю назад съел несколько магнитов, и вот уже седьмой день за ним и его стулом тщательно наблюдали, делая регулярные рентгеновские снимки, чтобы убедиться, что все магниты выходят и не слипаются между собой, угрожая некрозом кишечника. – Если бы мне предложили домой поехать, я бы сейчас же вещички свои покидала и убежала отсюда, – Валентина вздохнула. – Последний магнит остался, от одного уже ничего не будет. Но не отпускают.
Лина помолчала, не зная, что ответить.
– Да я боюсь, а вдруг она опять уснет и не будет просыпаться? Пусть уж лучше долечат до конца и понаблюдают еще хотя бы ночь, – неуверенно сказала она.