Миша забрался на качели и начал раскачиваться.
— Ну… вы пока с Мишей развлекайтесь, а я начну шашлыки жарить, — произнес Мамонт сбивчивым голосом.
— Я могу салатики нарезать, если хочешь, — предложила Аня, пытаясь отдышаться.
В его глазах она прочла однозначный ответ, потому что испытывала то же самое:
«Хочу, но не могу сейчас рядом с тобой находиться».
Она кивнула и пошла к Мише, решив, что построит с ним большой песочный замок и немного отвлечется от желания уединиться где-нибудь с его отцом. Не собиралась ведь с ним настолько близкими становиться, хоть и замуж выйти согласилась.
«Быстрее заняться делом», — единственная мысль, пульсирующая в голове, пока пытался оторвать себя от Ани, чтобы не наворотить дел…
Только бы не коснуться обнаженной кожи под одеждой и окончательно не одуреть от этого желания. Все свело так, что трудно было себя контролировать. Давно он не испытывал такого. Обычно секс с девушками пресным был каким-то… А тут прям с ума сойти можно было. И ведь это даже не секс.
Устанавливая мангал, разжигая огонь и надевая мясо на шампуры, он все пытался перестать думать о пылких губах, отвечающих взаимной страстью, но все не выходило. И так сильно Мамонт на себя разозлился, что не заметил, как острие шампура чуть в палец воткнулось и рану оставило на нем.
— Петь, ну предлагала ведь помочь тебе! Видишь, порезался! — тут же подскочила Аня. — У тебя аптечка есть тут?
— В машине вроде была…
Пока она к машине поспешила, Мамонт наблюдал за ней, понимая, что теперь окончательно влип и будет добиваться Аню, хоть какие преграды окажись на их пути. Он докажет серьезность своих намерений и будет делать все, чтобы она полюбила, если уже не любит, как сказала засыпая. Аня принесла аптечку, села рядом и начала обрабатывать руку, а Мамонта охватила нежность от ее заботы.
Шашлыки получились вкусными, несмотря на то, что один палец постоянно ныл и мешал нормально что-то делать. Игры на природе, два выпитых бокала красного вина и времяпровождение с дорогими людьми сказывались положительно. Мамонт чувствовал себя счастливым человеком, у которого, наконец-то, есть полноценная семья. С Верой такого не было. Сначала они были счастливы вдвоем, а потом начался ужас… И этот кошмар будет еще долго преследовать, возможно, никогда не уйдет из жизни, но обязательно притупится. Больше не будет так болезненно пульсировать внутри.
Мише идея спать в палатке понравилась, а так как день оказался насыщенным, он быстро заснул и начал посапывать, как маленький медвежонок в спячке.
Аня и Мамонт остались наедине у догорающего костра. На какое-то время затянулось молчание. Они просто сидели рядом и смотрели на тлеющие угли, каждый думая о своем и об одном и том же одновременно.
— Ань, — Мамонт вспомнил о кольце и решил, что следует сделать предложение правильно, признавшись в своих истинных чувствах.
— Петь, спой мне, пожалуйста… Как ты пел в кафе…
— Боюсь, что сейчас я разучился, и выйдет, мягко говоря, не очень… — пожал плечами, думая, что на самом деле ему очень хочется сделать это — спеть для нее. — У меня гитара есть в доме. Я сейчас.
Он шел в дом с бешено стучащим сердцем. Казалось, что вернулся в молодость, снова стал тем самым подростком, который верил в искреннюю любовь и мечтал о ней. Который сам писал песни и представлял, как будет петь их под луной своей возлюбленной.
Гитара вся покрылась пылью. Он привез ее сюда, когда хотел пригласить Веру на романтический ужин после покупки дома, но семья начала разваливаться и ничего не вышло. Сдув пыль, взял в руки и проверил, не разладились ли струны. Все было в порядке, чуть другой звук, но Мамонт был уверен — все получится.
Он вернулся к Ане и сел напротив нее, чтобы глаза ее видеть. Поудобнее устроился, и заиграли первые аккорды. А потом он начал петь.[1]
— Только имя твое я в кармане ношу-у, никому не расскажу-у, не поведаю быль… — на глаза Ани тут же навернулись слезы, и хотелось остановиться, перестать петь, но Мамонт продолжил. — Пусть разум вечно твердит, что не достоин тебя, что слишком мало любя, жизнь тебе подарить… — Она заплакала, но при этом улыбалась. — И весь мир прахом разлетится, если ты ответишь — нет! И в миг навеки обратится лютой тьмою белый свет! И сердце пламенем пылает, освещая пустоту, в которой, по тебе скучая, я в беспамятстве бреду-у-у…
Полностью петь Мамонт не стал, потому что вошел во вкус и мог не заметить, как повысил бы голос, начал играть громче и разбудил ребенка. Он положил гитару на то место, где сидел, и подошел к Ане. Достал из кармана кольцо и встал на одно колено. Вере тоже хотел сделать предложение как-то романтично, но в итоге не успел ничего придумать и подготовить, потому что она первой пришла и сказала, что больше просто так встречаться не намерена и хочет замуж.
— Ань, ты согласна выйти за меня? И стать мне женой, а не просто мамой для Миши? — в ее взгляде читался испуг. Она кусала нижнюю губу, так эротично, что даже пот пробил от возбуждения. Но Мамонт не двигался, ждал ее ответа, словно узник своего приговора. — Я не знаю, достойно ли такое чудовище, как я, получить такой подарок, столь чистого и невинного ангела, как ты… Но я хочу попробовать все по-настоящему, потому что ты мне небезразлична.
Сказать «я тебя люблю» почему-то до чертиков боялся. В голове пульсировали настойчивые вопросы: «А вдруг она откажет? Вдруг не захочет женой стать? Вдруг еще рано для признаний?»
— Да… Я очень хочу попытаться, — ответила Аня, обхватила его шею руками, притягивая к себе и целуя в губы.
Глава 21. Затишье перед бурей — 2 или чуть-чуть откровенности
Уединиться было попросту негде, да и не оставишь же ребенка одного на улице, хоть и в палатке, хоть и в своем дворе… Все равно ведь страшно. Поэтому пришлось остановиться, умерить чуть свой пыл и перестать распалять друг друга.
Мамонт прижал Аню к себе, чувствуя себя самым счастливым человеком на Земле в этот момент. Она положила голову на его плечо. И так они сидели какое-то время, в молчании наслаждаясь обществом друг друга.
Скоро угли в костре дотлели, солнце стало понемногу подниматься над горизонтом, поэтому пришлось заставить себя пойти в палатку, забраться в спальные мешки и уснуть, взявшись за руки, чтобы хоть немного отдохнуть перед дорогой в деревню, где живут родители. Туда чуть больше пятидесяти километров ехать, поэтому сон нужен был, хоть небольшой.
Проснувшись от радостных криков Миши и Ани, доносящихся со стороны улицы, Мамонт выбрался из мешка своего и выглянул из палатки. Сын изображал дракона, охотящегося на принцессу. Губы снова в довольной улыбке растянулись. В последнее время это состояние стало таким привычным, что даже страшно становилось, что все может измениться. А ведь действительно могло.
Заставив себя подняться на ноги, Мамонт начал собирать все и заносить в дом, чтобы как можно быстрее выехать. Аня и Миша присоединились, оказывая ему помощь и заставляя наслаждаться этой семейной идиллией.
Скоро они уже ехали по трассе, а Аня пыталась научить Мишу петь песню: «От улыбки». Получалось у сына просто прекрасно, и мужчина отметил для себя, что, возможно, Мамонтенок по его стопам пойдет и будет так же хорошо петь, как и он.
По дороге в деревню пару раз останавливались, чтобы пообедать остатками еды с пикника и сходить в туалет. А когда уже небольшое расстояние осталось, вдруг страх сковал, что Ане там не понравится.
— Ань, деревня эта непохожа на дом, в котором мы были вчера, поэтому… — начал Мамонт, когда только появилась табличка с надписью «Оскольники».
— Петь, ты серьезно думаешь, что деревней меня испугать можешь? — спросила у него, улыбаясь, а на душе тепло разлилось от ее нежного голоса.
Конечно, не мог испугать. Не Аню точно. Вот он пару раз сюда Ленку привозил, блондинку, что заявилась к нему в дом, когда Аня уже там жила… Вот та нос воротила. Серьезного с ней ничего не было, конечно… Так, интрижка. Но осадок все равно остался от ее поведения.
Остановившись у ворот родительского дома, заглушил машину и посмотрел на своих спутников.
— Давно ты, Миша, тут не был. Марта уже вон как подросла.
Сын восхищенно смотрел в окошко, потому что Марта, мохнатая белая дворняга, крутилась у машины и хвостом виляла радостно. Когда они тут последний раз были, она щенком маленьким с крыльца спрыгнуть не решалась, а сейчас вон какая вымахала.
Мамонт вышел из машины первым и помог Ане, а потом сына вытащил, позволяя тому немного поиграть с Мартой.
— Ну здравствуйте! — произнесла мама, подошедшая к калитке.
— Добрый день! — приветливо ответила Аня. — Петя, какой тут воздух хороший! — Она глубоко втянула воздух поглубже и шумно выдохнула, чуть прикрыв глаза.
— Так кедровый тут у нас воздух, и город с его грязью далеко, — подхватила мама ее слова. — Анечка, ты веди Мишу в дом, там еда остывает, а мне, Петь, с тобой перекинуться парой слов надо.
Аня чуть покосилась испуганно на обоих. Наверное, в этот момент опасалась, что мать его против свадьбы будет настраивать. Но Мамонт в любом случае слушать никакие «против» не собирался. Он хотел этого брака, наверное, больше даже, чем свадьбы с Верой.
Взяв Мишу за ручку, Аня повела его в дом, а Мамонт остановился и поглядел на мать.
— Ну зачем ты так? Аня же ничего не сделала тебе. Ты сама говорила, что она хорошая, а теперь. Мам, нельзя так.
— А я спорю, что ли, что она хорошая? Я поговорить с тобой хотела наедине… У тебя нога-то как? Зажила?
— Нормально нога, мам. Все хорошо.
— Я тебе рассказать хотела… Могла бы и промолчать, но все тайное явным рано или поздно становится. Аню я давно знала, ну как знала… С матерью ее я знакома была, с приемной. Она сюда приезжала, когда пыталась отыскать родителей Ани родных, чтобы отказ написали от девочки… Говорил кто-то, что алкаши они местные, да бог его знает… Познакомились мы с ней, значит… Женщина хорошая была. Пару раз с Анюткой приезжала в гости к нам, но она маленькая была, не помнит ничего… Потом мама ее одна сюда приезжала, фотографии показывала, про дочку рассказывала. Раком болела, а дочке говорить боялась, не хотела, чтобы она слезы лила целыми днями. Мечтала, чтобы отучилась Анечка нормально. Я на похоронах когда была, от одного-другого соседа узнала, что девочка в садике детском работает, как раз там, куда сын твой ходит. Как-то приехала в горо