– А матери-то нету, – развела руками баба Тоня.
– Как нету?
Тут Саша впервые, может быть, увидела, что ее веселая жизнерадостная Анька может заплакать от страха. Ей было страшно за маму. Неужели и она умеет так бояться?
Баба Тоня тоже это увидела и обняла Аньку:
– Так Клавка Женю-то забрала. У них вутренник был, так рано воспитатели-то разбежались. Вон она, ужо булки на кухне жует. Клавка привела и на работу поскакала… – она помолчала немного, увидела Анькины вопросительные глаза и пояснила: – С вешшами у них там что-то, новы вешши каки-то привезли, принимают, сказала, допоздна. Да вы идите покушайте.
Есть хотелось, они ведь на чай не остались.
– В комнату беги! – Анька шикнула на Женю, та положила недоеденную булочку на стол и вышла.
– Так чай пошвыркаете с булками или супа достать?
– Мы чай, баба, чай!
– Так чай-то готов, я Клавке заваривала. Чайник только трошки подогрею. Вот, сами сымите и плитку-то выключите. Я прилягу…
Баба Тоня поставила чайник и ушла.
– С ревенем… Баба Клава напекла.
Анька понюхала пирожок.
– Откуда ревень сейчас?
– Так варенье. Варенье-то варим.
За окном нехорошо как-то не серело, а свинцевело… Снег не прекращался, только крупнее становились снежинки. После еды идти никуда не хотелось.
– Там эта… мультики смотрит. Про Скруджа. Будем?
На экране Скрудж скатывался с горы золотых монет. Саша не стала садиться, а сразу вслед за Анькой улеглась. Ее разморило.
– Ой, ой, скоро темно станет. Гулять-то пойдем? – Анька дергала Сашу за руку.
Надо же, заснула! Саша подскочила – похоже, что спали все. Обе Вторушины были взлохмаченные, баба Тоня только поднималась со своей кровати в закутке. За окном почти стемнело. Надо бежать, если еще хотят погулять. Анька тоже заторопилась. Баба Тоня пришла за ней.
– И куда ж ты? Темень скоро?
Она хотела остановить Аньку, но та зло отбросила ее руку и полезла открывать двери. Наперерез ей выскочила маленькая Женя:
– Ты гулять? Ну ты гулять? Я с тобой! Я с тобой!
Смешная, ярко-рыжая и растрепанная, она стояла в одних колготках, детская рубашонка была заправлена бабой Тоней – только она так делала – в колготки. Женя всегда имела очень задорный вид, даже когда падала и больно ударялась. Она была будто веселая кукла. Женя стояла сейчас с булочкой и разглядывала их огромными зелеными глазами, которые сквозь яркие рыжие ресницы просвечивали, словно кружочки на перьях павлина.
– Ну можно я с тобой?
Баба Тоня подошла к Аньке:
– Чего она хочеть-то?
Анька показала двумя пальцами «топ-топ» и пояснила:
– Гулять.
– Не нагулялась ишшо?
Павлиньи кружочки чуть-чуть погрустнели.
– Ну можно? Ну, пожалуйста? – просила Женя.
Анька была раздражена и встревожена. Она выскочила в коридор и в два прыжка оказалась у подъездной двери. На улице она вытерла варежкой сопли и первой побежала к пансионату. Там очень удачно заходил сейчас в подъезд дядя Толя. Саша даже запрыгала от радости. Они поздоровались с ним и вырвались вперед. Анька сосредоточенно делала большие шаги через ступеньку и не смеялась. Редко можно было увидеть ее такой встревоженной и серьезной.
Когда они дошли до квартиры, Саша попрощалась с дядей Толей, поставила портфель на пол и стала открывать дверь. Анька нетерпеливо переминалась.
– Я тут тебя подожду. Быстрей давай.
Саша удивилась. Она думала, что они разденутся, попьют дома чаю, Анька ведь любит чай.
– Только не закрывайся, так держи, а то я боюсь, – она ухватилась за дверь, будто та захлопнется и отрежет Аньку от безопасного мира.
Саша быстро переоделась, вместо сапог натянула валенки.
– Ну, че так долго? – нетерпеливо цыкнула на нее Анька, когда Саша вышла и закрывала дверь. Тут случилось невероятное: в Танькиной комнате лязгнул замок, и оттуда вышел дядя Толя. Он тоже закрыл дверь ключом – значит, остальные еще не вернулись.
– Не поздно гулять в такое время? – спросил он обеих.
– Да мы родителей ждем. И маму, и у Ани родители тоже еще на работе.
– Скоро приедут, – успокоил Аньку дядя Толя, Саше сказал: – Мама просила передать, что сегодня позже будет.
– Почему позже? – насторожилась Саша.
– Задержится в квартире. Дверь вам поставят новую.
– А зачем?
– Чтобы воры не лезли. Мама твоя просила передать, что задержится. Железную дверь поставят, крепкую. Будете как за каменной стеной.
Когда еще? Конечно, она хочет побыстрее переехать в новую квартиру. Хотя бы в следующем году, не позже. Но почему именно сегодня внезапно выясняется, что мама приедет не как обычно, поздно, а очень поздно? Если бы заранее знать, подготовиться. Она думала, что мама только проверит квартиру, и всё. Чуть-чуть задержится.
Анька заметила, что теперь и Саша погрустнела. Она подтолкнула ее легонько вперед: «Ну всё!»
Они добежали до лестницы, подождали там дядю Толю, а когда он появился, пулей понеслись вниз. Забегут вперед и остановятся, чтобы не терять его из виду. Так дошли до улицы. Открыли дверь и ахнули – уже темно. Пока спускались, не видели, потому что на всех этажах окна на лестнице заколотили фанерками и ДСП, чтобы стекла не выбивали. День ли, ночь ли – если лампочка не горит, на лестнице всегда темно. Они встали на крыльце, как бы боясь спуститься.
– Давай еще ко мне сбегаем. Может, теперь-то приехали? – попросила ее Анька. Но Саша отказалась – она будет ждать свою маму здесь. Анька не обиделась:
– Тогда договоримся: если меня долго не будет, придешь ко мне. А если тебя долго не будет, значит, у тебя мама тоже вернулась. Хорошо?
Саша кивнула. Понятно, почему она так переживает. Две недели их не было, они ездили в Турцию за кожаными куртками и сумками и теперь продавали. Анька боялась пропустить их возвращение. Ей в такие дни не терпелось узнать, сколько они продали. Каждый раз, когда родители приезжали с рынка расстроенные, Анька радовалась: ведь если они так и не продадут свои куртки, то не уедут больше в Турцию. И в Польшу не уедут. А вот Сашу это расстраивало. Не уедут, значит? Хотя тетя Лена и дядя Валя любили ее, она всё равно при них стеснялась – уж очень в их квартирке было тесно. Без родителей к Аньке всегда можно пойти, а когда они дома, неудобно. Вот если бы они сейчас были в Турции, Саша еще чуть-чуть подождала бы маму и пошла к Аньке. Ну а так некрасиво – вдруг они вернулись?
Пока одна, можно пойти к беседке. Раньше там был турник для выбивания ковров, а внизу – решетчатая скамейка, чтобы ковры на ней складывать. Осенью над турником приделали крышу. Саша нашла плотную сухую картонку, на которых катались с горки. Наверное, совсем недавно кто-то выбросил. Набрала на картонку снег, накрошила туда гнилые листья, которые уже показались после первого потепления. Собрала несколько камешков, добавила снежной жижи и стала лепить торт. И каждую секунду смотрела на дорогу. Появление любой тени, любой фигуры на мгновение захватывало дух – мама? Нет, это была не мама. Надо же! Еще недавно она не ждала так маму, а после слов дяди Толи всё внутри будто веревкой скрутило. Вроде бы понятно, что так рано маму ждать не надо. Но Саша ждала.
Автобус приходил раз в полчаса. И раз в полчаса от остановки, до которой было полкилометра, к их домам тянулись уставшие понурые люди, которые по пути забирали с улицы своих детишек. Если мамы с ними не было, следующие полчаса можно и не смотреть на дорогу. Но Саша всё равно каждую секунду смотрела: а вдруг мама зашла по пути в магазин и отстала от толпы? Она даже убрала свою картонку под скамейку и сбегала к магазинам, но промышленный был закрыт, а продуктовый закрывался. Как так, и вправду семь?
Может, мама уснула в автобусе? Такое один раз уже было. У них в те дни отключили воду. Они снова носили воду с колонки. Мама – в их большой белой бочке с ручкой на завинчивавшейся крышке. Бабушка, жившая тогда с ними, носила ведром. Саша – ведерком. Анька тоже помогала, ей было интересно, потому что в их доме воду давно не отключали. Они тогда таскали воду до глубокой ночи, а потом мама стирала Сашину школьную форму. И на следующий день уснула в автобусе. А вдруг и сегодня? Ночью у них на этаже шумели и один раз даже пнули их дверь. Может, мама не выспалась? А еще ведь пекла бисквит к чаепитию. Стало стыдно, что бисквит, из-за которого мама могла уснуть в автобусе, Саша скормила собакам. Она поднялась на цыпочки, стоя на скамейке. Автобус давно прошел, и люди уже разбежались по домам, но вдруг мама от них оторвалась? Саша подпрыгивала, всматриваясь в кусты, которые росли вдоль тропинки. И тут на дорожке появилось темное, едва различимое пятно. Мама? Мама! У Саши сжало от радости грудь, и в центре ее что-то не застучало, а как будто заклокотало. В книжках пишут, что от волнения у людей стучит сердце, а у Саши там, где сердце, пульсировала кровь. Какая-то большая тугая артерия, которая от радости или волнения так билась, что перекрывала Саше воздух.
Неужели мама? Не стала менять дверь?
Пятно очень быстро приближалось и даже махало руками.
Мама! Мама!
Но почему такая маленькая? Уже не пятно, а пятнышко. Чем ближе оно подбегало, тем понятнее было, что это никакая не мама, это Анька! Саша чуть не заплакала. Это Анька – не мама…
Анька совсем уже запыхалась. Она что-то говорила Саше, но ничего не было слышно – рот Аньке закрывал растрепанный и намокший от дыхания шарф. Значит, родителей еще нет. Так заматывала шарф только баба Тоня – родители знают, что уже тепло, а бабушке всегда мороз. Это хорошо. Хорошо, что родителей нет, – можно прямо сейчас пойти к ним домой.
Анька дернула Сашу за ногу:
– Слазь!
А что слезать? Что Анька ей скажет? Понятно ведь, что никто не приехал.
– Я к пятиэтажке ходила. Пойдем вместе? Скоро автобус. И мама твоя, наверное, на нем приедет. Моих еще дома нет.
Значит, Анька из дома побежала смотреть родителей и не добежала до остановки. Анька всегда была смелее Саши. Это, наверное, потому, что Аньке приходилось меньше бояться: у нее есть еще бабушка, есть настоящий и всегда трезвый папа, а мама только недавно стала работать – раньше она сидела дома с маленькой Женей и лишь иногда ездила за товаром вместе с отцо