– Я знаю, что у Фаи свиньи. Она мою еду свиньям унесет, я видела, как она носит. Я сейчас всё маме расскажу. Вот моя мама! Ма-ма! Я здесь!
Мама пошла на голос. Испуганная воспитательница подбежала к маме и стала выпихивать ее обратно в коридор. И успокаивать:
– Ничего, девочка напугана, последний день в садике. Всё хорошо, идите, идите, опоздаете на работу. Она напугана.
Воспитательнице в конце концов удалось захлопнуть дверь. Саша продолжала кричать:
– Мама, я есть хочу! Фая мою еду свиньям унесет!
Но мама не возвращалась.
Воспитательница с Фаей испугались.
– Меня зовут Евгения Владиславовна, – сказала она. – Сейчас тебя покормят, успокойся.
Фая подошла к столу, с грохотом поставила перед Сашей тарелку с кашей, стакан чая и на нем – ломтик батона.
– На! – сказала она зло и отвернулась.
Воспитательница тут же забрала еду:
– Подожди немножко. Саша, да? Подожди, Саша, сейчас все будут есть.
Она понесла еду в закуток. И отругала Фаю:
– Ты что? Так нельзя. Увидят – мало не покажется.
Наверное, воспитательница имела в виду заведующую или кого-нибудь из проверяющих, которые могли прийти и спросить Сашу, почему она ест одна. Но увидели еду не проверяющие. Первым подбежал Максимка.
– И я хочу! И я! Дайте мне есть, меня мама не успела сегодня покормить.
Другие мальчики, которых Саша никак не могла запомнить по именам, тоже подбегали. Они кричали наперебой: «И я!», «И мне!», «Я хочу!» Максимка не кричал. Он теперь замер и внимательно смотрел на рот Евгении Владиславовны, словно ждал, что оттуда ему, будто птенцу из клюва, выпадет еда. Подбежала даже одна девочка. Это была Лиля в очках. Она ничего не просила, а задрала голову и разглядывала воспитательницу.
Наконец все успокоились. Фая накрыла на столы, дети сели. Саша быстро всё съела, хотя каша была невкусной – овсяная размазня с шелухой от зерна. Но есть очень хотелось. К тому же было приятно думать, что это последний ее садичный завтрак.
– Добавки хочешь? – нежным голосом спросила подкравшаяся сзади воспитательница.
Саша хотела добавки. Особенно хлеба. Но поняла, что ее подкупают.
– Нет, – сказала она, – не буду, – и отодвинула от себя тарелку.
– Я хочу!
– И я хочу, – закричали за соседними столами. Мальчишки тянули руки вверх.
Евгения Владиславовна, которая завтракала вместе со всеми, взмахнула руками – «всё, хватит!» – и громко объявила:
– Добавки нет!
Этот жест впечатлил мальчишек, они замолчали.
Саша отвернулась от стола. Всё это время она думала про Лилю – та никогда раньше не просила добавки, у нее была хорошая мама, которая каждый день забирала ее вовремя. И даже был папа. Летчик. Никто его, как и сама Лиля, не видел, папа постоянно где-то летал. Но он был. Что случилось с Лилей? Саша заметила, что та без особого удовольствия ковыряла кашу и почти не съела хлеб. Наверное, в первый раз она подбежала просить добавку за компанию. Или не поняла, что происходит. Лиля плохо видела и носила толстые очки. Может, она и слышала плохо?
Добавки никому не дали. Девочки, которые никогда не доедали завтрак, еще немного поковыряли в тарелках и всех наконец выпустили из-за стола. Саша заметила, что почему-то нет Димки. Был ведь утром. Играл в паровозик. Он обычно ел за соседним с Лилей столиком. Точно, его на завтраке не было! Саша удивилась – Димка всегда садился есть. У него была хорошая мама. Но она работала с самого раннего утра. Димку первым приводили в садик, когда еще по радио не пикало шесть. Он ждал воспитательницу в каморке у сторожа и к завтраку всегда оказывался голодным. Их завтрак был для него обедом. Саша спросила про Димку девочек. И даже Максимку. Никто Димку после игры не видел.
– И Толика нет! – шепнул ей толстый мальчик в пузырившихся шортах, который играл рядом в металлический конструктор и услышал разговор.
– Какого Толика?
– Ну, такой, с мотоциклом.
– А с кем он ест?
– С Димкой.
– С тем Димкой?
– Ну да, с Димкой. Которого нету. У которого мама в красной юбке.
Димкина мама действительно всегда ходила в красной юбке, поэтому Димка издалека ее узнавал.
Толстый мальчик вновь занялся конструктором. Максимка оглянулся вокруг и побежал к окну. Саша закричала:
– Подожди! Надо воспитательнице сказать!
– Зачем?
– Ну как зачем? Вдруг они пропали? Их ведь надо искать, а воспитательница новенькая и может не заметить. Фая точно ушла, я видела. Наверное, свиньям относит. А воспитательница нас не знает. И я ее боюсь.
Максимка подбежал к Евгении Владиславовне. Он, видимо, не запомнил, как ее зовут.
– Ээээ… Эээээ. А у нас Толик пропал. И Димка.
Воспитательница, согнувшись, доедала за детским столом кашу.
– Кто пропал? – переспросила она и почему-то встала из-за стола, хотя удобнее было бы слушать Максимку сидя.
– Ну, Толик. И Димка.
Воспитательница соскребла последнюю кашу, сунула ложку в рот, облизала ее, положила на тарелку. Отодвинув тарелку в сторону, вытерла руки о передник, присела к Максимке и с улыбкой переспросила:
– Мальчик, какие Толик с Димкой? Я вижу, что все на месте.
Подбежал Роберт Жадоев.
– Вы не смотрите на него как на дурака. У него просто мамы нет. Он нормальный. И Толик вправду пропал.
Саша мигом подскочила к воспитательнице:
– И Димка! И Димка пропал!
Максимка пнул Роберта по ноге:
– Есть у меня мама!
Роберт расхохотался:
– И где она? Почему ее никто не видел?
– Она сейчас спит. У меня мама всегда много спит, – сказал понуро Максимка и пошел в туалет. Плакать. Саша хотела подсмотреть, но Максимка плотно закрыл за собой дверь.
Воспитательница, осознав, что дети не шутят, пошла за толстым журналом, где была записана вся группа.
– Толик Денисов, да? – спросила она у мальчишек. Однако в их садике мало кто знал даже свои фамилии. Некоторые дети не понимали, что такое фамилия. Мальчишки молчали. Воспитательница водила пальцем в журнале:
– Здесь только один Толик. У вас есть еще Толики?
Мальчишки замотали головами.
– Хорошо… – сказала Евгения Владиславовна. – А Димка кто? Тут три Димки: Лисовец, Переверзев, Шинкарёв. Который пропал?
Мальчишки мялись. Но Саша точно знала Димкину фамилию – их в прошлый раз вместе вызывали на прививку.
– Переверзев он!
Воспитательница бросила журнал на стол и несколько раз хлопнула в ладоши, созывая детей к себе.
– У нас пропали два мальчика. Толя и Дима. Кто-нибудь их видел сейчас?
Все молчали.
– А утром видели?
– Да! Да! – раздались голоса.
– Я пойду к заведующей. Прогулка пока отменяется. Сидите здесь тихо и ждите меня. Ты, Роберт, будешь за старшего. Чтоб всё было как обычно, понял?
Роберт, довольный, кивнул. Евгения Владиславовна сняла со спинки стула длинный вытянувшийся кардиган, надела его и запахнула полы, будто кутаясь от холода. Саше даже послышалось «бр-р-р!»
В группе сразу стало тихо. Девочки расселись вдоль стены по стульчикам и боялись пошевелиться. Только Лиля легонько качала ногой, пыталась поддеть носком сандалика ковер. Мальчишки топтались в центре зала, никто не играл, но и не разговаривал и не плакал. Все замерли.
Саше не было страшно. Ну пропали и пропали. Может быть, домой захотели? Она не раз убегала из садика и иногда даже с Анькой – неужели из-за каждого ее побега вся группа окаменевала, как теперь? Саша всегда думала, что в садике ее никто, кроме Димки, Лили и Аньки, не запоминает и не узнаёт. Стали бы они горевать? Она, например, совсем не помнит, кто такой Толик. Ей его жаль? Страшно за Толика? Нисколько! Вот и за Сашу никому не было бы страшно.
Толик, Толик… Кто такой Толик? Она перебирала в уме лица детей из их группы и никого даже примерно не могла припомнить. Может, тот смешной белобрысый мальчик, который красиво рисовал и каждый день писался? Его мама работала в садике поварихой. Когда сын писал в штаны, Фая звала маму переодевать белобрысого. Если это было до обеда, то обед задерживали. Тогда мальчишки, когда уходила мама, загоняли этого то ли Толика, то ли не Толика в угол и пинали, а Фая довольно ухмылялась. Не придет, значит, больше белобрысый?
Саша, конечно, вспоминала и другие лица из своей группы, но очень смутно. Вот они все, стоят на ковре в ряд, а некоторые сидят на стульчиках. Всех их Саша как будто бы узнавала, но не могла точно сказать, как кого зовут. Например, толстый мальчик с конструктором. Саша была уверена, что ходила с ним в садик много лет, но кто он, не знала. Этот мальчик сейчас тоже сел на стул: в ряд стояли цветные расписные стулья, черные, с красными цветами под желтым лаком. А последний стул был большой и желтый. Толстый мальчик залез на него и теперь сидел выше всех. Какая-то девочка в центре их ряда заплакала и запросилась к маме. Другая, толстая и злая, Саша ее боялась, грубо толкнула плаксу в бок, сказала: «Заткнись!» – а потом сама заплакала.
Вошла Фая. Сложив руки на груди, она стала прохаживаться вдоль стульев. Мальчишки сами собой как-то выстроились. Фая ходила между двумя шеренгами, угрожающе постукивала себя по плечам пальцами и громко спрашивала:
– Ну, кто хочет рассказать что-нибудь интересное? Где эти братцы?
Все молчали.
– Повторяю для тупых, – разозлилась Фая. – Кто знает, куда ушлепали ваши подельники?
Снова тишина. Девочки, которые просились к маме, теперь совсем тихонько хныкали.
Фая остановилась напротив них:
– Всем встать!
Девочки подскочили и встали в ряд напротив мальчиков. Одна только Лиля сидела и таращила на Фаю глаза, которые из-за очков казались огромными.
– Ты что, глухая? Тебе особое приглашение нужно? – рыкнула она на Лилю.
– Не ругайте ее, она глухая! – вдруг закричала Саша.
Фая обернулась:
– Ты че, совсем ку-ку? Какая она глухая, она же в хоре поет!
Фая отвернулась от Саши и еще раз прикрикнула на Лилю:
– Вставай, говорю!