– В то время этот вариант для меня звучал заманчиво, – сказала Джули. – Я думала, что одним дома нам будет прекрасно. Хотя тогда нам было десять и одиннадцать лет.
Однако тетя обдумала свою угрозу и настояла на том, чтобы они продолжали приходить к ней после школы.
– Хотя я помню, – говорит Джули, – как мать с нами общалась. Она никогда не кричала. Иногда, когда мы с сестрой ссорились, мама плакала, и я из-за этого расстраивалась. Я старалась держать дистанцию от сестры, потому что чувствовала себя виноватой, но мы все равно снова начинали драку. Смешно вспоминать, но я и правда не знаю, почему мы так часто ссорились. Я понимала, что нуждаюсь в сестре, что люблю ее. Она на год меня старше, и я была уверена, что она знает, что нужно сделать, если вдруг что-то пойдет не так. Став взрослой, я оглядываюсь на свое детство и в недоумении развожу руками. Сколько же времени мы потеряли. Теперь ссоры кажутся такими глупыми. Вот что я помню лучше всего: каждый день, приходя с работы, мама спрашивала, как наши дела. Она выслушивала недовольство каждой. Конечно, мы продолжали ссориться даже тогда, когда рассказывали маме о том, как прошел наш день. Когда мы замолкали, она говорила: «Девочки, вы же знаете, что так себя вести нельзя. Вы должны показать, что любите друг друга. Я в вас разочарована. Прежде чем вы ляжете спать, я хочу, чтобы вы рассказали мне о том, за что вы благодарны друг другу». Иногда она немного меняла слова и просила нас рассказать о том, что нам друг в друге нравится. И, боже мой, как же это было сложно. Мы отвечали ей, конечно, но сквозь зубы.
Я спросила у Джули о том, как сложились их отношения с сестрой, когда они выросли. Девушка рассказала мне следующую историю:
– Однажды сестра решила уйти из дома. Ей было семнадцать, и она ненавидела школу. Она просто собрала вещи и ушла еще до того, как я вернулась из школы. Маму она ни о чем не предупредила. Мне было ужасно страшно. Мы не знали, куда она пропала. Мама обзвонила друзей сестры, а потом вызвала полицию. Где-то через три дня мы узнали, что она ушла жить к своему двадцатипятилетнему парню. Я все еще помню, как сильно мама плакала.
Однако она не только плакала. Мама узнала, где живет тот парень, и отправилась туда. Молодой человек открыл дверь, и мама, даже не поздоровавшись, прошла в гостиную и нашла свою дочь Ванду спящей на диване. Она ее разбудила, и Ванду захлестнула ярость. Сестра кричала, просила ее уйти. Но мама почувствовала, что Ванда сама не своя. Она мямлила, отвечала невпопад, ее речь была сбивчивой и бессмысленной. Казалось, будто Ванда находится под действием наркотиков.
У мамы не получалось заставить Ванду вернуться домой, но каждую пятницу она приходила в ту квартиру, и из раза в раз сценарий их разговора не менялся. В один из своих визитов мама нашла Ванду одну, лежащей на полу. Сестра была без сознания. Мама вызвала «скорую помощь». Ванда провела в больнице пять дней, оказалось, что у нее передозировка наркотиков. Она выжила. Я навещала ее каждый день. Мы плакали и извинялись друг перед другом.
Ванда вернулась домой, и жизнь изменилась. Сестры почти перестали ссориться и даже вместе устроились на работу в местном магазине. Однажды во время смены им позвонили и сообщили, что их мать госпитализировали с сердечным приступом. К счастью, женщина смогла поправиться, и в один из дней, когда вся семья собралась в гостиной, Джули решила выговориться.
«Мам, – начала девушка, – ты всегда была для нас скалой. Когда мы хулиганили в детстве, ты нас любила. Когда мы с тобой поступали грубо и злились на жизнь, ты продолжала нас любить. Когда парень из церкви позвал тебя на свидание, ты отказалась, потому что не хотела проводить с нами меньше времени. Когда Ванда убежала, ты последовала за ней. Когда мы были маленькими, ты всегда заставляла нас говорить друг другу приятные вещи или благодарить за что-то. Спасибо тебе, мама. Ты держала нас вместе. Ты научила нас, как и почему мы должны ценить друг друга. Не могу себе представить маму лучше тебя».
Мама Джули поступала именно так, потому что знала: это правильно и потому что понимала, если она не сплотит семью, то ее не станет. Женщина делала все, что было в ее силах, чтобы этого не произошло.
Совершала ли мама Джули на своем пути множество ошибок? Конечно. Но, услышав историю Джули, я убедилась в том, что такие мамы, как эта женщина, могут многому нас научить. В особенности тому, как вырастить сильную дочь.
Конечно, это очень трудно, и никто не может гарантировать успех. Каждая мама, включая меня, получает «обратную связь», когда ее дочке исполняется двадцать или тридцать лет. Именно в это время взрослые дети говорят нам о том, какие ошибки мы допустили и как эти провалы повлияли на них, на детей. У некоторых мам список ошибок короткий, у других он настолько велик, что о нем и говорить больно. Правда в том, что каждый из нас ошибается. Мы упускаем сотни возможностей научить своего ребенка тем или иным вещам. И как бы мы все ни хотели, чтобы наши семьи оставались вместе, иногда, потратив все свои силы, мы вдруг обнаруживаем, что ничего не вышло.
У многих мам и дочерей отношения очень нестабильные. Я наблюдала за тем, как росли тысячи девочек, и очень часто предсказывала конфликты между ними и матерями. Мамы, которые сталкиваются с такими проблемами, чаще всего следуют определенному паттерну поведения или подходят под определенный тип.
Привязанные мамы верят в то, что они должны быть всем для своего ребенка: поваром, психологом, тренером, учителем, другом, который всегда рядом, воспитателем, лидером скаутской группы, подругой друзей дочери. Сами по себе такие идеи похвальны. Но, когда мама думает, что ее дочь не сможет (или не будет) хорошо жить без нее, стоит понимать, что дело идет к беде и что мама перебарщивает с заботой. Дочки, которые продолжают жить с мамой до двадцати шести лет, потому что не могут найти работу, часто являются жертвами матерей, потому что последним хочется чувствовать себя нужными. Некоторые девочки считают, что они должны оставаться дома, чтобы их мама продолжала быть «счастливой», и именно таким образом формируется созависимость.
Контролирующие мамы – это матери-начальники. Они выбирают для дочки одежду, друзей, кружки и даже то, чем они должны заниматься в свободное время дома. Такие мамы не учат своих детей, а доминируют над ними. Некоторые так поступают из-за страха, потому что верят: если потерять контроль, то случится что-то страшное. Других же вырастили такие же контролирующие мамы, поэтому они просто повторяют то, что впитали в себя в детстве. А есть и те, кто опирается на опыт своего неблагополучного детства, стараясь организовать жизнь дочери таким образом, чтобы избежать собственных ошибок. Контролирующие мамы всегда думают: «Я тебя лучше знаю, чем ты себя». Такая мать считает себя хранителем разума своего ребенка. Дети, наслушавшись слов о том, что мама все знает лучше них самих, могут перестать доверять самим себе даже в самых простых решениях, а ситуации, в которых нужно сделать выбор, будут вызывать у них тревогу. Кроме того, такие дочки могут начать лгать. Они будут говорить то, что желает слышать мама, чтобы осчастливить ее.
Отстраненные мамы редко проявляют открытую заботу в отношении дочерей и почти никогда не говорят с ними на сложные, откровенные темы. Иногда такие мамы просто не уверены в своих социальных навыках, даже когда дело касается семьи. Бывает и так, что они выросли в такой атмосфере, где заботу о них тоже проявляли редко. Дочери таких матерей часто чувствуют себя недостойными. Они близко к сердцу принимают отсутствие проявления любви и верят, что мама не может открыто их любить, понимать и поддерживать потому, что с ними что-то не так и что они заслужили быть эмоционально брошенными. Думаю, объяснять не нужно, что эта проблема очень серьезна. Длительное отсутствие эмоциональной отдачи может отражаться на физическом и химическом развитии мозга ребенка[18].
Лучшая подружка. Каждая любящая мать стремится сблизиться со своим ребенком. Когда моей мамы не стало, я потеряла одну из своих самых близких подруг. Каждая мать и дочь хотят установить друг с другом отношения, в которых они могли бы поделиться своими самыми сокровенными желаниями и большими страхами. Часто матери считают, что быть другом для своей дочери полезно не только маме, но и ребенку, однако это не всегда так. Стоит разделять роль родителя и роль друга, ведь смешение двух поведенческих моделей может сильно навредить ребенку. Переход от родительства к дружбе не должен осуществляться до тех пор, пока дочери не исполнится примерно лет двадцать и она не начнет жить отдельно от родителей. Когда ваша дочь еще юна и учится в старшей школе, ей нужно ощущение безопасности, которое она получает от мысли о том, что рядом с ней есть взрослый человек. Вы являетесь для дочери авторитетом, способным направить ее на правильный путь и защитить. Когда мама ведет себя с дочерью как подруга, ребенок теряет уверенность в матери. Потеряв уверенность, дочка перестает чувствовать себя защищенной. Она больше не считает, что может доверять суждениям мамы, думает, что мама не сможет дать ей полезный свод правил, помочь с выбором пути. Девочка-подросток, живущая с матерью, которая берет на себя роль подруги, воспринимает ситуацию так, будто взрослый человек с ней соревнуется. Так могла бы делать сестра, но не мама. Матери, которые хвалятся тем, что «могут носить джинсы дочки», показывают своим детям, что ничем от них не отличаются, и дети начинают считать себя обманутыми. Хорошая мама не претендует на место дочери. Так что, мамы, общаясь со своим ребенком, оставайтесь в роли матери, а если вам хочется общаться с кем-то наравне, то обратитесь за этим к мужу, но не к дочери. Девочкам не хочется дружить с мамой, пока они не станут взрослыми. Пару лет назад одна девочка-подросток сказала мне следующее: «Доктор Микер, когда мама находится рядом с моими сверстниками и пытается с ними подружиться, меня это пугает. Конечно, я люблю маму и все такое, но я не хочу быть ее подружкой». Я понимаю девочку. Когда мои дочки, будучи подростками, сидели дома с друзьями, я тоже порой испытывала желани