— Олег Степанович! — воскликнул он нервно.
— Константин Сергеевич, не ожидал вас так скоро. — Протянул руку для приветствия, после открыл кабинет, приглашая его войти. — Что-то случилось? Я вчера отправил вам по факсу предварительный результат, вы его получили?
Сняв котелок и пристроив его на полочке в одежном шкафу, я обернулся к собеседнику.
— Да, конечно! — Рыбоедов шагнул к окну, попытался что-то там высмотреть, но бросил это дело и обернулся ко мне. — Прошу прощения, что без предварительного звонка, но дело срочное.
— Я весь внимание. — Махнул рукой в сторону дивана, сам сел туда же.
— Дело в том, что мне позвонили из Ватикана. — Рыбоедов садиться не стал, видимо, не мог совладать с нервами.
Неудивительно, я и сам привстал от таких новостей.
— Неужто, Драги? — ехидно ухмыльнулся.
— Если бы, — махнул рукой Константин Сергеевич. — Сам Папа, точнее его помощник, но не суть. Сначала был звонок, потом принесли письмо, причём такое, от которого...
Объяснять он не стал, лишь вынул из-за пазухи конверт особой прочности и протянул его мне. В таком я обычно храню ценные бумаги, когда нужно взять их с собой. Он не промокает, не горит, практически не подвержен магическому воздействию, особенно поиску. Стоит соответствующе.
Я сел обратно. Потому что стоило достать письмо, как ноги подогнулись, ибо от листа бумаги, попавшего мне в руки, шла мощная сила. Не вредоносная, лишь показывающая, что бумага далеко не простая. И печать на ней подлинная. Круглая, внутри вписан щит красного цвета, на котором скрестились два ключа: один золотой, второй серебряный, перевязанные алым шнуром. Над ключами висит золотая папская тиара. По внешнему кругу серебриться надпись: «STATO DELLA CITTÀ DEL VATICANO». Государство Ватикан. Всё подлинно, а значит предельно серьёзно.
Что ж, этого следовало ожидать, посмотрим, что же там написано.
Так, официальные извинения, извещение о снятии Лучано Драги с поста хранителя музеев Ватикана, обещание разобраться с «досадным недоразумением» и покарать виновных. А также просьба не выносить сор из избы.
Нет, разумеется, формулировка была иная, более красивая, витиеватая, но смысл-то никуда не делся. Хотят прикрыть себе репутационную задницу. Уничтожить мою пока незаконченную экспертизу, выставить картину на аукцион в «Кристи», где его купит «лояльная системе персона».
Стало так мерзко, аж сплюнуть захотелось. Прямо на пол.
Интересно, а если сейчас подсунуть им дело Особинского, они пойдут на признание подлинности автопортрета Бенвенуто Челлини? Оставят за Брониславом право на его владение? Раз уж Драги сместили…
— Что вы на эту тему думаете? — Я протянул бумагу её непосредственному адресату.
Мелькнула мысль, что перспективы перед Рыбоедовым открываются весьма и весьма, если он согласится пойти на мировую. Приподзакроет глаза на то, что его надули, тем более деньги-то вернут. Картину официально продадут в частную коллекцию, где она благополучно сгинет, а то и вовсе сгниёт. О том, что его надурили, будут только слухи ходить в узких кругах.
Ну так слухи и без того ходят, иногда и без особого на то повода.
А так, если он сыграет грамотно, то сможет заручиться поддержкой на европейском рынке. Войти в круг тех, кто управляет доброй половиной мира. Возможно, даже заключит взаимовыгодный брак отпрысков. Сколько там у Рыбоедова детей? Кажется, трое, есть и мальчики, и девочка, что существенно расширяет варианты.
— Да хрен его знает! — выдохнул Константин.
В свете использования им слова «хрен», именовать его по отчеству не имело смысла. Тем более, мысленно.
— Глубокомысленно, — нервно хохотнул я и двинулся к бару.
Ну а что, анализы я сдал, исследования прошёл, можно и успокоительного накапать. Не ниже сорока градусов крепости.
— Мне тоже, — кивнул Рыбоедов на мой многозначительный взгляд.
Помимо взгляда в руке я держал бутылку отличного скотча, непрозрачно намекая на распитие спиртных напитков в середине рабочего дня. Что поделать, есть вероятность, что сегодня он у меня не состоится вовсе. С другой стороны, освободится время на более активные поиски тёщи, после того как проведу эксперимент с Полиной.
Посмотрим, что решит Рыбоедов. В любом случае я бы на его месте экспертизу завершил и держал её в сейфе. На всякий пожарный. Мало ли.
Пили мы долго. Помощник расстарался обеспечить нас закуской из соседнего ресторана, а мы дотошно составляли таблицу за и против.
Я записывал.
— Я много в жизни повидал, — глубокомысленно вещал Рыбоедов.
Его обычно холодный острый взгляд сейчас смягчился, на лбу выступили капли пота, а волосы и вовсе стояли дыбом. Ибо не перечесть сколько раз он сегодня запускал в них руку.
— Шантажировал, прогибал под себя, держал под контролем, но это, мать твою, Ватикан! — тяжкий вздох, новый глоток из бокала.
Не чокаясь.
— Да, Ватикан не прогнёшь, хотя гнилья там полно, — не менее глубокомысленно изрёк я, добавляя в столбик к минусам слово болото.
Потому что там реальное болото. Большое и дурнопахнущее. Прикрывающееся святостью и иже с ним. Нет, я не говорю, что так было всегда, но с некоторых пор... Да ещё пятьдесят лет назад всяческим группировкам, вроде масонов и иже с ними хода туда не было! И что? Тот же Драги – открытый масон.
Нет, хорошо, что мы в своё время обособились от этого, вытеснили иностранное духовенство, создали свой свод святых, начиная с Бориса и Глеба. И деньги перестали на сторону утекать, и власть внутри страны укрепилась. Хотя, чего это я, всё одно гниль просачивается, но масштабы уже не такие.
— Вообще, я собираюсь выходить на европейский рынок, как раз веду переговоры с парочкой людей, — задумчиво пробормотал Рыбоедов.
— Тогда соглашайся, тебе сразу все двери туда откроются. — Я бросил ручку, ибо список плюсов и минусов был завершен.
Осталось только его изучить, тщательно всё взвесить и принять решение.
— Я слышал, что там любят замазывать, — поморщился Константин.
— Ещё как, — хмыкнул я. — Там вообще масса любопытного происходит, впрочем, у нас тоже грязи полно, пусть мы её и вычищаем.
Вычищаем, да не до конца. Ибо старые рода – это старые рода. С большими деньгами, сильной властью и массой тайн.
— Я слышал о жертвоприношениях, в том числе и у нас, — Рыбоедов откинулся на спинку стула, задумчиво уставился в окно. — И я тоже жертвоприносил. Врагов.
— Тогда в чём вопрос? — мне передёрнуло.
Нет, я понимал, что жизнь – это не бутерброд с мёдом, особенно у тех, кому пришлось пробиваться, но всегда предпочитал быть по другую сторону баррикад. Как с той картиной, которую наверняка досконально изучили бы, попробовали если не использовать, то воссоздать нечто подобное. Чтобы тоже не стареть, быстро восстанавливаться, подумаешь, для этого надо кого-то раз в год убивать. Или чаще, если у тебя жизнь особо ретивая.
Потому и уничтожил её. Не побоялся гнева, того, кто шепнул на ушко о доставке её в целости и сохранности. Как оказалось, не зря. Меня всё равно повысили, а того, кто жаждал заполучить картину, отправили в ссылку. Не знаю, по этому делу что-то вскрылось, или какому другому, то была закрытая информация, а я не особо стремился её заполучить. Мог бы, конечно, если бы связи подтянул, но зачем?
Человек уже не жилец, да и предъявить мне по сути нечего.
— Да знаешь, как-то за…долбало. — Рыбоедов встал.
Прошёлся туда-сюда, снова сел.
— У меня два сына и дочь, и никого из них я терять не хочу. И в грязь эту вплетать нет желания. Внуков хочу. И Драги придушить на посошок.
— Ну, придушить Драги можно и в частном порядке, — хмыкнул я. — Причём не столько физически, сколько морально. И материально.
— И то верно, — осклабился Константин. — Пусть живёт и страдает. Да, соглашусь, пожалуй, на это предложение. Съезжу в Ватикан, разузнаю, что там да как… А вы всё-таки доделайте экспертизу. Пусть будет.
— Позвольте один совет, — взглянул на него, ища одобрения, после кивка же продолжил: — Перед тем, как туда соваться, поставьте защиту у Белозёрского.
— Хмм, — потёр подбородок Рыбоедов. — О Белозёрском я слышал, но пока не обращался. А что, он действительно так хорош?
— О да, особенно от ментальных атак.
— Что ж, не откажусь от протекции с вашей стороны.
На том и порешили. Под конец я всё-таки дал ему тот список, который составил. С плюсами и минусами. Пусть потом на трезвую голову перечитает. Там много интересного и о культе Бафомета, столь популярном в Европах, и об особой любви к Сатурну, и о занимательных организациях вроде Приората Сиона и Опус Дэй. Пусть имеет весь расклад, прежде чем соваться в чан с дерьмом.
После того, как мы расстались, наконец, с Рыбоедовым, у меня разболелась голова. Пришлось принять отрезвляющую микстуру, а после и вовсе вколоть стимулятор. А ещё почистить зубы, потому что сегодня вечером мне нужна ясная голова и чистое дыхание. Мало ли, вдруг дело дойдёт до поцелуев?..
Глава 17. Контрольная проверка
Полина Андреева
Домой я приехала в растрёпанных чувствах. Серьёзно, я не знала, что и думать! К счастью, вскорости меня отвлекли дети, освободившиеся после занятий. Мы вместе пообедали, а потом к ним пришёл педагог по фортепиано, и они закрылись в музыкальной комнате. Идти с ними не рискнула, предпочла уединиться в своей комнате и полежать.
Разумеется, я не перетрудилась бы, если бы их сопровождала, но с некоторых пор стала попросту бояться личных хозяйских комнат. А вдруг мне опять станет плохо? Упаду снова в обморок, напугаю детей – зачем всё это? Как бы это грустно ни звучало, но по-хорошему мне надо отсюда уезжать. Залечить травму в самом обычном доме, чтобы не ловить магические вибрации, вот только…
Боюсь, что умру от тоски по детям. По Олегу Степановичу. Да даже по коту, который вновь устроился на мне и принялся мурчать.
— Я всё понимаю, но губы мне лизать не надо. — Увернулась от страстных поцелуев Мурзика, подставляя щёку. — Всё же ты кот, а не князь.