Валентина понимающе кивнула.
– Ну да, – сказала она.
Вечер снова прошел очень уютно. Муж передал Валентине домашний пирог от бабушки – с вишней и сливочным кремом, вся палата наслаждалась его волшебным вкусом. Потом Маша – молодая и очень активная мама такой же активной пятилетней Ариши – долго читала детям сказки, и даже Ника притихла на руках у Лины, слушая истории. Так она и уснула, и Лина осторожно переложила ее в кровать. Постепенно уснули и остальные дети, женщины тихо занялись своими делами. Через пару часов выключили последнюю прикроватную лампу. Лина лежала в темноте. Сон не шел к ней. Она так и не переоделась в ночную рубашку и продолжала лежать в своем домашнем халате. Она прислушалась к звукам палаты. Сопели малыши. Ирина тихо похрапывала. Скрипели пружины кроватей, когда кто-то переворачивался на другой бок. Тихо позвякивали стекла в окнах от порывов ветра на улице. По коридору время от времени кто-то проходил, шаркая тапочками. Хлопала дверь уборной. Кто-то плакал в соседней палате. Лина прислушалась к Нике – она ровно и спокойно дышала. Лина наклонилась к ней поближе и вгляделась в ее лицо в свете луны, заглядывающей в окно. Лицо дочери было спокойным, умиротворенным. Рот слегка приоткрыт, ресницы подрагивают. Грудь и живот поднимаются и опускаются на каждом вдохе и выдохе. Лина на секунду закрыла глаза. Она снова парит в синеве. Внизу под ней плотные серые тучи, но она не хочет в них опускаться, хотя понимает, что уже пора возвращаться вниз, на землю. Но синева такая манящая, такая приятная и умиротворяющая, что она хочет в ней остаться навсегда. Лина снова открывает глаза. Ее рука проскальзывает в карман халата. Там все еще лежит бутылек с сосудосуживающими каплями. Лина крепко обхватывает его ладонью.
– Ты как-то очень странно дышишь, – шепчет она Нике.
– Помогите! На помощь, скорее, кто-нибудь! – душераздирающий крик раздался утром из седьмой палаты на весь больничный коридор. Сонная медсестра на посту вскочила и побежала туда. У угловой кровати стояла Лина и трясла девочку. У той были закрыты глаза, она выглядела, словно тряпичная кукла. Медсестра подскочила к ней, выхватила девочку из рук матери, пощупала пульс, лоб, проверила дыхание, потом побежала с ней на руках на пост, на ходу крича что-то. Лина бежала за ней босиком и в ночной рубашке, остановившись только тогда, когда перед нее носом захлопнулась белая дверь. Она прислонилась спиной к стене и сползла на пол. К ней подбежали несколько соседок. Сели рядом, стали гладят по голове, успокаивать, что-то говорить, но Лина их почти не слышала. Она снова тонула в синем небе, погружаясь все сильнее в эту синеву, словно растворяясь в ней.
Лина и Ника провели в больнице еще две недели. Врачи обследовали девочку с ног до головы, провели все возможные анализы, сделали УЗИ всех органов и даже МРТ головного мозга, пытаясь выявить какие-то новообразования, которые вызывали бы обмороки, тошноту, понижение давления и кататонию, но ничего не нашли. На протяжении недели симптомы то появлялись, то проходили сами собой. На исходе второй недели лечащие врачи были вынуждены развести руками. Уже семь дней симптомов не было, Нику выписывали. Лине рекомендовали обратиться к хорошему неврологу и, на всякий случай, гастроэнтерологу.
Алекс встречал их на машине возле больницы – он взял несколько выходных дней. Дома было прибрано, приготовлен обед и даже ужин, холодильник был забит продуктами, постельное белье было перестирано и даже поглажено. Лина невольно улыбнулась – тревоги за здоровье жены и дочери делали Алекса очень хорошим мужем. Ника, которая за две с половиной недели успела отвыкнуть от папы, поначалу немного сторонилась его, но потом вспомнила и не слезала с его рук. За эти дни в больнице она научилась говорить много новых слов, и они очень мило беседовали на полу в детской, Алекс читал ей книжки, а Лина любовалась на них. Эти дни пролетели незаметно, поскольку все было идеально, если не считать, конечно, витавшей в воздухе тревоги за здоровье Ники.
Прошло десять дней, и Лизе на телефон пришло сообщение, что их заказ доставлен. После работы ей пришлось сделать большой крюк, чтобы заехать в странный магазин на окраине, втиснутый среди складских помещений. Там ей вручили пакет, тщательно упакованный в серую бумагу, который она решила не открывать до дома.
Дома ее встретил Антон, подпрыгивающий от нетерпения.
– Ну что, забрала? Забрала, да? – спрашивал он, протягивая руки к заветному свертку. – Ого, сколько порошка! – восхищенно протянул он, быстро разорвав упаковочную бумагу и разглядывая ярко-синий порошок через стенки полиэтиленового пакета.
– Как дела? – спросила Лиза, снимая один сапог.
– Нормально, – Антон пожал плечами, не отрывая взгляда от чудесного мешка.
Лиза внимательно поглядела на него. Последнее время сын вел себя как-то странно. Она была не из тех матерей, которые пристают с вопросами, но она незаметно наблюдала за мальчиком, пытаясь понять, что с ним происходит. Она знала, что его подруга Ника опять болеет, и они давно не виделись. Знала, что Антон скучает по ней и переживает за нее, тем более что Нику даже положили в больницу. Но ей казалось, что было что-то еще, о чем Антон ей не рассказывает. Иногда ей очень хотелось расспросить его, выпытать в чем дело, но она сдерживалась. Сыну было 12 лет, он уже не был малышом, у него активно шел переходный возраст, и ей очень хотелось сохранить те доверительные отношения, которые ей удалось выстроить с ним за годы его детства. Она понимала, что любое неверное движение, неосторожное слово, лишнее давление могут сломать это хрупкое равновесие. Она много видела и слышала вокруг себя примеров того, как ломаются и портятся отношения родителей и детей с наступлением подросткового возраста, и всегда в глубине души радовалась, что у них с Антоном все хорошо – ее мальчик, хотя и тоже превращался понемногу в противного подростка, не желающего учиться и помогать по дому, разбрасывающего свои вонючие носки и торчащего в телефоне или приставке дни напролет, все же продолжал рассказывать ей о своих переживаниях и делиться событиями из своей жизни. Она ценила это и старалась сберечь как можно дольше. Поэтому последнее время она лишь молча наблюдала, как Антон порой не мог найти себе места. Как иногда он замирал с ложкой, недонесенной до рта, глядя пустым взглядом в окно. Как он долго строчил что-то в телефоне, а потом стирал и отбрасывал его в сторону. Еще эта одержимость цианотипией. Не самое дурацкое хобби, конечно, но бесконечные синие пятна на полу и на столе в кухне все же напрягали. Антон не отличался аккуратностью и постоянно проливал свои растворы, эти лужи высыхали, а когда на них начинало светить солнце через оконные стекла, активно синели, и оттирать их было трудно. А тут еще килограмм этой синевы. Лиза даже вздрогнула, на секунду представив, что будет, если сын рассыпет этот мешок на пол. Из кухни как раз доносились звуки вскрываемого пакета. Лиза вздохнула и пошла мыть руки.
Когда через пять минут она вошла в кухню в домашней одежде, сын все еще восхищении разглядывал свой синий мешок.
– Надеюсь, это то, что нужно? – спросила она.
– Да, похоже на то, – ответил Антон. – Ну, то есть у тети Лины, мамы Ники, берлинская лазурь была точно такая же. Думаю, что, если развести в воде, будет то, что нужно. Можно я прямо сейчас попробую, а? Ну, мам, пожалуйста?
Лиза махнула рукой.
– Да пробуй, пожалуйста, мне-то что. Я ужин буду готовить. Только в еду не насыпь мне этой своей химии. Только разве тебе не нужно это потом на солнце выставить? Не поздновато?
Антон взглянул в окно. Ноябрьский вечер не располагал к солнечным ваннам.
– Мда. Придется отложить на завтра.
Рано утром следующего дня (как раз был выходной) Антон удобно расположился на кухонном столе со всеми своими материалами для цианотипии.
– Имей совесть, подвинься, – Лиза стала сдвигать его вещи на край от середины стола. – Где мне завтрак готовить?
Антон послушно сгреб реактивы и расположился покомпактнее.
– Итак, – сказал он торжественно, подражая голосу в рекламе телемагазина. – Раньше я делал два раствора и смешивал их. Это занимало уйму времени и приходилось мыть кучу посуды. А теперь я просто разведу берлинскую лазурь в воде и у меня будет готовый раствор! – Антон задумался. – Так, а в какой пропорции разводить? – Сделаю на глаз! – решил он.
Он насыпал в мерный стаканчик примерно столько же порошка, сколько сыпал вместе лимонного железа и кроваво-красной соли. Потом налил обычное количество воды и стал аккуратно помешивать раствор пластиковой ложечкой. Жидкость приобрела красивый ярко-синий цвет, который очень порадовал Антона:
– Вот, наконец-то! – воскликнул он, поднимая стаканчик на свет и демонстрируя его маме. – Вот как должен выглядеть настоящий раствор для цианотипии, точно тебе говорю! А не эта странная смесь, кто только придумал смешивать красный с желтым, чтобы получить синий?
Лиза посмотрела на жидкость в стаканчике. Она действительно выглядела красиво, Лиза даже залюбовалась. Но потом Антон начал раскачивать стаканчиком так яростно, что она испугалась, что сейчас он прольет раствор в миску с салатом.
– Убирай сейчас же свое зелье от моего салата! – прикрикнула она, отодвигая миску.
Антон послушно вернул стаканчик к себе. Затем он промокнул губку и стал наносить раствор на бумагу. Он действительно ложился гораздо ровнее, чем те растворы, которые он делал раньше. Бумага равномерно пропитывалась и становилось нежно-синей. Никаких разводов и подтеков. Цвет, правда, был не слишком насыщенным, но Антон подумал, что он потемнеет во время экспозиции.
Когда весь лист был аккуратно покрыт раствором, Антон отправил его на просушку, а после завтрака принялся выкладывать узор. На этот раз он использовал нечто новое – он собрал старые бумажные поделки, которые Ника дарила ему в детстве. Когда они были детьми, у них была традиция дарить друг другу разные самодельные подарки. Просто так, не в честь праздника, а по настроению. Ника вообще любила мастерить что-нибудь своими руками – рисовать открытки, делать самолетики и кораблики из бумаги, аппликации, разные конверты с секретиками, в которые прятала маленькие сюрпризы вроде значков и самодельных браслетов. Антон не так увлекался рукоделием, но иногда тоже мог сделать для нее картонную модель танка или ракету из втулки от туалетной бумаги. В общем, в этот раз он собрал разные старые подарки Ники – круглые медальки, снежники, треугольные письма-секреты – и выложил из них композицию. Он решил, что это будет его подарок ей на Новый год. Вполне себе символично, как ему казалось. Олицетворяет их дружбу с детства.