— Полина, я прошу прощения за своё неподобающее поведение. Это непростительный шаг, по-хорошему я должен выплатить вам компенсацию и расторгнуть договор, чтобы больше такого не повторилось, но я не могу. Вы слишком хороши, и дело не во внешности, а доброте и честности. Дети без вас не смогут, дом, похоже, по каким-то ему одному ведомым причинам вас принял. Возможно, вы приходитесь князьям Репниным дальней родственницей. Не знаю, будем разбираться. И да, обещаю, что больше такого не повторится.
Он снова протянул мне руки, помог подняться, но больше не прижимал меня к своему обнажённому торсу, не целовал так горячо, что у меня улетали последние здравые мысли. Аккуратно поддерживая за локоть, он отвёл меня вниз прямо до двери комнаты, склонил голову, ещё раз извинился и поспешно поднялся на второй этаж. А может и третий, кто его знает. Я не следила, хотя очень хотелось!
Глава 12. Похмельное утро
Князь Олег Степанович Репнин
Я совершеннейшим образом не понимал, что со мной произошло. Как так вышло, что я нарушил все правила приличия? Домогался невинной девушки, пользуясь её нестабильным состоянием, а также положением хозяина дома.
Стыд мне и позор!
Да, я в курсе, что большинство аристократов, впрочем, как и остальных власть имущих, будь то купец или хозяин захудалого трактира, не брезгуют подобными играми. Большинство, но не все. Что мой отец, что те же кузены никогда себе такого не позволяли. Нам смолоду вдалбливали понятие родовой чести, Разъясняли, что такое хорошо, и что такое плохо. А если мы плохо понимали, то выписывали витамина Р.
То есть ремня по заднице. Даром, что князья, с воспитанием у нас было строго.
И вот что я сделал? Набросился на новенькую горничную, которой и без того досталось, принял каким-то непонятным образом за Катерину и чуть не взял прямо там, на подоконнике близ пульта и резервуаров для хранения электричества.
Балбес. Нет, хуже – дебил!
— В кои-то веки мне попалась хорошая работница, а я… — простонал в прохладный кафель стены, ибо находился сейчас в своей ванной комнате.
Пришёл туда сразу, как проводил Полину к двери её спальни. Чуть снова не сорвался от мысли, что сейчас она снимет халат, ляжет на кровать, её волосы рассыплются по подушке… Удержался только благодаря неимоверному усилию.
— Думал, что всё, ни на одну женщину больше не посмотрю, а сам чуть что, сразу накинулся. Ещё и Катериной назвал!
Постучался головой об стену – помогло мало. Умылся ледяной водой – стало немного легче. Открыл шкафчик, где помимо всевозможных принадлежностей для гигиены, стояли успокоительные капли. Видимо, рано я перестал их принимать, надо продолжить курс. Вальерьянка, которую я употреблял перед тем, как принимался за работу с Сальватором Мунди, не в счёт. Тут куда более забористый состав.
После капель уснул быстро, правда, просыпаться было о-очень муторно. Даже кофе не особо помог, голова продолжала гудеть, словно по ней вчера долго и упоённо били лопатами. Пришлось вместо работы пойти с утра в бассейн, дабы хоть как-то прояснить сознание. Посидеть в парилке, после прыгнуть в ледяную купель, выбивая из тела всё ненужное.
К половине одиннадцатого я смог, наконец, нормально доехать до департамента, где помощник тут же завалил меня накопившимися делами. Да, часть полномочий я делегировал ему, а также руководителям подразделений, но особо важные вопросы требовали моего личного участия. Ничего, это даже хорошо, что думать некогда. Разве что не стоит забывать о той странности, что дом посчитал Полину правомочной войти в ту комнату.
— Альберт Юрьевич? — Я всё-таки отложил на пару минут текущие дела и позвонил Прозоровскому. — Это князь Репнин.
— Что-то с Полиной? — тут же отреагировал доктор. — Нужно приехать раньше?
— Нет, не стоит, вы же будете у нас завтра?
— Вообще я обещался быть через три дня, а это послезавтра, но если есть нужда, то смогу найти окно. — В его голосе явственно слышалось беспокойство.
Собственно, это же чувство одолевало и меня вкупе со стыдом, напряжением и любопытством.
— Я бы хотел сделать ей генетический анализ… — запнулся, ибо прозвучало странно.
С другой стороны, я ведь плачу, так какая разница, какие цели я преследую?
— Какие маркеры вас интересуют? — доктор закашлялся, видимо, понял, что не совсем тем языком со мной заговорил, ведь я не медик. — С кем хотите проверить родство?
— С кровью Репниных, — запнулся, потом всё же решил пояснить причины столь радикальных действий. — У неё оказался доступ в закрытые комнаты, при этом никакой магии и иных средств она не использовала.
Об этом, кстати, я узнал сегодня утром. Проверил остаточные эманации, у дома на всякий случай спросил. Ничего. На вопрос, на каком основании у Полины доступ в закрытую комнату, дом не смог внятно ответить. Даже когда я о крови спросил.
— Хм, понятно, — голос доктора стал задумчив. — Хорошо, я возьму у неё и у вас кровь из вены. Что касается доктора Фромма, я уже подготовил экспертное заключение, готов прислать вам его с курьером.
— Не торопитесь, можете завтра с собой прихватить, я пока не составлял заявление. — Хлопнул себя по лбу, ибо забыл об этом деле. — Знаете, а не могли бы вы мне выписать какой-нибудь препарат для улучшения памяти?
— Для начал нужно разобраться, в чём причина, — отозвался доктор. — Вам не помешает сдать анализы, а ещё сделать томографию. Шея не болит? Головокружения, обмороки, кровотечения из носа?
— Разве что галлюцинации, — усмехнулся я.
Уточнять, что принял горничную за свою погибшую супругу, не стал. Тут и так всё понятно: тоска по любимому человеку, прелестная молодая девушка, ночь, гроза и более чем странные обстоятельства её попадания в запертую для всех, кроме меня комнату.
— Хм, значит, и вас осмотрю, крови побольше возьму, чтобы на всё хватило. Насчёт томографии подумайте, дело нужное, а порой и вовсе спасительное. Всякое ведь в жизни бывает.
— Хорошо, тогда прошу вас прибыть к нам завтра вечером, я буду дома.
— Смогу быть не раньше восьми, — отозвался Альберт Юрьевич.
На том и раскланялись.
Я вернулся к делам, потом, закончив с текучкой, прошёл в мастерскую, где продолжил магически препарировать картину. Что характерно, о валерьянке даже не вспомнил. Потому что сейчас Сальватор вызывал у меня куда меньше эмоций, чем воспоминания о вчерашней ночи. Напротив, он стал моим спасением, ведь я смог отвлечься, занять ум и руки. Ну а то, что сердце ныло, так это всё из-за тоски по Катерине.
Возможно, мне действительно следует обстоятельно обследоваться. Потом, когда с Мунди закончу.
Отменять вечернюю игру из-за своей оплошности я не собирался. Да и вряд ли бы смог, ведь дети прекрасно помнили моё обещание и уже на ужине принялись о нём напоминать. Собственно, я решил совместить приятное с полезным, то есть сразу, как мы закончили с трапезой, попросил Генриетту Марковну задержаться, а горничную, которая обслуживала нас за столом, позвать Полину.
Девушка выглядела испуганно. Нет, она держала спину прямо, и даже голову не отпускала, но в глазах затаился вопрос.
Нет, девочка, обижать я тебя точно не буду. И смущать разговорами тет-а-тет тоже.
— У меня возникла одна идея, которую я считаю самой лучшей за последние три месяца как минимум, — начал я, лукаво улыбнувшись детям.
В глазах Павлуши и Людмилы тут же загорелся вопрос, у Полины он и так стоял во взгляде, разве что Генриетта Марковна держала марку. Вот такой вот каламбур.
— Я совершенно не учёл тот факт, что помимо гувернантки у детей обычно бывает няня. У нас таковой не имелось, потому что Катерина много времени посвящала Павлуше и Людочке, да и Галина Ильинична любезно согласилась взять на себя часть обязанностей няни.
Стоило мне упомянуть супругу, как Полина вздрогнула, а потом с теплотой посмотрела на детей. Улыбнулась им, ведь те, то ли чувствуя, к чему мой спич, то ли просто по привычке обратили свои взоры на неё. И только гувернантка недовольно поджала губы.
— Прошу понять меня правильно, — это я говорил непосредственно Генриетте Марковне, — я не считаю, что вы не справляетесь со своими обязанностями, но в то же время вижу необходимость в няне. Пусть не на полную ставку, а с совмещением обязанностей горничной…
Вот теперь Полина снова смотрела на меня, и глаза её были широко распахнуты.
— Да, Полина, я говорю именно о вас, — тепло улыбнулся, прекрасно понимая, что моё предложение может быть воспринято двусмысленно.
Или нет. Надеюсь, она поймёт мои мотивы, а не истолкует предложение превратно, ведь принимая его, она ничем не рискует.
— Это что, Полина теперь будет нами заниматься? — радостно подпрыгнул на месте Павлуша.
— Как это делала раньше мама? — прошептала Людмила.
Глаза её наполнились слезами.
— Да, она будет вас будить, контролировать гигиенические процедуры, принимать с вами пищу, гулять после уроков и укладывать на ночь, — сглотнув ком, вставший поперёк горла, принялся накидывать обязанности. — Если согласится, конечно.
Осторожно взглянул на Полину и… больше не смог отвезти от неё глаз. Она сияла, словно ей сделали предложение руки и сердца. Хотя, учитывая её добросердечность и то, как она успела за столь короткий срок привязаться к детям, это сравнение вполне подходило. Только руки и сердца были детские, и я ясно видел, как они тянулись к ней. Меня тоже к ней тянуло, взгляд серых глаз завораживал, напоминал о Катерине, хотя внешне они совершенно не похожи.
Моя жена была ниже Полины, её волосы были светлее, а глаза имели оттенок весенней листвы. И вчера в свете молний мне показалось, что эту зелень я увидел и в очах Полины…
С ума сошёл от тоски – не иначе.
— То есть я теперь буду только преподафать? — вздёрнула выщипанную до тонкой ниточки бровь Генриетта Марковна.
— Да, от вас потребуется только педагогическая деятельность и походы в бассейн, — кивнул я гувернантке. — Собственно, обычно это и входит в круг обязанностей гувернантки. Просто у нас было немного по-другому устроено, но сейчас я яс