споминание никогда не давалось ей легко. Она всегда старалась отогнать его. Не думать об этом. Забыть. Словно это было в кино. Или с кем-то другим. Но оно всегда приходило и стучалось в ее сознание. Сегодня она его впустила. Она должна была прожить это еще раз сегодня.
Лина вернулась через полчаса. Ната послушно доварила суп и теперь сидела за кухонным столом, глядя невидящим взглядом в свой дневник, из которого светилась огромная красная двойка. Учительница математики не пожалела ни места в дневнике, ни красной пасты в ручке. Словно это доставило ей удовольствие. Лина опустилась на табуретку рядом с сестрой и положила перед ней пачку таблеток. «Что это?» – спросила Ната. «Пей, – ответила Лина, – штуки четыре сразу». Ната взяла в руки стандарт и прочла название. Оно ничего ей не говорило. «Зачем?» – она посмотрела на сестру непонимающим взглядом. Та вздохнула. «Это таблетки от туберкулеза. А еще ими травят собак», – ответила она. Ната испуганно смотрела на сестру. Та продолжала: «Чтобы отравить, надо скоромить ей несколько стандартов. А ты выпьешь несколько таблеток. Тебе немного поплохеет, может, вырвет или еще что. Мама испугается, и ей будет не до твоей двойки. Поболеешь несколько дней. Может, еще несколько раз выпьешь пару-троку штук, а там и новая неделя. Здесь мы мамину подпись подделаем, я умею, а через неделю мама уже не вспомнит, что за ту неделю не расписывалась». В глазах у Наты был ужас. «А если я умру??» – спросила она. «Не умрешь. Я знаю, сколько нужно. У нас пацаны в классе рассказывали, как они травили собак бездомных. Я все хорошо запомнила. Пей четыре сейчас, потом еще завтра пару штук. А дальше посмотрим. Потошонишься немного. Только представь, что мама сделает с тобой за двойку. Точно похуже этого», – Лина пододвинула сестре таблетки. Та переводила взгляд с двойки на белый стандарт. Потом начала вдавливать таблетки одну за другой. Четыре штуки. Лина подала ей воду. Глубоко вдохнув, Ната сунула таблетки в рот и запила. Она не смогла сразу их проглотить, поэтому через несколько секунд ее рот наполнился отвратительным горьким вкусом. Ей захотелось их выплюнуть, но, сделав над собой усилие, она все же протолкнула их внутрь.
Ната замотала головой, пытаясь отогнать воспоминание, которое становилось невыносимым. Вкус таблеток снова стоял у нее во рту, словно это было вчера.
Первое время ничего не происходило, и Ната уже приготовилась к тому, что план не сработает. Время прихода мамы с работы неумолимо приближалось. Но спустя полчаса она вдруг почувствовала ужасную слабость, а за ней – тошноту. Она встала, чтобы добежать до туалета, но у нее закружилась голова, и она упала на пол прямо посреди коридора. Последнее, что она помнила из того дня – открывающуюся дверь и испуганное лицо матери.
– Что случилось, Ната?! Ната, ты слышишь меня?
После этого она потеряла сознание.
Несколько дней было очень плохо. Приезжала скорая, хотели увезти в больницу, но почему-то не увозили. Дни проходили как в тумане. Мама не отходила от нее. По ночам стелила себе на полу рядом с ней. Наконец, на четвертый день стало легче. Судороги прекратились, рвота тоже. Оставалась сильная слабость и головокружение. Мама, наконец, стала отлучаться из детской, чтобы заняться делами по дому. На работе она взяла отгулы, и уже вслух ворчала, сколько денег она недополучит в этом месяце. Ната, съежившись под одеялом, лежала в своей постели, содрогаясь от мысли, что сейчас мама вдруг спросит про школу и про дневник. Несколько дней ей было так плохо, что она даже думать об этом не могла, а теперь, начав поправляться, она снова тряслась при мысли об этом.
Звуки на кухне становились все более резкими – мама явно была не в духе и гремела сковородками и кастрюлями намеренно громко. Она периодически выругивалась себе под нос и время от времени покрикивала на Лину, которая, видимо, не слишком расторопно помогала ей. Ната еще сильнее сжалась в постели. Завтра понедельник, скорее всего, мама отправит ее в школу. А там и до двойки дойдет.
В комнату зашла Лина. Щеки ее пылали. Мама только что отругала ее за плохо вымытую посуду. Она села на кровать рядом с Натой и протянула ей мятый стандарт. В нем оставалось еще шесть таблеток.
– Пей еще, – тихо сказала она.
Ната в ужасе подняла на ее глаза и замотала головой. Ей не хотелось снова пережить эти кошмарные четыре дня.
– Я не хочу, – прошептала она.
– Мама злее черта. Сейчас доготовит ужин и доберется до дневников. Пей, говорю. Поваляешь в кровати еще пару дней, а там уже точно забудет.
Ната смотрела на лежащий перед ней стандарт с таблетками. Изнутри подступала тошнота при одном воспоминании о прошедших нескольких днях. Потом она услышала тяжелые шаги матери, приближающиеся к комнате, и быстро сунула в рот две таблетки. Лина протянула ей стакан воды с тумбочки и спрятала оставшиеся таблетки в карман.
Ната резко открыла глаза, не сразу осознав, где находится. Через несколько секунд глаза привыкли к темноте, и она вспомнила, что она дома. Что ей 30 лет. Что она успешный дизайнер. Что все это в прошлом. Потом она резко зажмурилась от ударившей в голову мысли – нет, не в прошлом. Все повторяется. Оно все еще здесь. Лина снова делает это. На этот раз – со своей маленькой дочерью. Или все же она ошибается? Может, у нее паранойя? Может, ей показалось? Нате хотелось заплакать от бессилия. В глубине души она понимала, что ей не показалось. Она не знала, зачем сестра делает это, но она чувствовала всем своим существом, что происходит что-то ужасное с этой маленькой беззащитной девочкой – ее племянницей. Что ее сестра, ее защитник и спаситель в детстве, сегодня творит немыслимое. И она должна это остановить.
Но она продолжала лежать на полу. Через несколько часов она прямо там и уснула.
Проснувшись утром, она застонала – все тело замерзло и болело от неудобной позы во сне. Она перелегла на кровать и снова провалилась в сон. Проснулась уже к полудню. Быстро встала и, пока мозг еще не окончательно проснулся, пока противоречивые мысли не одолели ее сознание, подошла к столу, взяла в руки телефон, открыла давно набранное сообщение и нажала отправить.
Алекс сидел за своим столом в офисе, листая рабочую почту и поглядывая на часы – приближалось время обеда. В почте не было ничего полезного, поэтому он свернул окно и собрался уже встать и отправиться в столовую пораньше, как вдруг завибрировал телефон – пришло сообщение. Алекс взял телефон – сообщение было с незнакомого номера. «Спам, наверное», – успел подумать он, но уже автоматически открыл его и начал читать. Прочитав первые несколько строк, он резко выпрямился в кресле. Чем дольше он читал, тем сильнее сжимались его губы и напрягалось все тело. К концу сообщения он уже не мог сидеть и вскочил со своего стула и дочитал сообщение стоя. Потом, бросив взгляд на часы, он схватил с вешалки свою куртку и, никому ничего не говоря, быстрыми шагами пошел на служебную парковку.
Лина тащила упирающуюся Нику с прогулки домой. Стоял морозный декабрьский день, но девочке никак не хотелось уходить со двора, а хотелось лишь снова и снова кататься с горки. У Лины уже замерзли ноги, да и пора было обедать и укладывать Нику спать. Ника рыдала и тянула маму обратно к горке, но Лина не была настроена уступать. Неожиданно возле входа в подъезд она увидела машину Алекса. «Странно», – подумала она. Обычно муж не приезжал обедать домой, а ел в столовой на первом этаже офисного здания, в котором он работал. К тому же, по работе он часто ездил по всему городу и даже за город, так что мог пообедать в любом кафе по пути.
– Смотри, Ника, папа дома! – воскликнула она, стараясь отвлечь дочь от проклятой горки.
– Папа! – радостно завопила Ника и бросилась к подъезду вперед Лины.
Они поднялись на лифте, Лина достала ключи, но с удивлением обнаружила, что дверь не заперта. Она нажала на ручку, и они вошли в квартиру.
– Папа! Папа! – кричала Ника, пока Лина стягивала с нее зимние сапоги.
Алекс не отзывался. Разутая Ника бросилась бегать по квартире и искать его. Лина тоже быстро разулась и, заглянув по пути в комнаты, отправилась на кухню.
Алекс был там. Он стоял у стола прямо в куртке, перед ним стояла выпотрошенная коробка с лекарствами Ники. Баночки, коробочки, наполовину пустые стандарты с таблетками, пакетики с порошками были разбросаны по столу, некоторые валялись на полу. Алекс, не поднимая головы, продолжал рыться в коробке, читая надписи на каждой упаковке. Тем временем Ника подбежала к нему, влезла на табуретку, как была в комбинезоне, обняла его и пыталась заглянуть в лицо, приговаривая «Папа, папа!».
Алекс придерживал ее одной рукой, другой продолжая рыться в коробке с лекарствами.
– Что ты делаешь? – Лина стояла, застыв, в дверях кухни, широко раскрытыми глазами глядя на Алекса. Тот не отвечал, продолжая свое занятие.
– Алекс, что ты делаешь?! – почти крикнула Лина.
Алекс, наконец, поднял глаза на нее.
– Странно, как раз это я собирался спросить у тебя, – ответил он и протянул ей прозрачную баночку с ярко-синими таблетками внутри. – Что это, Лина?
Лина пригляделась к баночке. Но ей не нужно было читать, что на ней написано, она и так это прекрасно знала. Эти ярко-синие таблетки нельзя было ни с чем спутать.
– Что это, Лина, я спрашиваю тебя? – повторил Алекс громче. Взгляд его был стальным, она никогда не видела такого взгляда у него раньше.
– Это берлинская лазурь, – тихо ответила Лина.
– Что? – Алекс изумленно посмотрел на нее. – Это Ферроцин, Лина!
– Ну да, я знаю, еще его называют берлинская лазурь.
– Ты с ума сошла? Какая разница, как его называют? Ты что, давала его Нике?!
– Нет, конечно! – лицо Лины вспыхнуло. – Ты сам с ума сошел, наверное! С чего мне давать его Нике?!
– Тогда что он делает в коробке с ее лекарствами?
– Господи, я да я просто убрала его, чтобы она не нашла и не съела! Эти таблетки так на конфетки похожи! Дети вечно едят, что нельзя, сам знаешь. Вот я и убрала его в ящик с лекарствами, он всегда высоко лежит в шкафу, где она не достанет. Как тебе вообще в голову пришло, что я его ей могла дать!