Путь к источнику любви в себе – настоящее приключение и захватывающая история. Но иногда настолько болезнен ранний опыт отношений с мамой, что сначала необходимо «выносить и родить» новый образ мамы в душе. Отсюда и название книги – «Мама на кушетке».
Здесь вы найдете много конкретных примеров, которые помогут вам лучше прочувствовать тонкости внутренней работы, описание научных экспериментов, касающихся объективных законов взаимоотношений матери и младенца. Есть в книге и отдельная глава с ответами на самые часто задаваемые вопросы клиентов, – это поможет читателям лучше ориентироваться как в мире взаимоотношений клиента и психолога, так и в других отношениях.
Часть 1
«Мама» на кушетке
У того, у кого нет тоски по прошлому, не было матери.
Каждый человек от рождения обладает своим уникальным даром. Но почему бывает так, будто человеку что-то мешает раскрыть и не растерять свои таланты?
Как выращивание проросшего ростка зависит от окружающей его среды, так и для человека воплощение в жизнь его врожденных способностей зависит и от его самого первого окружения. Взрослый человек, понимая, что он «родом из детства», понимает и то, что он не в состоянии поменять своих родителей и других близких людей. Это просто его опыт.
Но детский опыт порой начинает как будто «жить собственной жизнью» и сильно влияет на жизнь сейчас. Как будто наш маленький «внутренний ребенок» нуждается в нашем, уже «взрослом», внимании. Внутренняя работа по осмыслению и принятию детского опыта непроста и у каждого человека имеет свои особенности.
Но есть один универсальный закон, которому подчиняется такой процесс. Наверное, помните фразу из фильма «Солярис»: «Человеку нужен человек». Этот замечательный фильм – прекрасная иллюстрация идеи о том, что для познания себя нужны «зеркала». Человеку, чтобы познать в себе человеческое, рядом нужен человек.
Наша жизнь неразрывно, на уровне души, связана с другими людьми и с самым первым человеком в нашей жизни – мамой. Она – самый первый человек, который дает нам опыт встречи с миром. Именно мама порой незримо присутствует в кабинете при длительной психотерапии. Именно к ней обращены слова отчаяния и любви. Именно мама создает те начальные условия, которые помогают нам в жизни «укорениться» так, чтобы хотелось расти дальше.
Иногда эти связи очень трагичны, некоторые из них оставили у нас неприятные воспоминания, связанные с чувством собственной неполноценности, вины и стыда. Иногда мы их просто не в состоянии вспомнить. А порой это настолько яркие и необыкновенные ресурсные воспоминания, что мы пребываем в иллюзии возможности их возвращения, забывая о реальной жизни.
Но однозначно, когда мы не осознаем связи нашего прошлого опыта с нашей сегодняшней жизнью, он продолжает неумолимо оказывать влияние на нашу жизнь. И только признав эту живую связь с теми, с кем свела нас судьба, дав им место в своей душе, мы можем найти путь к реализации предназначенной нам от рождения задачи. Порой отказ человека признать эту связь может довести его до безумия.
Чтобы этого не произошло, нужно суметь открыться другому человеку как «зеркалу» и увидеть через него свои потаенные чувства и страхи. Но не каждый человек способен быть «зеркалом», которое вернет вам потерянную когда-то часть души. Для этого и нужен профессиональный психотерапевт. Но даже с психотерапевтом это бывает непросто – открыться и заглянуть туда, где живет страх. Для того чтобы открыться другому, нужно уже быть достаточно «безумным». Такое «безумие» означает желание перестать быть «нормальным» с точки зрения обывательской морали, которая на все навешивает ярлыки «это хорошо, а это плохо, это правильно, а это неправильно». Такое «безумие» также означает прекращение постоянного стремления к совершенству, к погоне за недосягаемым идеалом. Такое «безумие» означает понимание того, что дорога к идеалу начинается с небольших, несовершенных, но самостоятельных шагов.
Иногда наши представления об идеальном образе себя не допускают признания своего несовершенства. Так, у Гибаряна, героя вышеупомянутого фильма «Солярис», не хватило «безумия» открыться другим. Он не смог преодолеть свой стыд и, думая, что такое происходит только с ним, покончил с собой, – его настигло реальное безумие.
С точки зрения последующего психического развития сильнейшее влияние на нас оказывают самые ранние годы. Это происходит потому, потому что они наполнены очень сильными чувствами, чувствами маленького ребенка, который совершенно не мог сознательно влиять на свою жизнь и полностью зависел от того окружения, где он рос.
Если раннее окружение было приятным и комфортным, то этот опыт живет в человеке как некий источник сил. Если же этот опыт был травматичен для психики ребенка, то он остается незаживающей раной или дырой в душе, которая поглощает энергию, мешая человеку направить свои силы на дальнейшее развитие в реальной жизни.
Я хочу в этой части книги привести примеры из практики, эксперименты ученых, которые исследовали эту тему взаимоотношений матери и младенца и обнаружили универсальные начальные условия, которые необходимы для того, чтобы ребенок в дальнейшем был здоров.
В процессе рассказа я буду употреблять термин «психотерапия». В нашей стране психотерапевтами официально могут называть себя только врачи, имеющие специализацию по психотерапии, в основном медицинскую. В медицинской модели психотерапии чаще, но не всегда, происходит работа с человеком как носителем симптомов, а не как целостным существом.
За рубежом, чтобы стать психотерапевтом, не всегда обязательно иметь медицинское образование, достаточно бывает психотерапевтического образования. Модели западной психотерапии ориентированы на работу с человеком как с целостной личностью.
Примерами таких направлений являются клиенто-центрированная терапия, аналитическая психология, экзистенциальная психотерапия, символдрама, гештальт-терапия, телесно ориентированная психотерапия и другие. Психотерапевт в западной модели – это человек, который помогает другому человеку разобраться со своими проблемами через использование психотерапии без применения лекарств, через познание себя, своих особенностей и возможностей.
Я не врач, я практический психолог и психотерапевт по методу символдрамы. В книге я использую термин «психотерапия» именно в западном ключе, когда речь идет о психологической помощи именно в западных моделях психотерапии. Термин «психотерапия» в западном ключе у нас уже приживается и часто используется именно в этом смысле. Надеюсь, в скором времени у нас будет принят долгожданный закон о психологической помощи, который все эти нюансы прояснит.
«Мама, я здесь!»
Внимай словам даже младенцев и извлекай из них истину, говорящую твоему сердцу.
Вспоминаю очень ярко один эпизод из своей жизни.
Я с книгой в своем любимом кресле погружена глубоко в свои размышления. Совсем неожиданно подходит ко мне младшая дочь и решительно, но спокойно берет из моих рук книжку, откладывает ее на журнальный столик. Затем с нескрываемым удовольствием усаживается «в меня» и говорит твердо, но с улыбкой: «Мама, я здесь!».
Для меня этот момент был и уроком, и отражением проявления мудрости души ребенка, которому важно, чтобы мама «не улетала» в свой внутренний мир, потеряв связь с реальностью, а чувствовала связь с теми, кто рядом.
Но, к сожалению, не всегда ребенок может вырвать свою маму из ее переживаний. Я хочу привести несколько непростых клиентских историй.
Клиентские истории
«Ну, почему меня никто не любит? Я ведь все делаю правильно. Я так стараюсь. Хожу к психологу. Даже мама меня не любит.», – это из пропитанных горечью слов одной моей пациентки. А вот строки из ее дневника, который она принесла мне почитать и разрешила опубликовать.
«Мама меня не любит… Не знаю даже, какой знак препинания ставить в конце… Как выразить крик души? Наверное, подошли бы три огромные слезы, но таких знаков препинания нет… Жизнь моя как будто запнулась, как будто замерла на крике, который невозможно прокричать, и все слезы проталкиваются обратно в горло… А хочется плакать… Психотерапевт мне сказала: „Вы как будто оплакиваете кого-то…“. Оплакиваю себя – это точно. Только кого – себя? Кто я?
Чувствую свою ничтожность и просто безнадегу: кто я, если меня собственная мать не любит? Я недостойна любви мамы, тогда зачем я? Невозможно полюбить себя, если мама тебя не любит… Ты никому на самом деле не нужен, если не нужен маме. В общем, без мамы тебя нет. Ты – пустое место. Ты – никто. Буддисты говорят о великом просветлении, когда ты – Никто. Но чтобы получить от этого счастье, надо сначала быть кем-то. А если тебя не любит мама, то кто ты?
Ты изначально – никто, и вот всю жизнь пытаешься быть кем-то, завоевать хоть чью-то любовь. А оказывается, любовь людей переменчива: сегодня ты их кумир, а завтра – другой. И только мама любит всегда. Но моя мама меня не любит… Это удар ниже пояса, это удар в горло, это удар в самое сердце. Хочется не жить…
Ты ущербный, ты не такой как все. Ты – темное пятно, черная дыра на теле человечества, куда проваливается вся любовь, обращенная к тебе, но там нет одной простой такой вещи – маминой любви. Как объяснить эту боль, этот ужас, это несчастье? Слов нет для этой боли…
Говорят, что надо любить несмотря ни на что, но где взять силы на это? И как понять: ты любишь или пытаешься завоевать любовь? Где эта разница? Трагедия в том, что я не различаю любовь и нелюбовь – этому учатся, наверное, у мамы, а меня моя мама не любит.».
Вот такой крик души. Многоточие – как три огромные слезы маленького недолюбленного ребенка, который до сих пор живет в душе этой женщины. По моей щеке текли слезы, когда я читала на нашей встрече эти строки. Не было слов для утешения. Хотелось просто обнять эту женщину, как маленькую девочку, и дать ей выплакаться. Я просто была рядом. Я не знала, что сказать какое-то время, и ничего не говорила. Внутри тоже поднялся откуда-то комок боли.
После паузы клиентка спросила вдруг: «А вы – вы меня любите?».
Я немного растерялась, видя обращенные ко мне полные слез глаза. И смогла только сказать: «Мне кажется, что я чувствую сейчас вашу боль… Мне очень трудно говорить… Я чувствую комок в горле… Но я очень благодарна Вам, что вы дали это мне прочесть… Иногда любовь – это так больно…»
Эта клиентка очень начитанна. И читая книги по психологии, она поняла, что истоки ее периодически накатывающей депрессии именно из раннего детства. Поэтому она пришла к психологу. Ее мать мало чем отличается от женщин своего поколения. Правда, она всю жизнь одинока, – ей пришлось развестись с мужем, который ее бил. По ее рассказам, она проплакала всю беременность. Они прожили с мужем всего два года, и больше она не вышла замуж. К тому же она, как и все работающие матери в те времена, вышла на работу очень рано – спустя два месяца после родов. И ребенка пришлось передать на воспитание бабушке. Бабушка очень баловала свою единственную внучку.
Этой моей клиентке никакие отношения с другими людьми не приносили удовлетворения. Чаще это была любовь-жалость, или любовь-использование, или просто любовь-секс. А ей хотелось, как она говорила, «любви-принятия». Правда, она сама так и не смогла сказать, что это означает для нее.
В процессе анализа я попросила клиентку принести ее семейные фотографии. И на одной из них, где ее мама была в молодости, я увидела что-то очень узнаваемое. В процессе беседы это заметила и клиентка. Она и до этого знала о своей внешней похожести с мамой, но тут обнаружила очень глубокое внутреннее сходство. Это сходство было в какой-то бездонной печали в глазах.
Клиентка вдруг сказала: «Как будто я эту печаль впитала вместе с ее молоком. Это не моя печаль. Мама не должна была мне ее давать! Почему она не думала обо мне? Она была занята только собой и своими отношениями с папой!».
Я спросила: «Если бы вы тогда могли говорить, что бы попросили у своей мамы?». Какое-то достаточно долгое время клиентка была глубоко погружена в себя. Вдруг она сказала: «Чтобы просто мама меня заметила. Заметила, что я тоже есть. Смотрела на меня и видела меня».
Именно этого – чтобы ее, именно ее, заметили, увидели – искала она всегда и в других людях. Искала вновь в своей стареющей маме. Мама, как могла, угождала своей дочери, так как чувствовала перед ней вину. Но реальную свою дочь она так и не видела. Мать научила свою дочь тому, что делала сама – стремлению угождать другому.
Ведь она сама не знала другого способа получить любовь, ее тоже не научили любить. Обществу «нужна» была «послушная» женщина, которая приносит свою личную жизнь и свои желания в жертву. А врожденная потребность во внимании и признании другим – утоляется через угождение этому другому. И вот передается такой сценарий в семье из поколения в поколение.
Но психика целостна, и как невозможно далеко уйти на одной ноге, так и невозможно направлять энергию только в одну сторону. Нужно уметь не только быть внимательным к другим, но и уметь просить ответного внимания. И вот в судьбе моей клиентки эта противоположность прорвалась наружу. Клиентка не хотела уже никому угождать, как это делала ее мать, она хотела, чтобы ее любили.
Душа ее почувствовала, что любовь – это не «угождение», не принесение своей жизни в жертву. Прежде всего, любовь – это способность заметить другого человека рядом. Заметить, что это живой человек, что это другой человек. Но у клиентки не было такого опыта любви.
Этот опыт человек получает в самые первые моменты и месяцы общения с матерью. Его может передать только счастливая мать, мать, которая имеет возможность в первые годы своего ребенка быть просто матерью, слышать свои материнские инстинкты, доверяться им. Но часто ли вы видели в нашем современном обществе женщин, которые могут проявить свою материнскую природу без страха нанесения ущерба другим своим ролям?
Может быть, эта история поможет другим мамам понять и почувствовать, что даже самой занятой маме нужно найти буквально несколько минут в день, чтобы ОСТАНОВИТЬСЯ и посмотреть на себя в зеркало, и просто СЕБЯ УВИДЕТЬ. ОСТАНОВИТЬСЯ и ОЩУТИТЬ СВОЕ ТЕЛО. ОСТАНОВИТЬСЯ и ПОЧУВСТВОВАТЬ СВОЕ НАСТРОЕНИЕ.
И может быть, эта история поможет понять, что каждая мама в состоянии ВЗГЛЯНУТЬ НА СВОЕГО РЕБЕНКА не только как на того, о ком нужно заботиться: кормить, укладывать спать, играть с ним и чему-то учить. А КАК НА ЧЕЛОВЕКА, которому нужно, прежде всего, почувствовать и ощутить рядом МАМУ КАК ЧЕЛОВЕКА. Как человека, которому нужно увидеть вас «ГЛАЗА В ГЛАЗА», чтобы почувствовать важность внутреннего мира души.
ДЛЯ РЕБЕНКА ЭТО ВАЖНЕЕ.
Еще одна история из клиентской практики.
Ко мне обратилась на коуч-консультацию молодая, хрупкая, красивая женщина. Она предъявила запрос на увеличение доходности ее бизнеса. Я сказала ей, что не работаю как коуч-эксперт, который помогает выстроить конкретную стратегию достижения цели, а работаю в так называемом «большом» коучинге, где ресурс изменений ищется внутри через прояснение внутренних ценностей.
В случае с моей клиенткой оказалось, что она уже работала с коучем-экспертом, которая и порекомендовала обратиться ко мне.
Процесс нашей совместной работы не удавалось направить в сторону заявленной цели. При уточнении запроса выявилась недавняя ситуация эмоционального срыва, в которой всегда сдержанная женщина не смогла справиться с эмоциями. Она проплакала несколько дней навзрыд и, с трудом успокоившись, решила «не тратить время впустую» и вернулась в свой бизнес с еще большим рвением.
В процессе знакомства с биографией клиентки я обнаружила у нее детскую психологическую травму – смерть отца, когда ей было 3 года. Отец был очень значимой фигурой для нее и для ее матери. С того трагического дня матери как будто не стало: как ни старалась маленькая девочка привлечь ее внимание к себе, у нее ничего не получалось.
Вспоминая тот период своей жизни, клиентка рассказала, что ощущала между собой и матерью холодную непробиваемую стену.
Ощущение жизни девочка чувствовала только рядом со своей младшей сестрой, с которой можно было поиграть. Постепенно мама как будто бы начала оттаивать, но через 3 года вновь трагедия – умирает сестренка. Мама вновь исчезает в мире своей боли и утраты.
Моя клиентка фактически получила такое символическое послание от матери: «Я ничего не могу дать тебе, меня просто нет. Ищи сама, что тебе нужно». И бедная маленькая девочка, от природы очень одаренная умом и острым мышлением, осталась предоставленной самой себе. Она усвоила с детства, что надеяться нужно только на себя. На других надеяться опасно, – они могут «исчезнуть».
Проговорив свою детскую травму, клиентка поняла, сколь много горя и невыплаканных слез оставила в ее душе семейная трагедия. Запрятанные глубоко эмоции никуда не ушли, они как будто ждали удобного момента, чтобы выйти наружу. В детстве пришлось трятать очень глубоко свою недетскую боль. И казалось, что она была упрятана надежно, ведь «это никогда не должно повториться!». Но недавняя ситуация показала, что собственный опыт невозможно «удалить».
Я уже говорила о том, что эта моя клиентка обладает очень высоким логическим интеллектом, потрясающей интуицией, но способов управления своим эмоциональным состоянием, кроме подавления неприятных эмоций, она не знала. Она достаточно быстро поняла, в чем ее проблема, и согласилась на психотерапию. Процесс оказался очень непростым, очень долгим. Было много «взлетов и падений».
Клиентка не жаловалась, что «мама ее не любит», не ждала заботы от нее. Она изо всех сил сама заботилась о своей маме и о себе. Но в процессе психотерапии вышла на поверхность ее неутоленная потребность во внимании и любви. Последовал непростой процесс признания этой потребности, выстраивание новых отношений дочери и матери.
Нельзя сказать, что у этой клиентки сейчас все идеально, жизнь и не может быть идеальной. Рубец от раны останется навсегда, но сейчас ее жизнь налаживается, идут поиски своего места и своего собственного смысла.
Я благодарна этой маленькой, хрупкой, но очень сильной женщине, на примере ее жизни я поняла, что в действительности означает «мужество жить».
И пусть этот пример поможет понять матерям, что никакие самые трагические ситуации не должны стать причиной того, что вы оставляете своего маленького ребенка наедине с самим собой.
МАЛЕНЬКОМУ РЕБЕНКУ ЕЩЕ СЛОЖНЕЕ, ЧЕМ ВАМ.
Еще одна клиентская история.
В первые годы моей частной практики ко мне обратилась молодая женщина: красивая, образованная, умная. Она поставила конкретную цель, зная, что для ее решения нужна не одна консультация. Клиентка послушно выполняла все предлагаемые ей задания, была очень сдержанна и молчалива. Но несмотря на внешнее благополучие, у нее налицо были все признаки депрессии.
Больше всего меня поразило из ее истории то, что ее мама ни разу не удовлетворила НИ ОДНУ ее детскую просьбу.
Даже на дни рождения ей дарили только «полезные» вещи типа колготок или платья. Даже на просьбу купить определенный вид мороженого покупалось то, которое считалось нужным с точки зрения ее мамы.
Пройдя небольшой курс психотерапии (10 занятий), она ушла и вернулась снова через год-полтора. Теперь она заказала курс терапии более длительный и притом сессии сразу по два часа, которые она оплачивала заранее. Удивительно было то, что все эти два часа говорила только она и так, что я не могла сделать никаких комментариев, кроме «да-а», «угу-м».
Я наивно искала повод «причинить пользу» клиентке, а тут никакой возможности. Однажды – это была примерно 5-я двухчасовая встреча – я воспользовалась незначительной паузой и что-то сказала, как мне казалось, очень важное.
На меня обрушился гнев неимоверной силы: «Почему вы меня все время перебиваете?! Не даете ни слова сказать!». Я от изумления просто замерла.
Позже до меня «дошло», что я действительно «все время перебивала»! Да, я не успевала вставить слова, но мое неуемное желание быть «полезной» выражалось и без слов. В моей мимике, жестах, напряженной позе, взгляде чуткая клиентка улавливала это «неслушание» и изо всех сил старалась быть услышанной.
У меня хватило тогда ума понять, что самое важное, что я могу «дать» сейчас пациентке, – это просто «дать выговориться», «активно слушать» и просто быть рядом, сопровождая и дальше этот процесс своими «угу-м».
Остальные сессии я училась по-настоящему слушать. Через работу с этой клиенткой я обрела бесценный опыт – не выполнять иной функции, кроме как быть рядом. Тотально быть рядом, не стараясь быть полезной как-то иначе.
Молчаливое тотальное и комфортное присутствие – как позволение другому человеку ПРОСТО БЫТЬ, быть таким, какой он есть, не оценивая его и не «растворяясь» в нем.
Зрелость этой молодой женщины заключалась в том, что она понимала то, что ей требуется помощь. Сознательно или бессознательно, но она знала, что именно ей нужно, за что она платит деньги– за то, чтобы я просто была рядом. Ей не нужно было никаких советов. Ей на тот момент был необходим опыт эмоционально комфортного присутствия рядом с другим, которого до этого у нее не было.
Годы спустя я поняла, что первый цикл встреч был отыгрыванием роли «послушной» дочки и «знающей» мамы. Второй, более интенсивный – «отыгрыванием наоборот», то есть пробами самой руководить «мамой» через терапевта. Порой именно так – через повторение – происходит снятие старых сценариев и освоение новых ролей, которых не было в детском опыте.
Второй курс – в форме нашего «молчаливого диалога» тоже завершился. Я всегда поражаюсь мудрости психики, которая как будто «знает» о необходимости перерыва во внутренней работе, нужного для освоения полученного опыта во внешнем мире.
Когда клиентка вновь обратилась ко мне через год-полтора, это уже была совершенно иная по качеству работа. В процессе психотерапии происходит в какой-то момент нечто удивительное – у клиентов вдруг просыпаются ранее неведомые способности. Однажды моя клиентка принесла стихи, никогда до этого стихов она не писала. Клиентка разрешила поделиться теми своими первыми строками.
Чувственность мира на кончиках пальцев,
Жгучее таинство огненных танцев,
Слышать всей кожей, видеть всем телом
Правду Вселенной в касании несмелом.
Жарким дыханием сердце открою,
Тихо мурлыкая рядом с тобою.
Теплой ладошкой прочту твои думы,
Кутаясь в счастье с изяществом пумы.
Выход из заколдованности ранним опытом позволил ей прочувствовать связь с миром через свою женскую чувственность, телесность. До терапии чувственность могла импульсивно прорываться и вновь запираться под мощной защитой развитого интеллекта.
История с этой клиенткой – пример того, что человек на уровне инстинктов точно ЗНАЕТ, что ему нужно. Главное – уметь его слышать и слушать, отличать свои представления о том, что «правильно», от настоящих потребностей того, кто рядом.
Особенно важно просто уметь слышать и слушать в отношениях с детьми. Это важно в любых отношениях. Попробуйте хотя бы РАЗ В ДЕНЬ ВСЕГО ПЯТЬ МИНУТ СЛУШАТЬ ДРУГОГО С ИНТЕРЕСОМ, ничего своего не добавляя в разговор.
Материнский инстинкт
Бог не мог быть всюду, поэтому он создал матерей.
Много написано в психоанализе о роли матери. Дональд Винникотт, детский психоаналитик, сформулировал понятие «достаточно хорошей матери». Достаточно хорошая мать – это та мать, которая на уровне инстинктов обладает способностью «чувствовать достаточность» того, что и сколько необходимо ее ребенку для нормального развития.
При таком отношении матери у ребенка не возникает фиксации на отношениях только с матерью, он способен активно проявлять интерес к миру и успешно развиваться.
Действительно, новорожденный – это существо инстинктивное, у него еще нет интеллекта как понятийной системы. И только мама, чувствующая сама свою инстинктивную природу, может передать своему ребенку чувство связи со своими врожденными инстинктами.
Самое главное, что должна уметь мать, – это слышать, чувствовать саму себя, свою внутреннюю врожденную мудрость, от природы данные инстинкты.
Проблема только в том, как матерям войти в это состояние своего естества. В нашем мужском мире женщинам трудно сохранить связь с природными и мудрыми инстинктами подлинного материнства. Да и ранее, до нашей эры, многие известные мыслители-мужчины не признавали роль женщины в обществе.
В то же время большие религии отводят огромную роль женщине-матери. Все великие книги – это суть метафоры, содержащие в сконцентрированном виде мудрость, накопленную человечеством на непростом пути познания себя и выраженную через тех, кто приблизился вплотную к таинственному источнику Жизни.
В Библии сказано, что мать Христа была девственницей. Какой символический смысл скрывается за этим? Почему для рождения ребенка – Христа – будущего Спасителя – необходимо присутствие матери-девственницы – женщины, которая не связана плотской любовью с мужчиной?
Может быть, девственность – это символ того, насколько важен во время беременности и в первые месяцы жизни ребенка ЧИСТЫЙ И ПРЯМОЙ КОНТАКТ ДУШ ребенка и матери? Может быть, об этом говорит «зачатие от Духа Святого»? Может быть, именно это условие того, чтобы ребенок в дальнейшем мог слышать себя, чувствовать на уровне инстинктов свое жизненное предназначение?
Такие вопросы и мысли возникали у меня как у психолога во время совместной работы с клиентами по исцелению их непростых душевных ран. На образ Девы Марии как на символическое отражение чистого материнского инстинкта я обратила внимание, когда два клиента в один и тот же день выбрали одну и ту же открытку.
Мужчина обратился ко мне по поводу своих проблем в отношениях с женой. В ответ на мой вопрос, что могло бы сейчас символически отразить то, что он хочет, он выбрал из набора более чем в тысячу предметов и картинок рождественскую открытку с изображением Девы Марии и младенца. В тот же день женщина, которая исследовала тему поиска любимой работы, тоже выбрала эту открытку как символ эмоционального состояния, которое даст ей любимая работа.
Случайно ли это? Я думаю, что нет. Люди ищут бессознательно то, чего им не хватило в отношениях с матерью, проецируя это на другие отношения, на различные ситуации. И материнский образ еще долго будет присутствовать в терапии. Ведь в нашем современном обществе нет совершенно никаких условий для обращения женщины к своей инстинктивной материнской сути.
И «выросшие дети» так и несут по жизни свою неутоленную потребность в «достаточно хорошей матери». Где же выход?
Инстинкт – это нечто, существующее безусловно. Возможно, когда мы говорим о любви как нашей врожденной сущности, мы на самом деле говорим о нашей инстинктивной природе. Если это так, то доступ к этому может дать только та мать, которая открыта своему природному естеству материнства.
Последние века женщине постоянно приходится доказывать, что и она «человек». А может, и правда, женщина – не совсем «человек»? А может быть, она не только «человек»? А может быть, нечто большее говорит через нее? Я ни в коем случае не хочу сравнивать мужчин и женщин. Я просто хочу обратить внимание на некоторую сущностную разность их природы.
Может быть, ключ к безусловной любви и законам любви – понимание этой разницы – разницы между инстинктивной природой мужчины и женщины?
Для здорового духовного развития человека – будь то женщина или мужчина – действительно необходимо базовое соприкосновение с чем-то абсолютным, лежащим у основания нашей человеческой природы. Доступ туда, возможно, лежит через материнский и отцовский инстинкт, через их взаимодействие.
Известный на весь мир психотерапевт Ирвин Ялом сказал: «Исцеляет не что иное, как отношения». Я бы добавила, что базовой основой здоровых отношений являются не просто отношения, а опыт реальных отношений с «инстинктивной матерью», или с «достаточно хорошей матерью».
«Инстинктивная мама» – это некий внутренний прообраз, существующий в каждом из нас. Он присутствует, например, в христианстве в виде образа Девы Марии. Напомню еще раз высказывание из Корана, в котором запрещены изображения людей: «Рай у ног матери». Это как будто указывает на некий корень, основание, которое доступно нам через мать. Есть похожие по смыслу метафоры и в других религиях.
С одной стороны, образ этот недоступен – «Царица Небесная», а с другой, он такой земной – «у ног». Еврейская пословица «Бог не мог быть всюду, поэтому он создал матерей» отражает вездесущность образа матери.
Как будто человек пытается на протяжении многих веков через Мать нащупать связь между собой и чем-то очень важным. Глубинная психология показывает, что доступ к изначальному материнскому прообразу и ведет к исцелению самых болезненных переживаний и травм.
В нас всегда будет эта внутренняя борьба – борьба между инстинктивной природой и природой рациональной. И, наверное, действительно образ Матери как символ безусловной любви, как символический мост, как некое пространство, в котором встречаются Небесное и Земное, «животное» и человеческое, может служить исцелению раненой души.
Мне эту непростую, можно сказать, даже весьма сложную тему захотелось донести не только до психологов, но и для людей, далеких от психологии. Почему? Потому что любые значимые отношения в нашей жизни – это отношения любви. Любовь как некая энергия, сила притяжения между людьми. Наше «Я» познается только в отношениях «Я и другой». И базовая матрица этих отношений – «Мать и Младенец».
Очень модные сегодня темы самореализации невозможно, на мой взгляд, раскрыть без понимания сути инстинктивной любви матери. Без понимания этой сути мы ждем любви-жалости или любви-беспрестанной заботы. Для понимания любви нужно уловить, что через мать мы устанавливаем СВЯЗЬ между нашей инстинктивной природой и человеческой. В этом основная задача материнской любви.
Через мать мы устанавливаем связь между нашей инстинктивной природой и человеческой.
Связь материнского образа и образ отца
Мать весомее, чем земля, отец превыше небес.
Приведенные мною истории – лишь малая часть клиентских историй, где в пространстве между мной или клиентом главной действующей фигурой становится материнский образ. Именно образ матери находится между психотерапевтом и клиентом в длительном процессе психотерапии. Именно этот образ стоит и между ним и его реальной матерью, не позволяя взрослеть.
У клиентов на рациональном уровне есть понимание и огромное желание перестать по-детски реагировать на материнский образ, отделиться от него. Но выходит так, что условием взросления является воссоединение, подлинная встреча с матерью. Встреча как с внутренним детским образом матери в душе, так и с реальной матерью в жизни. То есть, условием взросления является подлинная встреча с матерью, как в душе, так и в реальности.
Условие взросления – подлинная встреча с матерью, как в душе, так и в реальности.
Порою именно реальная встреча с матерью как с человеком – с «реальным другим» очень сложна. Поскольку тот, самый первый призрачный образ когда-то дал первое ощущение себя как отдельного существа. Самое сложное именно это – разделить образ матери и реальную мать.
Самое сложное – разделить образ матери и реальную мать.
Логика процесса снятия чар изначальных образов себя и матери не поддается контролю и управлению, она требует осознанности, а также конкретных шагов в реальном мире.
И в какой-то чудесный момент вдруг происходит качественный скачок – чары спадают, и «злая ведьма» исчезает. Но это происходит ровно в тот момент, когда человек перестает цепляться за призрачные образы и находит способ укорениться в реальности «здесь и сейчас».
Я выбирала те клиентские истории, в которых ярко была выражена зависимость от раннего материнского образа. Так получилось, что все три приведенных выше случая – женские истории, и у всех трех клиенток не было сознательного опыта отношений с отцом. У двоих из них не было вообще никакого реального опыта общения с ним.
Особенности этапа проработки в психотерапии ранних отношений с матерью (до трех лет) совпадают во многом и у мужчин и у женщин. Отделение же от материнского образа происходит у женщин и мужчин по-разному. Особенно сложно происходит отделение от матерей, если у человека не было опыта отношений с отцовской фигурой, или отец был слабым, пассивным, чему свидетельство вышеописанные истории.
То есть невозможно рассматривать проблему зависимости от материнского образа вне связи с образом отца в личном опыте.
Невозможно рассматривать проблему зависимости от материнского образа вне связи с образом отца в личном опыте.
Для понимания некоторых вещей бывает необходимо их «разделить на части». В данной книге сделан акцент на ту важную часть психотерапевтического процесса, которая касается самого раннего этапа развития ребенка, где самым близким человеком для него является мать. Отец в ранние годы «как будто» остается в тени, но именно от него зависит то, как себя будет чувствовать мать, и сможет ли она настолько расслабиться, чтобы находиться в полном инстинктивном контакте с маленьким ребенком.
То есть во многом именно от отца зависит то, насколько мать сможет проявить свой материнский инстинкт и обеспечить ребенку комфортное ощущение от первой встречи с миром.
Именно от отца зависит то, как мать сможет проявить свой материнский инстинкт и обеспечить ребенку комфортное ощущение от первой встречи с миром.
Если говорить еще точнее, то самым важным является существование хорошего контакта между матерью и отцом, важна связь в паре – «отец-мать». В древних культурах связь в паре «отец-мать» выстраивалась инстинктивно и на уровне ритуалов, заданных обществом.
С развитием общества все больше нарушалась связь с инстинктивной природой отцовства и материнства. Восстановление этой связи сегодня возможно только через сознательную работу.
Восстановление связи с инстинктивной природой отцовства и материнства возможно только через сознательную работу.
Чем человек осознаннее, тем он больше видит, что «все связано со всем». Для здорового развития ребенка необходима хорошая связь между отцом и матерью как реальными мужчиной и женщиной. Чтобы почувствовать инстинктивную природу отцовства и материнства, нужно почувствовать инстинктивную природу мужского и женского начала. Чтобы понимать своего ребенка, нужно разобраться со своими детскими историями и т. д.
В данной книге сделан акцент лишь на одной, самой первичной связи – связи матери и ребенка. В следующей главе рассказывается о некоторых научных исследованиях материнской любви.
Исследуем материнскую любовь
Невозможно понять Любовь.
Невозможно создать Любовь.
Невозможно научиться Любви.
Можно просто перестать Ей сопротивляться.
Нет в мире темы более интригующей и волнующей, чем любовь. Немыслимое число книг и фильмов на эту тему выходит в свет каждый год. Счастье человек напрямую связывает с любовью. Для счастья, кроме любви матери, нам нужна и любовь отца, любовь братьев и сестер, любовь детей к родителям, любовь друзей. И, конечно, любовь между мужчиной и женщиной.
Сегодня повсюду можно получить много советов, что и как нужно сделать, чтобы стать любимым и полюбить. Но количество счастливых семей не становится больше, более того, некоторые предрекают распад института брака. Что не так? Почему так происходит?
Одна из причин этому – наша уверенность, что любовь – это то, что вне нас, и нежелание понять, что ключ к пониманию любви – это взаимоотношения. У любви есть свои законы, которые просто необходимо знать, чтобы обрести счастье. Тогда, возможно, мы перестанем требовать и просить любви, особенно безусловной любви от матерей, перестанем любви сопротивляться.
Приглашаю вас к небольшому совместному исследованию – исследованию темы самых первых отношений любви в нашей жизни – любви младенца и его матери. Любовь матери к младенцу считают безусловной. Что это такое: «безусловная любовь матери»? Возможно ли эту тонкую материю измерить?
Исследования безусловной любви матери
Любовь должна обучать разум.
Любовь, особенно безусловная, – это одна из загадочных субстанций, которая при попытке ее «ухватить» или даже описать просто исчезает. Но однажды в 60-е годы XX века американским психологом Гарри Харлоу была предпринята попытка экспериментально исследовать такую любовь.
Интересно то, что это произошло случайно. Харлоу изучал интеллект обезьян и случайно натолкнулся на то, что малыши странно реагировали, когда их разлучали с матерями. Маленькие обезьянки в отсутствие матерей привязывались к махровым полотенцам, которые были в клетке, как к матерям.
И тогда Гарри Харлоу перешел от изучения интеллекта к изучению материнской любви. Как будто бы интеллект самого ученого «сдался» и «перестал сопротивляться любви».
Эти эксперименты были проведены на детенышах обезьян. Ученый словно почувствовал, что «любовь должна обучать разум», но, видимо, любовь в его раннем опыте была связана с жестокостью. Опыты ученого были настолько жестокими по отношению к малышам, что даже научное сообщество было возмущено. В этих экспериментах новорожденных детенышей обезьян отделяли от их матерей, отсаживая их в отдельные клетки надолго, порой до года.
«Заплатить такую цену» Харлоу решился не просто так. Он хотел доказать ошибочность существовавших тогда в психологии «буфетных теорий». Их называли так, потому что сторонники этих теорий считали, что основой человеческой отношений является удовлетворение матерью младенца в еде.
Насколько неожиданным был переход внимания ученого от изучения интеллекта к изучению безусловной любви, настолько и его жестокие опыты парадоксальным образом послужили открытию истин, которые повлияли на понимание всей детской психологии.
Противоречива и сама личность ученого: человек, доказавший, что любовь важнее, чем уход, в последние годы своей жизни не общался со своими детьми.
Эти эксперименты, как и личность ученого, символически отражают ту атмосферу, в которой человечество существует последнее столетие. Мы, современные люди являемся потомками людей, психологически травмированных революциями, войнами. Мне кажется, что эти эксперименты символически отражают травму, нанесенную нашей душе оторванным от нее интеллектом. Эти же эксперименты подсказывают путь к предотвращению детских душевных травм в дальнейшем.
Как же ученый «измерял» безусловную любовь?
Он просто выделил «кормящую» функцию матери отдельно, а «любящую» – отдельно. В «живой настоящей маме» трудно выделить отдельно эти функции.
Поэтому в экспериментах Харлоу «мамы» были искусственные. Первая мама представляла собой манекен из металлической решетки с прикрепленной к нему бутылочкой молока. Вторая мама – манекен, обитый искусственной меховой или махровой тканью.
Сначала были эксперименты, где с малышом в комнате были одновременно две «мамы». И оказалось, что за сутки всего лишь около одного часа детеныш обезьяны желал проводить рядом с «металлической кормящей мамой». Это всего лишь примерно 4 % времени! Около 17–18 часов (примерно 73 % от всего времени) малыш предпочитал быть «в объятиях» мягкого манекена. В остальное время – почти четверть от всего времени малыш спокойно играл.
Харлоу своими экспериментами хотел доказать, что просто защитить и накормить ребенка – это не главная задача матерей. Эти эксперименты показали, что основой нормального психического развития, а в дальнейшем способности к нормальным взаимоотношениям, является некое особое эмоциональное отношение младенца и матери. Это особое взаимодействие ученый считал проявлением безусловной любви. Он считал свои эксперименты доказательством того, что безусловная любовь гораздо важнее для здорового развития, чем питание.
Безусловная любовь – особое эмоциональное отношение младенца и матери. Оно является основой нормального психического развития и способности к нормальным взаимоотношениям.
Несмотря на то, что результаты экспериментов Харлоу значительно повлияли на психологию детского развития, до сих пор в обществе бытует мнение о том, что сначала нужно «ребенку все дать», забывая дать ему самое главное – безусловную любовь. Почему так происходит? Наверное, потому, что мы до сих пор и не понимаем, что же такое «безусловная любовь».
Харлоу доказал, что безусловная любовь матери и младенца является необходимым условием для развития других форм любви. Например, любви к отцу, любви к окружающим, любви между мужчиной и женщиной, любви к детям.
Безусловная любовь матери и младенца – необходимое условие для развития других форм любви.
Ценность экспериментов американского психолога и в том, что они побудили мир академической психологии обратить внимание на важность любви и эмоциональной поддержки для здорового развития живого существа. Они заставили обратить пристальное внимание на воспитание детей в приютах, больницах и детских домах.
К сожалению, широкая публика мало знает о важных выводах, сделанных Гарри Харлоу.
В следующих главах я хочу познакомить читателей с основными моментами этих экспериментов, сопровождая их своими комментариями, историями из клиентской практики и жизни.
«Видеть всем телом»
Слышать всей кожей, видеть всем телом Правду Вселенной в касании несмелом.
Мягкий манекен мамы в экспериментах Гарри Харлоу «ничего не говорит», он «молчит». К нему можно просто прикасаться. Как уже говорилось выше, малыш проводил у «мягкой мамы» 17–18 часов в сутки, а у «металлической мамы» с бутылочкой всего лишь около одного часа. Говорит ли это о том, что именно подобное молчаливое, «ничего не делающее» прикосновение для малыша важнее, чем насыщающая бутылочка с молоком?
Ученые, комментирующие эксперименты Харлоу, говорили, что чувство комфорта от прикосновения важнее, чем еда, что именно комфортность прикосновения является причиной того, что малыш успокаивается и чувствует себя комфортно. Маленьким обезьянкам было достаточно комфортных прикосновений к мягкой маме, чтобы чувствовать себя комфортно и уверенно.
Чувство комфорта от прикосновения важнее, чем еда.
Обе «мамы» помогают обезьянке так или иначе взаимодействовать с окружающим миром. Металлическая мама с бутылочкой дает приятное ощущение насыщения, но явно не приносит ощущение комфорта от взаимодействия. Мягкая мама, доставляя приятные ощущения, дает еще этим почувствовать, что мир окружающий может быть приятным, комфортным, что с ним приятно взаимодействовать.
Через прикосновения происходит первое взаимодействие с окружающим миром.
Через прикосновения происходит первое взаимодействие с окружающим миром.
Прикосновения через ощущения комфорта или дискомфорта дают нам ощущение собственных границ и границ окружающего мира. Но, что еще более важно, именно ощущение комфорта или дискомфорта от прикосновения служит основой нашего выбора – идти на близкий контакт с окружением или избегать его. То есть очень важно, как мы чувствуем контакт с окружением. Приятное прикосновение придает уверенность и желание продолжать общение, а неприятное вызывает дискомфорт и желание уйти.
Ощущения от прикосновений служат основой нашего выбора – идти на контакт с окружением или избегать его.
К неприятной металлической маме малыш-обезьянка подходил только покушать, в остальное время он держался от нее подальше. Зато с приятной мягкой мамой, которая ничего ему не давала, он находился рядом почти весь день.
Неприятные ощущения от прикосновения могут создавать неприятные и внутренние ощущения у малыша, которые не компенсируют даже приятные ощущения от насыщения молоком. Этот внутренний дискомфорт может вызывать растерянность, потерю безопасности, потерю уверенности и желание отдалиться. Комфортные ощущения границы с окружающим миром создают приятные внутренние ощущения и могут придавать уверенность и чувство безопасности, а также желание взаимодействовать.
Прикосновения влияют на внутреннее ощущение себя и чувство безопасности.
Насколько важны прикосновения для развития человека? Хочу сначала привести пример из практики.
Недавно ко мне обратилась молодая замужняя женщина, которая была психологически травмирована опытом отношений с мужчиной вне брака. Она так увлеклась этими отношениями, что решила развестись, так как для нее было невозможным вести двойную жизнь.
Ее новый знакомый, так мило ухаживавший за ней, оказался совершенно не состоятельным в близких отношениях. Даже более того– он избегал их. Позже выяснилось, что этот молодой человек, чувствующий себя неуверенно с женщинами, прошел тренинг, авторы которого обещали научить его навыкам соблазнения женщин.
Он действительно навыки эти прекрасно освоил, но это не дало ему умения строить близкие отношения. Он испытывал страх близости, который никакие навыки преодолеть ему не помогли. Результат этой истории был таков, что были травмированы оба: женщина, которая соблазнилась, и этот молодой мужчина, который обрел опыт повторной травматизации своей несостоятельности в отношениях с женщинами.
Клиентка, о которой идет речь, умная, интеллектуально очень развитая женщина. Но она не смогла устоять перед манипулятивными навыками мужчины. Она осознает, что что-то в ее личной истории «дало» соблазниться, поэтому она и пришла на психотерапию.
Психологи считают, что в таких случаях, когда человек «теряет голову», причиной этому могут быть очень ранние травмы развития и фиксация на них. Какие же это травмы?
Прежде всего, травма, связанная с недостатком или дискомфортом прикосновений. У новорожденного отсутствует осознанная координация движений. Можно сказать, что он совершенно не умеет управлять своим телом. Для того чтобы телом управлять, нужно его чувствовать, ощущать. Первые комфортные прикосновения дают малышу приятное ощущение своего тела.
Благодаря прикосновениям он начинает ощущать свои границы и границы окружающего мира. Если прикосновения приятны, то возникает приятный образ окружающего мира и приятный внутренний образ себя. Поэтому очень важно, чтобы малыша брали на руки и чтобы прикосновения эти были комфортны.
Долгое время в нашей стране было принято сильно пеленать новорожденных детей. Сегодня мы наблюдаем иногда другую крайность – не пеленать совсем. Как всегда, вредны крайности. Большую часть времени новорожденный спит, и сон малыша тоже должен быть комфортным. Чтобы новорожденному было легче уснуть и чтобы он не пугался во сне своих резких хаотичных движений, рекомендуют свободное пеленание. Такое пеленание должно позволять малышу комфортно ощущать границы своего тела и давать такую степень свободы, чтобы он мог постепенно учиться координировать свои движения.
Прикосновения являются первым и очень важным «зеркалом» для младенца, рождающегося совершенно беспомощным. Прикосновения играют огромную роль, они помогают формировать устойчивый и комфортный телесный образ себя.
Прикосновения играют огромную роль для младенца, они помогают формировать устойчивый и комфортный телесный образ себя.
Это важно особенно в первые четыре месяца жизни. Недостаток прикосновений может в дальнейшем у взрослого человека привести к игнорированию потребностей тела вообще или к избыточному вниманию к нему. Некомфортные прикосновения могут вызывать некомфортные внутренние ощущения и желание избегать прикосновений и близкого контакта с окружением.
В дальнейшем такие люди очень избирательны в отношении близости, трудно подпускают к себе других людей, у них могут быть трудности в выстраивании близких отношений. Часто у людей с таким опытом в качестве компенсации бывает высокоразвитый интеллект, они выверяют свои поступки, стараются контролировать окружение. Но иногда, например, в ситуации стресса, они могут захватываться эмоциями – «терять голову».
Но не менее вреден и избыток прикосновений, это может мешать прислушиваться к своим ощущениям и регулировать свое состояние. У человека существует врожденная система саморегуляции различных внутренних процессов. Чтобы включилась эта система саморегуляции, нужен внешний стимул. Недостаток и избыток прикосновений нарушают работу и развитие системы саморегуляции телесных ощущений.
Недостаток прикосновений и их избыток нарушают работу системы саморегуляции телесных ощущений.
Я вспоминаю случай, когда одна женщина ушла с длительной психологической тренинговой программы. Ушла, несмотря на то, что ей было интересно там. Она рассказывала мне, что ушла только из-за того, что там был особый ритуал: было принято, чтобы все участники друг с другом обнимались при встрече. Для нее это было просто невыносимо, просто ужасно – обниматься с не совсем знакомыми людьми. Для нее прикосновения были неприятны.
У этой женщины на первом году ее жизни были непростые отношения с мамой. Ее мама избегала телесного контакта с дочерью, из-за чего у девочки был недостаток прикосновений. Впоследствии это привело к тому, что у нее сформировалось отторжение телесных контактов в целом, особенно с незнакомыми людьми.
Если вернуться к первому случаю, в котором мужчина научился соблазнять женщин, но был абсолютно беспомощен при близости, то можно предположить, что причиной этому было получение похожих травм на этапе «прикосновений». Именно первые приятные контакты-прикосновения ребенка с мамой создают устойчивую основу для других форм общения. Без этого общение лишено особого тепла.
Приятные прикосновения создают у ребенка основу для других форм общения.
В первых экспериментах Харлоу по изучению интеллекта обезьян, детеныши, разлученные с мамой, начинали визжать и буквально впадали в истерику, когда экспериментаторы пытались забрать у них махровое полотенце, с которым они «обнимались» и играли.
Я вдруг вспомнила рассказы о мужьях, которые лежат на диванах и читают газеты (сейчас, правда, чаще смотрят телевизор). Такие мужья, придя домой и покушав, бегут к своим мягким диванам как к мягким мамам, успокаиваются, и у них появляется интерес к миру – к газетке-телевизору. Им порой нет дела до жены, которая накормила. Есть также «жены в халатах», вид которых не вызывает у мужей большого желания общаться, но они упорно, порой годами, не снимают этот халат.
Мне сейчас увиделась связь этих историй с историями обезьянок, не отдающих «память» о своей мягкой маме. Видимо, в детском опыте и в жизни таких жен и мужей было мало теплых прикосновений. Кто-то оживляет детские воспоминания о мягкой маме на мягком диване, а кто-то упорно не расстается со старым халатом. Как же все-таки мы недалеко ушли от животных!
Нам, даже совершенно взрослым и самостоятельным людям также недостаточно, чтобы нас только накормили. Как и у детенышей обезьян, потребность в мягкой маме – приятных прикосновениях у нас гораздо больше, чем в кормлении. Каждый человек, каким бы взрослым он ни был, нуждается в приятных прикосновениях. Потребность в прикосновениях – одна из самых базовых потребностей как человека, так и животного.
Потребность в прикосновениях – одна из самых базовых потребностей как человека, так и животного.
Эта неутоленная ранняя потребность в приятных прикосновениях в дальнейшем будет абсолютно бессознательно влиять на все другие отношения. Она может проявляться в слишком преувеличенной потребности в этом или в ее избегании.
Приятные прикосновения просто необходимы человеку – это основа любви к своему телу, пробуждению сексуальных инстинктов, принятия себя таким как есть. Одна из причин «заедания» стресса – также нехватка приятной мягкой мамы в детстве.
Принятие своего тела создает возможность для более комфортного общения и близости с другими людьми. Если же телесный образ «Я» неприятен, то возникают проблемы с самооценкой. При «предъявлении» себя, особенно с незнакомыми людьми, может возникать дискомфортное ощущение.
«Безмамные мамы»
Гарри Харлоу были проведены и другие опыты. В этих экспериментах новорожденных обезьянок с рождения изолировали от других обезьян и растили в отдельных клетках. При этом они могли видеть и слышать других обезьян, но не могли физически их касаться. Их выпускали, когда они достигали физической зрелости.
Но происходило удивительное – у уже выпущенных на волю обезьянок не было никакого интереса к сексуальным отношениям. Хотя они в клетках видели и наблюдали жизнь других обезьян. То есть для того, чтобы включился сексуальный инстинкт, необходим был реальный физический контакт, прежде всего прикосновения. Также у изолированных обезьян ярко была выражена аутоагрессия – они могли сами себя жестоко укусить.
Далее обезьяны, выращенные в изоляции, были искусственно оплодотворены. Но став «мамами», они не проявляли никакого материнского инстинкта к своим детенышам и обращались с ними как с неживыми предметами. Вот так, без изначального физического контакта появились «безмамные мамы», которые не были способны воспринимать своих детенышей как живых существ.
Вспоминаются «человеческие» истории о том, что если молодая мама взяла своего ребенка на руки после рождения и дала ему грудь, то ей трудно будет от него отказаться. Прикосновения важны для малыша и для его мамы, они включают врожденные инстинктивные программы ребенка и материнский инстинкт. Ученые говорят о том, что важную роль в этом играет не столько кормление грудным молоком, сколько само прикладывание к груди матери как важное телесное прикосновение.
Ребенок у груди матери ощущает и биение ее сердца, которое он слышал еще в утробе, возможно, это более важно, чем качество материнского молока.
Вспоминаю эпизод из прочитанных мною очень давно чьих-то мемуаров. Писатель-мужчина писал, что он в молодости всегда удивлялся, когда кто-нибудь не мог радоваться обычным вещам. Он же, сколько себя помнил, всегда находил повод для радости в любых мелочах.
Он описал одну историю времен своего младенчества. Оказывается, в годы войны, когда он был грудным младенцем, были моменты, когда было совсем нечего есть. У его мамы исчезло молоко, но она просто прижимала его к груди и давала ему свою слюну, потому что больше ничего не было.
Писатель сделал вывод, что, наверное, именно поэтому у него всегда была вера в то, что «все будет хорошо», потому что его мама никогда не теряла присутствия духа. Видимо, важно впитать не столько молоко матери, сколько биение ее любящего сердца и теплые прикосновения.
Вспоминаю пример из практики.
Ко мне на консультацию привели маленькую испуганную девочку 6–7 лет. Мама была обеспокоена тем, что девочка вдруг стала всего бояться. В беседе я узнала о том, что мама не работает, поэтому дочка не ходила в садик и «сидела» дома. Именно сидела, потому что мать почти не гуляла с дочерью и вообще не особо утруждала ее воспитанием.
Мама не работала, целыми днями читала книги или смотрела телевизор, мало общалась с другими людьми. Дочери ничего не запрещалось, она была практически с самых ранних лет вольна делать что хочет. Даже элементарной горячей еды в доме не готовилось. Холодильник был набит йогуртами, консервами. И девочка, когда хотела кушать, сама открывала холодильник и брала что хотела.
В остальное время она просто тихо сидела у себя в комнате и играла с игрушками, которых было предостаточно. В результате вот такой результат – ребенок-«Маугли», выросший не в лесу, а в современной квартире.
Здесь мама была все время физически рядом, ничего ребенку не запрещала. Но не было достаточного прикосновения «тела к телу» и «сердца к сердцу». Поэтому ребенку, которому уже пора в школу, окружающий мир стал казаться чем-то ужасным и пугающим.
Чтобы выйти в мир, нужно иметь прочную связь с близкими, прежде всего теплую телесную связь с мамой, теплую сердечную связь. Именно достаток этого нам позволяет исследовать мир самостоятельно.
Мама несчастной девочки очень напоминает «металлическую маму с бутылочкой» из экспериментов Харлоу, ей даже не приходило в голову, что ребенка надо обнимать, играть с ним. К сожалению, есть опасность, что при таком воспитании из ее дочери может вырасти «безмамная мама».
Возможно, увеличение сегодня количества людей, не желающих вступать в брак и иметь детей, это последствия стиля жизни современного общества и современного воспитания. Дети во многом предоставлены самим себе и в поисках хоть какого-то контакта уходят в виртуальный мир. В нашем детстве, даже если не хватало общения с мамами, был двор, были соседи, были подвижные игры. Как будто кроме комфортного прикосновения было еще что-то очень важное. Исследуем это в следующей главе.
Прикосновение как первое «зеркало» общности
Нет ничего красноречивее безмолвных прикосновений.
«Нет ничего красноречивее безмолвных прикосновений» – в этой фразе из эпиграфа говорится ведь о чем-то большем, чем о комфорте? Это о чувствовании, о чем-то «говорящем» в прикосновении. Речь идет не о простом прикосновении, а о прикосновении-взаимодействии. Взаимодействие – это двусторонний процесс, это влияние друг на друга.
Давайте посмотрим на результаты эксперимента как на двусторонний процесс. Посмотрим на общение обезьянок с их искусственными мамами с точки зрения взаимодействия – то есть взаимовлияния, взаимообмена.
Металлическая мама с бутылочкой дает обезьянке ощущение насыщения, но что может малыш дать в ответ такой маме? Может быть, он так быстро покидает «маму-бутылочку», что ему «нечего ей дать»? Между металлической мамой и малышом нет взаимодействия в плане обмена.
Что же происходит между «мягкой мамой» и малышом? Какое «взаимодействие»? Я долго пыталась это не просто понять, а прочувствовать. Я представила, что прижимаюсь к мягкому меху. И у меня возникло ощущение, что я прижимаюсь к чему-то живому!
Я тут же стала искать ассоциации к слову «мех» в интернете. И что же вы думаете? Первые ассоциации, которые выдал интернет – «шуба, шерсть, животное». Конечно же! Если уж у человека мех ассоциируется с шерстью животного, то у несчастного малыша-обезьянки он уж точно на инстинктивном уровне вызывает ощущение прикосновения к чему-то очень знакомому, «своему», такому же «шерстяному», как он сам!
Я тут вспомнила еще о других научных исследованиях ранних отношений. Известный ученый, зоопсихолог Конрад Лоренц показал, что у новорожденных гусят есть определенный инстинктивно заложенный момент после рождения, когда они ищут маму. Именно в это заложенное инстинктивно определенное время они как бы сканируют объекты в окружающем мире на соответствие, на «похожесть» тому образу мамы, который у них тоже заложен инстинктом.
И первый объект, который похож по ключевым признакам на внутренний образ мамы, и «становится мамой», неважно – живой он или не живой. Например, гусята могут считать теннисный шарик своей «мамой», потому что для них ключевой признак – движение. Нахождение такой «мамы» запускает далее другие инстинктивные программы выживания.
То есть у животных образ мамы заложен инстинктивно. Только в определенный момент после рождения мамой может стать любой объект, даже неживой, похожий на него по ключевым признакам, заданным врожденно.
У животных образ мамы заложен инстинктивно. Только в определенный момент после рождения мамой может стать любой объект, даже неживой, похожий на него по ключевым признакам, заданным врожденно.
То есть для выживания в определенный момент нужно найти «маму». И неважно – живая она или нет, но в ней должен быть ключевой признак, который распознается инстинктивно. Можно говорить о том, что «мама» – это кто-то или что-то, имеющее то, что нужно малышу, и способное включить в психике детеныша образ, заложенный инстинктивно. Мама помогает выживать ребенку в неизвестном мире, став «островком известного», подтверждая своим присутствием изначально заложенный в психике образ.
Мама помогает выживать ребенку в неизвестном мире, став «островком известного».
Достаточно хорошая «известная» мама рядом помогает включению здоровых инстинктов выживания у малыша. Например, в опыте с обезьянками малыш был способен нападать на страшный пугающий механизм, если рядом была его мягкая мама, похожая на него.
Инстинкт – это врожденное стремление к чему-то определенному, ожидание чего-то определенного. То есть в психике существует «как бы» в спящем виде образ чего-то ожидаемого. Инстинкт – это стремление найти то, что «подобно» ожидаемому.
Человек, несмотря на свой достаточно развитый интеллект, тоже во многом задан инстинктивно. То есть у младенца изначально, от природы, к «маме» тоже есть «условия» или «ожидания» того, какой «должна быть мама».
Изначально у ребенка есть ожидания, условия, какой «должна быть мама».
То есть существует изначально некий «известный» образ матери. Материнский образ – это первая врожденная модель, на основе которой создается образ себя как внутренний, так и внешний. Для младенца этот образ важен, чтобы ощутить себя человеком. Рядом нужен именно человек, чтобы младенец мог стать человеком. Именно существование такой связи и является основой для дальнейшего установления человеческой связи с миром.
В экспериментах Гарри Харлоу меховой или махровый манекен обладал ключевым признаком похожести – «шерстью» – признаком похожести на животных. Видимо, именно подобный образ чего-то мягкого – «шерстяного» существует изначально у обезьян как ключевой признак общности и принадлежности «роду обезьян».
Именно мягкая мама, похожая «мехом» на обезьянку, давала уверенность и спокойствие, так как инстинктивно воспринималась «мамой». Мягкий манекен ничего не делал, просто был рядом. Видимо, нахождение ключевого признака похожести – мягкости и «шерстности» – обезьянке было достаточно, чтобы включились другие инстинкты. Рядом с такой «известной» мамой малыш отправлялся исследовать мир и мог постоять за себя– включались базовые инстинкты выживания.
Металлическая кормящая мама, с которой не было «похожести», вызывала у малыша только страх и беспомощность, если не было рядом такой «известной», похожей, мамы.
Опыты Харлоу с обезьянами показывают, что очень важно, чтобы внешний образ материнского существа совпадал с ключевыми признаками вида. Действительно, из детей, выращенных с младенчества животными, не получается людей.
Таким образом, найденная в окружающем мире «мама», похожая по ключевым признакам на врожденный образ мамы, дает детенышу почувствовать принадлежность к своему виду. Тем самым автоматически включаются инстинкты выживания. Можно предположить, что именно чувство принадлежности своему виду дает ощущение безопасности, внутреннего спокойствия и уверенности.
Можно предположить, что именно чувство принадлежности своему виду дает ощущение безопасности, внутреннего спокойствия и уверенности.
Изменить эту фиксацию на первом «материнском» объекте у животных практически невозможно. У гусят заложен интенсивный поиск мамы в первые несколько часов, и первичный образ себя и мамы фиксируется в первые часы жизни. У других животных этот процесс длится дольше, до нескольких недель.
Человеческий детеныш совершенно беспомощен от рождения. Даже для того, чтобы чувствовать себя более самостоятельным «биологическим» существом, нужно минимум год-полтора, пока ребенок не начнет уверенно ходить.
Новорожденный охвачен намерением выжить, и он инстинктивно ищет в окружающем мире то, что созвучно, подобно врожденному образу матери. Самая первая связь-подобие, которую обнаружил малыш, закладывается в основу его представления о мире и о себе.
То есть новорожденный ищет в окружающем мире своеобразное зеркало, в котором фактически обнаруживает свое подобие. Таким образом, «отзеркаливая» врожденный образ себя как представителя вида в другом, человек создает основу реального образа самого себя. Основой нашего «Я» всегда остается первый материнский образ.
Самое первое «зеркало» – это мама. Самые первые отношения – отношения с мамой. Эта связь фиксируется в сознании как базовая модель для создания всех других моделей отношений. Первичная связь с мамой, созданная самим младенцем, становится моделью любых отношений и основой для понимания других людей.
Первичная связь с мамой, созданная самим младенцем, становится моделью любых отношений и основой для понимания других людей.
Родная мама является человеком, который по врожденным качествам наиболее близок, «известен» малышу. То есть у родной мамы как бы больше «ключиков» к душе малыша, так как они генетически ближе. Может быть, поэтому люди, никогда не знавшие своих мам, ищут их всю жизнь. Где-то глубоко в душе как будто есть неотраженные врожденные образы себя, которые отзеркалить могла бы только родная мама.
Для человека первый образ мамы дает первое реальное ощущение себя, первый внутренний образ самих себя. Эти два базовых впечатления – мамы и себя – оказываются связанными прочно и неразрывно друг с другом. Как будто для того, чтобы был «Я», должен изначально быть «другой», похожий на меня. Обычно это мама.
Самая первая связь-подобие – это телесная связь с мамой. Позже становится важной связь эмоциональная, которую тоже помогает почувствовать мама. С возрастом система связей с миром усложняется, но ее центральным ядром так и остается связь с мамой, созданная самим младенцем. Она и лежит в основе его понимания других людей и окружающего мира. Эта связь создает и ощущение принадлежности всему человеческому роду.
Ребенок тоже «создает» маму. Он «включает» в ней материнский инстинкт, который содержит врожденные программы-образы заботы о ребенке. Вспоминаю смешной эпизод из детства.
Я первоклассница, одна после школы дома. В доме всегда было включено радио. Больше всего мне нравилось почему-то слушать передачу «Взрослым – о детях». Однажды мне запомнилась фраза из передачи: «Дети – зеркало родителей». И вот однажды, когда мама стала меня за что-то ругать, я ей с важным видом произнесла эту фразу. Мама от удивления замолчала и ругать больше не стала.
Я помню то свое детское ощущение, что раз я – «зеркало родителей», значит такая же, как и они. Что-то уравнялось, и я стала рядом с ними, а не «ниже». Будто бы до этого, когда мама ругала меня, это был односторонний процесс, и у меня не было прав быть такой, какая я есть. А тут я ей смогла той фразой сказать: «Я такая же, как ты», и стал возможен двусторонний процесс.
Сейчас редактирую эти строки и вдруг осознаю, что пишу-то эту книгу – взрослым – и о детях тоже! Пишу про «зеркала»! Видимо, что-то во мне уже тогда в детстве срезонировало с чем-то таким, что эта тема для меня актуальна до сих пор. Удивителен узор жизни – только сейчас это подобие заметила!
Позволю себе привести еще один пример из собственной жизни.
Я тогда еще не была психологом. У меня разладились отношения со старшей дочерью-подростком. Я никак не могла найти к ней подход. Любые мои попытки наладить с ней контакт дочь просто игнорировала. И однажды я просто предложила ей сесть рядом и поговорить.
Дочь всем видом демонстрировала, на мой взгляд, свою независимость и полное нежелание общаться, но все-таки села на диван рядом со мной. Я не знала, как начать разговор с ней, чтобы опять не наткнуться на выпущенные «подростковые иголки». Обычно дочь говорила: «Ты же мама… тебе не понять…»
Я боялась опять услышать эти слова. И неожиданно даже для самой себя я вдруг поняла: «Она ведь меня кроме как „маму“ и не видит!» И я сказала дочери: «Слушай, давай познакомимся, а? Меня зовут Лиля. Я женщина, мне 35 лет». У дочери, как сейчас помню, округлились от изумления глаза. Она с интересом посмотрела на меня. Я продолжала: «Мне тоже когда-то было 13 лет. Я тоже ссорилась с мамой. Если хочешь, я расскажу тебе о себе еще». Дочь кивнула.
Тот разговор был переломным моментом в наших отношениях, но, конечно, не решил всех проблем. Но дочь явно стала меня видеть не только как маму. А как женщину, которая тоже когда-то была девочкой.
Я тогда совсем не философствовала о «безусловной материнской любви». Я просто хотела, чтобы наши отношения с дочерью наладились. Интуитивно я тогда сообразила, что нужно этот барьер «мать-дочь» убрать. Нужно выстроить какой-то другой мостик. И этим мостиком стало, прежде всего, мое открытие, что в отношениях с дочерью я для нее должна стать не «только мамой».
Я надеялась, что и дочь сделает открытие – на уровне чувств, что мама «тоже человек», что мама «тоже была когда-то 13-летней девочкой». То есть мне тогда стало важно, чтобы мы обе ощутили нашу принадлежность к другим общностям кроме семьи. После этого случая с дочерью я поняла, что для понимания нужно уметь найти что-то общее, что может объединить.
Понимание связано с умением каждый раз найти еще что-то общее, что может объединить.
Но здесь следует кое-что добавить. Это мое толкование тех событий, и такое понимание мне помогло тогда искать новые способы взаимопонимания между мной и взрослеющей дочерью. Моя взрослая дочь сейчас вспоминает тот эпизод иначе. То есть тогда процесс понимания для нее был связан с другими вещами. Но главное, что мы старались найти то, что могло нас объединить.
Наверное, поиск чего-то, что может объединить людей, восстановить связь между ними, можно сравнить с действиями изучающих слона слепцов из известной притчи. Напомню ее кратко. Пятеро слепцов наткнулись на слона. Погонщик, который сидит верхом, говорит: «Отойдите, это слон!» Слепцы, которые столкнулись со слоном впервые, пытаются наощупь понять, что же такое «слон». Для одного, ухватившегося за хвост, слон показался веревкой, и он уверенно пытается остальным доказать, что «слон – это веревка». Другие начинают спорить: «Слон – это стена!», «Нет, слон – это столб!», «Нет, слон – это шланг!» и т. д.
Мы с дочерью тогда напоминали таких слепцов, тоже наткнулись на что-то, что никак не могли понять. У каждой из нас была своя правда, но за ней точно скрывалось что-то единое, что было отражением наших «правд».
Можно даже говорить о том, что именно признание общности дает возможность признания и разницы между людьми. Это основа понимания того, что «каждый прав по-своему». В примере с моей дочерью признание того, что мы обе «были девочками», несколько нас объединило и дало возможность продолжить разговор уже на другие темы, где наши точки зрения различались.
Признание общности дает возможность признания и разницы между людьми.
У детей в подростковом возрасте и их родителей происходит известная всем история – обостряется извечный конфликт отцов и детей, конфликт разных поколений и не только.
Со старшей дочерью он проявился у меня более явно, а младшая дочь, став уже взрослой, спрашивала меня: «Мам, а почему мы с тобой не ссорились, когда я была подростком?»
Я же вспоминаю тот период таким же непростым, как и со старшей дочерью. Да, мы не ссорились. Но я, наученная опытом, уже понимала, что «часть слона – это не весь слон», и терпеливо старалась «изучать всего слона».
Действительно, нахождение понимания и общности между людьми – это непростой процесс. Но это условие подключения к нашей врожденной способности общаться. Наверное, неслучайно «общение» и «общность» – слова одного корня.
Нахождение общности – это условие подключения к нашей врожденной способности общаться.
Любовь – это тоже взаимодействие, общение. Может быть, в основе всех видов любви лежит эта способность – способность обнаруживать общее?
Несчастные гусята из опытов Лоренца удовлетворяются той мамой, которую нашли, и живут себе дальше как живется. Детеныш обезьяны в экспериментах Харлоу «доволен» мамой-мягким манекеном. Животные принимают своих детенышей такими, какие они есть, их детеныши не пытаются своих матерей переделать. Или нам это так только кажется?
Одни люди всю жизнь ищут родную маму, которой не знали, другие бросают своих матерей. Почему? Может быть, важно найти еще и другое ощущение похожести, общности, кроме одного ключевого признака похожести? И что для человека является «самым» ключевым признаком «похожести»?
Упомянутая ранее клиентка, которую соблазнил мужчина, рассказывала о том, что изначально в отношениях с тем мужчиной она чувствовала некоторый внутренний дискомфорт, но подавила его, так как тот действительно изысканно ухаживал. На внешнем плане все было очень приятно.
Почему же клиентка не доверилась своим внутренним ощущениям, почему же «потеряла голову»?
В этом своем поведении она стала напоминать утят из других опытов Конрада Лоренца.
В одном из опытов с утятами первым материнским объектом стала механическая деревянная мама-утка. Утята бегали только за ней, не признавая реальную маму-утку, которая их высиживала, но появилась в поле их зрения после рождения гораздо позже, чем «деревянная мама».
Лоренц усложнил опыт тем, что деревянная утка стала бить утят током, когда они забивались под ее деревянное крыло. Утят отбрасывало, но они продолжали неизменно возвращаться к «бьющей маме».
Вот и клиентка почувствовала сразу внутренний дискомфорт, но его подавила, как утята «забывали» об ударе током. Какой же образ ввел женщину в обманчивые отношения? Какое внутреннее подобие притянуло ее к этому мужчине? История клиентки для меня только начинает разворачиваться, и я могу только предполагать, что было движущей силой отношений в этой истории.
С одной стороны, я могу предположить, что эту женщину и того мужчину объединяет недостаток комфортной близости в ранних отношениях, физической и эмоциональной.
Мужчины, в опыте которых была недоступна физически и эмоционально мама, склонны обычно избегать общения, так как инстинктивно они тяжело переживают поражение. Или они подходят к теме отношений очень рационально, чтобы контролировать их. Этот мужчина пошел на тренинги по соблазнению, очень хорошо освоил навыки, но навыки – это всего лишь упаковка, а внутренний образ себя остался прежним.
Женщины обычно склонны при недостатке комфортной близости искать новые отношения в надежде восполнить то, чего им не хватило в младенчестве. Наша психика устроена так, что травма, желая исцеления, притягивает людей с похожим внутренним опытом. Мы можем попасть в ловушку, как тот утенок, который вновь и вновь бежит к деревянной маме-утке в бессознательной надежде, что все-таки она его пригреет, а не ударит током. Именно такое ожидание заложено в существующем изначально образе мамы-утки.
С другой стороны, если бы людей притягивали друг к другу только травмы, было бы довольно просто с этим разобраться. Но всегда есть подводная часть айсберга в таких отношениях. Утенок страдает, он не может понять, что происходит, он движим только инстинктами. У него есть на уровне инстинктов ожидание, что мама-утка, раз у нее есть ключевой признак принадлежности, может обеспечить ему и выживание.
Получается интересная вещь – принадлежность становится важнее безопасности. Может быть, и в вышеприведенном примере отношений мужчины и женщины было нечто большее, чем только травма близости? Может быть, было еще что-то общее, более конструктивное, что «притянуло» их друг другу? Это вопрос очень сложный. Для этого необходимо более тщательное исследование.
Человек обладает способностью посмотреть на себя со стороны и почувствовать, что что-то не так. Именно это свойство человеческого интеллекта – осознавать – помогает человеку искать новые способы понимания себя. Но иногда заглянуть в глубины себя возможно только с помощью другого человека. Клиентка поняла, что нужен взгляд другого и обратилась за помощью. Это достаточно высокий уровень личностной зрелости.
Вспомнила еще один пример из практики. До сих пор, несмотря на постоянные предостережения в различных СМИ, люди идут, как «кролики в пасть удава», позабыв о собственной безопасности в различные секты и пирамиды.
Ко мне обратилась женщина лет 45, взрослая дочь которой ушла в религиозную секту. И никакие доводы не помогли ее вернуть. В процессе беседы выяснилось, что женщина воспитывала дочь одна и старалась, чтобы было «все как у всех». Чего же не хватало дочери?
Почему она не оценила жертвы своей матери, которая ради нее работала на двух работах и так и не построила свою личную жизнь? Мать воспитывала дочь без отца, изо всех сил старалась «дать ей все лучшее». От дочери ничего и не требовалось, кроме как учиться. Пообщаться «просто так» у матери и дочери и времени-то не было.
Так и получилось, дочь выросла, а ничего, кроме кровной связи и хозяйственных дел ее с матерью и не связывало. Не было самого главного – «обнимашек-целовашек», разговоров «по душам». И, видимо, дочь ушла туда, где она получала хоть какие-то эмоции.
В приведенной истории мама была больше занята зарабатыванием денег на «приличную» жизнь, но времени для эмоционального общения с дочерью не находила. Что искала ее дочь в секте? Может быть, ощущения того, что жизнь – это не только физическое выживание? Может быть, что-то еще?
В данной печальной истории у девочки не было знания своего отца. Клиентка была и матерью и отцом своей дочери в одном лице. А девочке, видимо, гораздо важнее было получить еще и образец чистой женственности. Женственность у нас ассоциируется в большей степени с эмоциональностью, мягкостью, гибкостью, расслабленностью. Женщине, обеспокоенной зарабатыванием денег, трудно находить время и силы на проявление своих «женских» сторон личности. Но это возможно, если женщина понимает важность этого.
В идеале для воспитания ребенка нужны оба родителя, нужна общность и с матерью, и с отцом. Жизнь не идеальна, а реальна, и дело вовсе не в том, полная семья или нет, а в том, что у ребенка должен быть опыт знакомства с разными полюсами человеческого образа и опыт их самостоятельного объединения в своей душе.
У людей психологически зрелых, более осознанных эти полюса «мужского» и «женского» – Ян и Инь – присутствуют гармонично в их личности. Но, возможно, ребенку важно обрести свой опыт восприятия этих полюсов в «чистом» виде и самому обнаружить еще общность пары «мама и папа».
В связи с этим настораживает практика усыновления детей однополыми супругами, принятая в некоторых странах. Я в этих решениях вижу участие «голого» интеллекта, потерявшего связь с эмоциональной стороной.
Говоря о важности чувства общности в отношениях между людьми, нужно понимать, что общность – это не что-то формальное, а живой, реальный опыт, который людей объединяет. Опыт, прежде всего, эмоциональный. И, видимо, в поисках реального, живого опыта общности мы и находимся, если его нам не хватило с мамой. Именно эмоциональная устойчивость – основа ощущения реальной внутренней устойчивости.
Эмоциональная внутренняя устойчивость – основа ощущения реальной внутренней устойчивости.
Общность эмоциональная является одной из важнейших составляющих общности человеческой. Она возникает в опыте сопереживания внутреннего эмоционального состояния другого человека, для этого важна способность к эмоциональному диалогу. Об этом в следующей главе.
Бессловесный эмоциональный диалог
Есть голос, который не использует слов. Слушай.
Наблюдения, подобные исследованиям, проведенным американским психологом Гарри Харлоу, были проведены австро-американским психоаналитиком Рене Шпицем еще раньше (с 1935 г.). Рене Шпиц использовал метод наблюдения и киносъемок. Его исследования показали важность эмоционального опыта, полученного ребенком именно в первый год отношений.
При отсутствии эмоционального опыта на первом году жизни ребенок не мог далее нормально развиваться физически, умственно и духовно. Кроме того, наблюдались нарушения и инстинктивной сферы.
При отсутствии эмоционального опыта на первом году жизни ребенок не может далее нормально развиваться физически, умственно и духовно.
Наблюдения в приютах для младенцев показали, что почти у 40 % детей наблюдались признаки маразма и смерти уже на втором году жизни, несмотря на уход за ними. В приютах младенцев достаточно кормили, но им не хватало телесного и эмоционального контакта. Также не было постоянной опекающей фигуры, которая бы замещала мать.
Рене Шпиц пришел к заключению, что развитие эмоциональной сферы предшествует развитию сферы интеллектуальной. Позже, уже опираясь на упомянутые ранее эксперименты Харлоу, Шпиц пришел к выводу о важности базовой эмоциональной связи – как бессловесного эмоционального диалога матери и младенца. Именно такая, прежде всего, пусть бессловесная, но главное – эмоциональная связь стимулирует развитие в дальнейшем мышления ребенка.
Именно эмоциональная связь матери и ребенка стимулирует развитие в дальнейшем мышления ребенка.
Доказательством верности выводов доктора Шпица является еще один эксперимент. Малышей первого года жизни, которых бросили их матери, отдавали на «воспитание» женщинам с диагнозом умственной отсталости, но способных к эмоциональному общению. Малыши, которые имели «хотя бы такую» маму, показали гораздо лучшие показатели развития впоследствии, чем те младенцы, которые остались в приюте совсем без мам.
Хочу привести пример из первых лет моей практики.
Ко мне обратилась молодая женщина по поводу собственных сильных страхов. Недавно у них с мужем родился ребенок. Но женщина никак не могла сосредоточиться на нем. Она боялась оставаться одна с ребенком. Эти страхи мешали ей сосредоточиться на воспитании маленькой дочери.
В процессе достаточно длительной психотерапии выявилось очень много претензий клиентки к маме. Во-первых, ее мама скрывала от окружающих свою беременность, боясь осуждения. Это было в советские времена, когда добрачные связи осуждались особо. Во-вторых, у ее мамы не было никаких помощников в уходе за новорожденным, она просто не знала, как с ним обращаться. И маленький ребенок иногда оставался плачущим в своей кроватке совершенно один.
Много сессий я выслушивала эту клиентку, ее невыразимую душевную боль. Я очень старалась ей помочь. Охваченная желанием помочь немедленно, я даже не замечала, что нарушаю правило не давать советов. Я на ее постоянные вопросы всегда отвечала, порой очень многословно. После этих встреч я испытывала огромное чувство вины за то, что я очень много говорила в сессии. Но это повторялось вновь и вновь.
Тем не менее, клиентка стала справляться со своими страхами и даже решила стать психологом. И через несколько лет, при встрече уже среди коллег, она мне сказала о том, что терапия была важна для нее, но «вы очень, очень мало говорили со мной». Я, конечно, была весьма удивлена.
К чему я вспомнила этот случай? Мне кажется, что это хороший пример важности «бессловесного эмоционального диалога». Для маленького брошенного ребенка, который до сих пор жил в душе этой женщины и требовал, чтобы его заметили, было очень важно, чтобы мама «разговаривала» с ним на его языке, – нет ничего важнее этого для ребенка. Язык маленького ребенка – это язык эмоций.
Язык маленького ребенка – это язык эмоций.
Для его понимания не нужно слов, это разговор души с душой через контакт «глаза в глаза». Более качественный контакт – «глаза в глаза» будет, если до этого было достаточно контакта «тела к телу», тех комфортных прикосновений, о которых мы говорили ранее.
И клиентка, вернее, ее внутренний травмированный ребенок, не мог «услышать» моих «умных» советов. Ему нужно было, чтобы с ним «разговаривали» через его чувства, разделяли его боль и страх. Я же поддавалась тогда своему ложному стремлению «причинить пользу» либо руководствовалась «правилами», то есть опять «умничала».
Маленькие дети сначала должны «выучить» язык чувств, эмоций вместе с мамой. Интеллект ребенка, как понятийный аппарат, развивается гораздо позже.
Маленькие дети сначала должны «выучить» язык эмоций вместе с мамой. Интеллект ребенка, как понятийный аппарат, развивается гораздо позже.
Взрослый человек, у которого оказался «провал» в его эмоциональном опыте, которому не хватило этой эмоциональной связи с мамой, будет постоянно испытывать нужду в ней. Эта «эмоциональная дыра» будет забирать всю энергию человека, не давая ему возможности направить внимание на что-то другое.
В той ситуации с клиенткой мне лучше было просто чаще спрашивать: «Что вы чувствуете сейчас? А что именно вы хотите сейчас?» Или просто самой говорить о своей растерянности, о своем чувстве вины. Тогда бы действительно состоялся эмоциональный, а не словесный диалог, который не могла «услышать» тогда клиентка, которая была в плену своей детской травмы.
Прошу заметить, что пришла клиентка со своими страхами после рождения ребенка, появившаяся маленькая дочь стала некоей «кнопкой», которая «включила» травматические воспоминания ее младенчества. Из истории клиентки видно, что травма была связана не только с ее младенческими непереносимыми переживаниями, но и с опытом растерянности и беспомощности ее мамы, что является еще большей травмой для маленького ребенка.
Мама клиентки когда-то подавляла свою растерянность, не зная, что делать с новорожденным ребенком, искала «инструкции», но не могла их найти, и просто отстранялась от своего малыша. Я вела себя в отношениях с клиенткой точно так же, пыталась дать «инструкции-советы», а ее душе требовалось сопереживание.
Насколько же первичная внутренняя связь-подобие воссоздает саму себя вновь и вновь! Клиентка в своей взрослой жизни вновь повторила свою детскую историю. Я как психотерапевт тоже отыграла с клиенткой ее первичную связь.
В моем личном опыте не было истории подобной истории клиентки. Я была с самого рождения окружена любовью и заботой, конечно, не идеальной, но достаточной для того, чтобы у меня всегда был интерес к миру. Но у меня была травма прерывания отношений с мамой на первом году жизни. В своей личной психотерапии я проработала эту травму года через три после истории с клиенткой. Хочу поделиться опытом ее проработки в личной психотерапии.
В процессе глубинной психотерапии, где-то на 20–25 сессии после работы с образом в технике символдрамы, у меня поднялись очень мощные переживания собственной ничтожности. Они рационально ничем не были обоснованы. Я не помнила ничего из своей жизни, сравнимого с таким состоянием. Или просто раньше таких чувств я не допускала до сознания.
Это было просто непереносимо. Это было ощущение какого-то погружения на неимоверное дно, какое-то вселенское ощущение беспросветности, вселенской трагедии.
Я была в этих переживаниях достаточно осознанно, так как у меня был достаточный опыт личной психотерапии с этим терапевтом. Но таких переживаний у меня еще не было. Мне было очень непросто. Может быть, даже было что-то мазохистское в этом. Но мне было важно это ПЕРЕЖИВАТЬ. И мне БЫЛО ВАЖНО ЭТО ПЕРЕЖИВАНИЕ РАЗДЕЛИТЬ С КЕМ-ТО, НО МОЛЧА.
Мой психотерапевт очень внимательно слушала меня, в ее глазах было глубокое сопереживание. Мне казалось, что терапевт каким-то образом понимает суть моего состояния. Но в какой-то момент кроме сопереживания я почувствовала что-то другое. То ли жалость, то ли ее испуг. Мне это стало очень неприятно. Потому что исчезло сопереживание.
Душа не хотела жалости. Душа хотела опыта чистого эмоционального сопереживания. Душа хотела бессловесного эмоционального диалога. В моем личном опыте я чуть не потеряла маму в 5–6 месяцев. Оттуда, наверное, то переживание безысходности, которое эмоциональная и телесная память сохранила. Это состояние, наконец, при доверительных отношениях с психотерапевтом, стало осознаваемым и требовало принятия.
И я, видимо, даже имея тогда хорошую заботу и папы, и бабушки, нуждалась именно в маме. И то ощущение исчезновения мамы для меня как младенца было, видимо, потерей и своего первоначального образа, который уже сформировался в отношениях с мамой. Первое ощущение «Я» – ребенка – слито с образом его мамы.
Я пережила те чувства, которые испытывает маленький ребенок, вдруг лишившийся практически «своей души», которая для него и есть его «мама». Исчезновение мамы – это «собственное исчезновение» для ребенка. Оттуда эти ощущения безысходности и ничтожности как ощущения того, что «я – ничто».
Но одновременно ведь это память и о беспомощности моей мамы, которая не могла подойти ко мне. Ее-то и «уловила», видимо, мой терапевт. Я приняла ее растерянность за ее личную слабость. Терапевт действительно мне сопереживала и прочувствовала ту мою детскую ситуацию, но, видимо, в какой-то момент слилась с этим переживанием. Сейчас, имея больший опыт, я понимаю, что очень трудно не слиться с такими ранними переживаниями при возникновении их в процессе психотерапии. Только через осознавание этого «слияния» возможно отделение своей личности от этих переживаний.
Сейчас я понимаю, насколько важно в психотерапии договариваться с клиентом о том, что решение о завершении психотерапевтического процесса должно приниматься на очной встрече. И только на очной. Это гарантия того, что произойдет «расцепление» с опытом травмы. В противном случае захватившие в терапии ощущения могут «как будто» притянуть подобные ситуации в жизни. В этом отражается свойство нашего мозга: устанавливать связи с опытом в реальности, похожим на внутренний опыт. Это функции зеркальных нейронов нашего мозга.
В длительной психотерапии мы часто имеем дело с ранними детскими травмами. А это очень мощный заряд энергии и чувств. Этот поток поднимается из глубин нашего опыта. Он принуждает нас поступать определенным образом. Это невозможно контролировать. Это надо знать и клиенту и терапевту. Здесь высока потребность в бессловесном эмоциональном диалоге, но в обязательном присутствии другого рядом. Такой диалог может помочь восстановить утраченные связи в душе и залечить их.
Для проработки ранних травм нужно достаточно времени, порой необходимо возвращение вновь и вновь на разных уровнях сознания. Вспоминаю еще один эпизод проживания той же своей детской травмы.
Однажды я была на обучающем психологическом семинаре по работе с темой смерти по методу символдрамы. Нужно было в парах выполнить работу с образом «Миру осталось жить три дня. Только вы знаете об этом. Что вы будете делать?».
Работа с этим образом в качестве клиента оставила у меня неизгладимое впечатление на всю жизнь. Когда я доверилась своему воображению и представила, что такой кошмар может случиться, у меня потекли рекой слезы. Первое, что я сделала, – это собрала книги Фрейда и Юнга и запечатала их в несгораемый сейф, чтобы сохранить для потомков или других цивилизаций. Второе – я собрала всех моих близких и друзей за общий стол.
Работа с образом была в паре с партнером, который сопровождал практически бессловесно, время от времени лишь эмоционально поддерживая меня словами: «Да..», «да…». Для меня именно такая работа была целительной.
Человек бессознательно ищет самые разные способы исцеления. Очень часто при нехватке или разрыве эмоциональной связи у человека компенсаторно развиваются другие его сферы, в частности интеллектуальная. Чтение книг, которые заставляют чувствовать, размышлять – один из способов восстановления этой связи экологичным образом.
Когда я училась психотерапии, мой преподаватель говорил о том, что душа ищет исцеления любым образом. Это может произойти через социальный катаклизм. Замечено, что, например, во время войны люди практически не болеют, все силы концентрируются на выживании. Может наступить исцеление через личностный жизненный кризис. Это тоже заставляет искать ресурсы в самом себе, задуматься о многом. Но есть третий путь – через психотерапию, через самопознание. Каждый выбирает свой путь сам.
Сопровождение клиента при его встрече с ранним травматическим опытом очень не просто. Потому что там нет вещей рациональных. Есть абсолютно непонятные эмоции и ощущения, которые вроде бы взрослый «нормальный» человек «не должен» испытывать. Вот здесь-то и важно чистое сопереживание.
Я только сейчас начинаю понимать, что чистое сопереживание – это высочайшее искусство. Могу даже предположить, что настоящее искусство, которое не теряет своей силы веками, основано на чистом искусстве сопереживания, бессловесного диалога с кем-то или чем-то.
Вернемся к истории моей клиентки со страхом остаться одной с новорожденным ребенком. Причина большинства послеродовых депрессий женщин – это травматический опыт своего младенчества. История этой женщины показывает, что «убежать» от своего опыта невозможно, он всегда рядом. Если мы его не осознаем, то он управляет нашей жизнью, если же мы сможем его осознать, принять как есть, исцелить, то можем стать очень эффективными помощниками другим людям с подобным опытом.
Корни настолько распространенной сегодня депрессии, прежде всего, в нехватке эмоционального диалога. Но депрессия может иметь разные «маски». У кого-то она будет выражаться, например, больше через эмоции: тоской, подавленностью, страхом. Другие люди могут уходить в навязчивые действия, зависимости, чтобы только не чувствовать «эмоциональную дыру». Кто-то же заполняет нехватку эмоционального опыта навязчивым чтением книг, уходом «с головой» в работу.
Сегодня наряду с угрожающим увеличением заболеваемости депрессией также растет в мире количество детей с диагнозом «аутизм». В специальной литературе пишется, что причина этого заболевания – нарушение развития нервной системы. Но я предполагаю, что это лишь верхушка айсберга. Значительная часть случаев заболевания аутизмом может быть следствием и нарушений эмоциональных связей, которые существуют в нашем современном мире и косвенно или прямо влияют на развитие мозга.
Сегодня большинство родителей, не обремененных финансовыми проблемами, направляют все свои усилия на интеллектуальное развитие своих детей. Они вкладывают туда и время и средства, порой забывая о том, что качественная эмоциональная связь с ребенком – это основа развития его интеллекта. Неизвестно, как рано нужно учить детей читать, считать и прочему, но уж точно не раньше, чем вы с ними начнете понимать друг друга без слов.
Неизвестно, как рано нужно учить детей читать и прочему, но уж точно не раньше, чем вы с ними начнете понимать друг друга без слов.
Пример из практики.
Мне позвонили родители учеников 10 класса и пригласили на родительское собрание. Запрос звучал так: «Наши дети отбились от рук. Не слушаются ни родителей, ни учителей. Помогите нашим детям взяться за ум. Они не хотят учиться. Через 1,5 года уже заканчивать школу. Они совершенно не думают об этом. Сделайте что-нибудь как психолог!»
Я выслушала и попыталась донести до родителей, что, возможно, что-то не так в их общении с детьми. Объясняла, что желание учиться – это врожденная потребность нормального здорового ребенка. Если же она вдруг пропадает – что-то не так в эмоциональных отношениях ребенка с окружением.
Я предложила родителям провести несколько встреч по навыкам общения для них самих. Родители ответили, что они люди занятые, и вообще скоро ЕГЭ, детям нужно поступать в вуз и т. д. Я поняла, что до родителей достучаться мне не удалось. К тому же, это было обычное родительское собрание, и они очень торопились домой. Тогда я согласилась встретиться со старшеклассниками.
И вот я пришла к назначенному времени в класс. Прозвенел звонок. Несмотря на это стоял такой шум, что я предпочла сесть и ждать. Ученики-юноши ростом выше меня минимум на голову носились по классу, что-то кричали друг другу, играя в своеобразный «волейбол» сумками и книжками. Девочки, их было мало в этом классе, сидели за партами и с интересом смотрели на меня. Было и несколько ребят за партами, но они предпочитали смотреть в окно или просто сидеть с отсутствующим видом.
Время шло. Я просто сидела и внимательно наблюдала, прислушиваясь к себе. Полетел «к черту» весь мой заранее заготовленный план встречи. Просто не было даже возможности начать. Кричать: «Всем сесть!» – мне уж точно не хотелось. Так прошло какое-то время. Уставшие кричать и тупо бегать по классу, ребята стали усаживаться, кто-то просто ушел.
У тех, кто остался, стал проявляться интерес ко мне. И, поймав небольшую паузу, я поздоровалась и спросила: «А вы хотели бы узнать, что я сейчас чувствую?» Дети остолбенело посмотрели на меня и просто закивали головами, как будто потеряв дар речи. Я ответила: «Я сейчас растеряна. Я не знаю, что делать. Я приготовилась к встрече с вами, но как будто это вам совершенно не нужно. Я в полной растерянности. А можно спросить, что вы чувствуете сейчас?»
И вдруг встает одна девочка и говорит: «Знаете, а меня первый раз в жизни спросили, что я чувствую». Тут я потеряла дар речи. У девочки, которой 16 лет, никто и никогда не спросил, что она чувствует! В каком же мире живет этот ребенок?!
После этого пошел процесс реального общения. Конечно, не все были готовы к такой беседе. Но дети затихли и были готовы общаться. Мне удалось к месту использовать и приготовленные к встрече упражнения. Школьники были готовы еще встречаться, но решение принимали родители.
Я позвонила председателю родительского комитета, которая изначально и обратилась ко мне, и сказала: «У вас замечательные дети! С ними все в порядке!» На мое предложение провести тренинг и для родителей и для детей на том конце не ответили, потом обещали подумать, но так больше и не позвонили.
Желание учиться – это врожденная потребность нормального здорового ребенка. Если вдруг она пропадает, что-то не так в эмоциональных отношениях с окружением.
Вот такая история. Как напоминание еще раз о том, что прежде чем «по уму», надо, чтобы было «по сердцу». В очередной раз я убедилась, что недостаток эмоциональной зрелости ведет к незрелым решениям. Родители оказались захвачены своим желанием обустроить благополучное будущее своих детей, даже не поинтересовавшись их чувствами и интересами. Они очень похожи на «металлических мам», к сожалению.
В то время мобильные телефоны были еще не у всех взрослых. Сейчас дети «бунтуют» тихо, уйдя от родителей в виртуальный мир смартфонов и планшетов. Можно ругать их, а можно подойти к своему ребенку, обнять его, заглянуть ему в глаза и задать вопрос: «Как у тебя дела? Что ты чувствуешь?»
К сожалению, многие родители не всегда осознают, что даже самый маленький ребенок имеет право на собственный выбор. Если выбор ребенка не учитывается, то поведение и эмоциональные реакции ребенка будут неконструктивными, вплоть до антисоциального поведения. Или ребенок может совсем потерять связь с собой.
В свое время на меня, тогда еще очень молодую маму, произвели огромное впечатление слова Януша Корчака, выдающегося польского врача и педагога, о том, что даже 4-летний ребенок имеет право распоряжаться своей жизнью и нужно относиться к нему как к личности. Эти слова заставили меня посмотреть на своих маленьких детей совершенно по-другому.
Корчак говорил о том, что ребенка нужно научить не только подчиняться и соглашаться, но и бунтовать, и возмущаться. Нужно научить ребенка не только любить, но и ненавидеть, не только уважать, но и презирать. Только позволив ребенку проживать всю гамму чувств, можно помочь ему стать собой, проживать свою собственную жизнь. Это есть основа зрелого эмоционального интеллекта.
Для формирования личности ребенка очень важно не только предоставление свободы для самовыражения, но и определенные границы и правила. Границы и правила вводят ребенка в мир людей, взаимоотношений с ними. Без понимания этого развитие ребенка остается на инстинктивном биологическом уровне (вспомните пример с ребенком-«Маугли»). Попустительский стиль воспитания так же вреден для формирования личности ребенка, как и авторитарный.
Современные дети сидят «в обнимку» с планшетами и смартфонами, потому что нет рядом того, кто просто подойдет, обнимет и посмотрит в глаза.
Вспомнился пример из практики про диалог без слов.
Клиентка, которая переживает непростой кризис во взаимоотношениях с супругом. Она чувствует, что ей не хватает в отношениях с ним ощущения близости. Как будто это не дает ей возможности развиваться. Она ставит перед собой вопрос: а действительно ли она любит своего мужа.
На одном из сеансов при работе с образом поднялась тема обид на маму и чувства вины перед ней. В процессе работы с воображением клиентка в представляемом ею образе ощутила потребность просто обнять свою стареющую маму. Она говорила, что все обиды, все претензии перестали иметь значение. Важны были просто объятия, объятия без слов. Клиентка сказала потом: «Важно, что Я ее обнимаю».
Я тут вспомнила того малыша из экспериментов Харлоу, которому было важно просто иногда прижиматься к своей мягкой маме, а может быть, он приходил «обнимать» свою маму? Видимо, когда насыщаешься объятиями мамы, появляется потребность «обнимать» других.
Растущий ребенок начинает задавать вопрос: «Кто я?» Но первые свои ответы он получает гораздо раньше – в «мягких» объятиях, в бессловесном эмоциональном диалоге, с нахождения «похожести». Позже ребенок начинает подражать маме. Уже грудной малыш сует ей в рот свой пальчик, пытаясь маму «накормить» и быть «как мама».
И ему важно получить «ответ глазами» – «мне очень приятно, я тебя чувствую».
Позже роль «исследователя» становится гораздо важнее роли «грудника», но при условии, что кто-то похожий на тебя рядом посмотрит, улыбнется и скажет с любовью: «Вот это да! Как это у тебя получилось? Попробуй еще раз!»
Даже зная о важности эмоционального воспитания детей, мамы часто не могут почувствовать, что их детям действительно нужно. И можно наблюдать некий вариант «эмоциональной бутылочки». Мамы и папы стараются детям дать все возможные эмоциональные впечатления, подразумевая под этим «эмоциональное воспитание». Что же они делают не так?
Дело в том, что когда ученые говорят об эмоциональном диалоге, они подразумевают обмен эмоциями, а не «наполнение извне эмоциями». Если же мы забываем о таком взаимодействии, то легко превращаемся в вариант металлической мамы с «эмоциональной бутылочкой».
Есть еще один момент. Вы, наверное, встречали таких людей– они вроде наполнены эмоциями, что-то постоянно эмоционально рассказывают. Но после общения с ними чувствуешь себя как-то «не очень». Дело в том, что окружающие им не нужны. Они просто «слили» свое содержимое в вас и убежали дальше. И дети таких мам не могут предъявить к ним никаких претензий. В чем дело здесь?
Напомню о том, что слово «диалог» образовано из двух слов. «Диа» – «через». «Логос» – «слово, смысл». То есть диалог – это некая встреча, в которой происходит рождение смысла. И для понимания собственно материнской роли тоже важно понимание именно этой сути взаимодействия – как «диалога».
Мама – это первая фигура, которая помогает постичь радость и смысл жизни, смысл, еще не осознаваемый интеллектуально, – смысл интуитивно-эмоциональный. Мама создает «девственное», нетронутое пространство для возможности ребенку обнаружить свой первый смысл. Она ничего не дает, но создает условия для встречи с этим миром, задает базовую матрицу смыслов, что жизнь стоит того, чтобы жить.
Мама создает комфортные условия для встречи с миром и задает базовую матрицу смыслов, что жизнь стоит того, чтобы жить.
Задумываясь о современной жизни, я замечаю, как мало сегодня для ребенка мест для таких встреч. Например, порой «заглянув в телевизор» в надежде найти там отдохновение для души, я с разочарованием его выключаю. Помню, что в моем детстве кроме передачи «Радионяня» еще и телевизор был настоящим окном в новый мир, заставляющий душу и ум трепетать и бежать исследовать мир. Телевизор раньше служил местом объединения семьи, соседей, он был местом общения.
В прошлом, конечно, «трава была зеленее и снег белее», но я не времена хотела сравнить, а обратить внимание на то, что сегодня весы качнулись в другую сторону – человек ищет свою уникальность, индивидуальность, а новые технологии людей сейчас все больше разъединяют, в то время как раньше – объединяли. Но парадокс в том, что легче обнаружить свою уникальность, общаясь, находя общее с другими. Рядом нужны другие люди, которые станут «зеркалами» для понимания себя.
Ребенку очень важно иметь опыт «зеркального отражения» родителей друг другом, того, как они, такие разные, находят общее.
Некоторые мужчины иногда посмеиваются над женщинами, которые смотрят сериалы, или когда они «требуют походов» в театр. Они считают это неким «женским капризом». На самом деле речь не о капризе. Женщинам, в силу их ведущей эмоциональной природы, необходимы новые впечатления для расширения диапазона чувств. Им «скучно» в одной и той же обстановке, потому что они по природе своей предназначены помогать в создании пространства для рождения новых чувств и новых смыслов.
Проблема в том, что большинство современных женщин потеряли контакт со своей изначальной женской сутью. Существующие «технологии» часто обращены лишь к технической стороне проблемы: «как понравиться», «как одеться», «как удержать» и пр., но забывают научить самому важному – способности чувствовать себя и выстраивать эмоциональный диалог. Именно это лежит в основе природы женского начала – создавать пространство для эмоционального диалога, «погоду в доме».
Эта способность является от рождения более выраженной у женщин, в силу их материнкой природы, но это совсем не значит, что нужно требовать этого от них. Эмоциональная чуткость хорошо выражена и у мужчин, которые находятся в контакте со своей душой. Именно из них получаются прекрасные психотерапевты. На бессознательном уровне способность к эмоциональной чуткости является врожденной и у женщин, и у мужчин. Мужчинам нужно приложить больше усилий, чтобы ее пробудить, они этому учатся у своих матерей, у своих жен.
И если перейти к отношениям мужчины и женщины, то задача их взаимоотношений – это научиться друг у друга тому, чего «не хватает» каждому из них. Мужчина учится у женщины выстраиванию эмоционального диалога, а женщина у мужчины – искусству интеллектуального постижения. К счастью, этому действительно можно научиться.
Хочу привести один интересный пример.
У моей приятельницы, тоже психолога, возникла непростая ситуация в отношениях с мужем. Его как будто подменили. Он приходил домой, почти не разговаривал. Ложась спать, отворачивался к стенке и засыпал. Она пыталась вывести его на разговор, всячески пытаясь найти контакт. Но ничего не менялось.
Они не ругались, но муж по-прежнему был немногословен и молча засыпал. Она обратилась ко мне за советом. Я ее спросила: «А ты ему доверяешь?» Она ответила, что у нее нет причин не доверять. Тогда я сказала: «Не тормоши его, просто будь рядом, как обычно. Может быть, у него произошла какая-то ситуация в бизнесе, что он не может с тобой поделиться.»
Через неделю-полторы приятельница звонит, едва сдерживая радость: «Представляешь, он вчера пришел с огромным букетом роз! И мы всю ночь проговорили. У него действительно были очень большие сложности в бизнесе, и он не мог даже найти сил на разговоры, со мной».
Ещё один пример из клиентской практики.
Это было совсем недавно. Ко мне на консультацию приходит семейная пара. У них сейчас новый, но очень непростой этап отношений. В их жизни произошли непредвиденные события. В результате преодоления последствий этих событий у супруга появилось ощущение внутренней силы. Он сильно изменился. Его супруга оказалась не готовой к этим изменениям.
И раньше в их отношениях не все было гладко. Но были некоторые механизмы, когда супругам удавалось манипулировать друг другом и удерживать отношения. Это было тогда выгодно обоим. Но последние события так повлияли на мужа, что он не хотел возврата к прежним отношениям. Да и супруга не видит смысла в прежних отношениях. Новый образ мужа ей нравится гораздо больше, но новые отношения с ним требуют нового образа и от нее.
Они изо всех сил стараются жить по-другому, но не получается. Они никак не могут найти новое, что их бы сейчас объединило. Они ищут новый смысл отношений.
На одной из встреч вдруг зашел разговор о практиках молчания, которые муж дома выполняет самостоятельно. И я решила предложить им обоим на консультации какое-то время тоже посидеть молча, с закрытыми глазами. Посидеть так, чтобы просто почувствовать присутствие другого рядом.
И вот, то ли после этой консультации, то ли еще что-то повлияло, но жена стала дома делать самостоятельно такие упражнения. Может быть, решающим стало то, что вдруг окружающие перестали выслушивать ее жалобы на мужа. И родственники, и друзья вдруг стали ей говорить: «Знаешь, у нас тоже проблемы». После этого она ощутила, что «как будто пропала опора» и «нужно вставать на собственные ножки». Другого варианта не было, кроме как искать опору в себе. И она решилась. По часу в день она стала делать «молчаливые упражнения».
Итог уже первых ее «молчаний» был просто поразителен. Она разрешила мне поделиться тем, что она рассказала. Вот ее слова: «Так сильно близко к себе я еще не была. Это совершенно новый этап в моей жизни, к которому я не решалась подойти до этого. Я осознала, что до этого держала мир на дистанции от себя, не разрешая ни себе к нему приблизиться, ни другим к себе приближаться. Я вдруг, почувствовав и ощутив себя, почувствовала и ощутила, что я не одна. Рядом, оказывается, есть другие люди. Они совершенно не такие, как я. Они – другие».
Она пришла к своему собственному открытию, что РЯДОМ ЕСТЬ ДРУГИЕ ЛЮДИ. На уровне ума она и так это прекрасно знала. Даже могла бы и лекцию прочитать на эту тему. Но вдруг она это ОЩУТИЛА И ПОЧУВСТВОВАЛА НА СЕБЕ.
Очень важным было то, что до того как она «обнаружила» окружающих, она сначала «обнаружила» себя. Для этого нужно было начать прислушиваться к себе, к своим собственным чувствам и ощущениям. Только тогда, когда она начала их осознавать и присваивать себе как собственные, вдруг появилась эта разница – между нею и окружающими.
Я хочу подчеркнуть – ПОЯВИЛАСЬ РАЗНИЦА. НЕ ГРАНИЦА, А РАЗНИЦА. До этого многие годы она стремилась выстроить именно границы, стремясь достичь независимости. Но оказалась в «бункере». А тут вдруг оказалось, что не надо строить бункер, – надо просто разрешить себе помолчать наедине с собой.
Почувствовав себя, она почувствовала и окружающих людей как отличных от нее, как ДРУГИХ. И в то же время она почувствовала СВЯЗЬ С ДРУГИМИ. Это было непросто и очень болезненно – «у них совершенно другие интересы». Это ее испугало. Она вдруг осознала, что у них может быть своя жизнь, без нее.
Но был и еще один очень необычный результат этих упражнений. Она поделилась тем, что плакала недавно оттого, что просто гладила кролика в контактном зоопарке. «Глажу его, глажу. И плачу, и плачу». Откуда-то из глубины души полился поток когда-то невыплаканных слез.
Муж был очень удивлен, он не подозревал, что его жена так чувствительна. Видимо, он ее настоящую до этого не видел никогда, а истинную суть женщины заслоняли стены того самого «бункера». Конечно, те стены, из-за которых женщина не хотела так долго выходить, начали выстраиваться в ее детстве. Так ей было безопаснее. Но там, за стенами, не было радости. Там была иллюзия стабильности.
И вдруг муж захотел новых отношений в семье. Видимо, сам не осознавая того, он расхотел общаться с женой через «бункер», он захотел настоящей близости. И она решилась на выход из своего заточения. Через молчаливую встречу с собой – по часу в день. И этот кролик в контактном зоопарке, возможно, символически отражает ее душу, которая была взаперти, но теперь ее можно было «потрогать».
Я не думаю, что дело только в упражнении. Оно бы не сработало, если бы рядом не было другого – ее мужа, который очень любит свою жену. Мужа, который вдруг захотел вытащить жену из ее крепости, но понял, что насильно этого сделать нельзя. Можно просто быть рядом, как с ребенком, который боится сделать первый шаг. Но этот шаг ребенок должен сделать сам. Но нужно быть рядом. Просто быть рядом. Иначе этот «кролик» может вновь уйти за толстые стены.
Так о чем эта история? Для меня эта история об очень многом. Постижение смысла в семейной паре – это огромный труд обоих супругов. Тот «кролик», который так удивил мужа, «принадлежит» и ему тоже. Муж на той встрече сказал: «Это я всегда плачу, когда вдруг что-то такое происходит, типа счастливого конца в фильме. За тобой я никогда такого не замечал». Это говорит о том, что мужчинам очень важна связь с их эмоциональностью, но они меньше ею управляют.
Крольчонок, который вдруг так неожиданно появился в данной истории, – это потерянная когда-то, но вдруг найденная часть души. У супруги в ее детской истории есть нестабильность эмоциональных отношений с мамой на первом году жизни. У нее подсознательный страх вновь потерять привязанность, а для этого лучше вообще ни к кому эмоционально не привязываться. Но такая защита, как она уже поняла, ведет только в эмоциональный тупик.
У мужа тоже есть похожая история. Ему не хватило со своей матерью как раз эмоциональной связи. Аналитики говорят в таком случае: «Притянулись больными боками». И вот в процессе залечивания «боков» происходит восстановление когда-то утерянной эмоциональной связи со своей душой. Но чтобы залечить раны, нужно обрести силы. Для этого важно в паре обнаружить совместный смысл, общность пары.
Этот мягкий, пушистый, дающий себя погладить и ЖИВОЙ крольчонок – еще и символ возрождения эмоциональной связи в этой семье. Наверное, это некий символ и той нашей человеческой сердцевины, которую уничтожить просто невозможно. Но которая порой так глубоко спрятана, что нужна очень осторожная работа, чтобы, наконец, до нее «дотронуться».
Все эти открытия стали возможными благодаря вот тому самому бессловесному диалогу супруги с самой собой в «молчаливом упражнении». Да, не было в ее личной истории достаточного опыта бессловесного диалога с мамой. Но она решилась сама стать себе «мягкой бессловесной мамой», решившись на эти «молчаливые упражнения». Такие упражнения стали реальной возможностью вернуть самостоятельно себе свою способность слышать себя. Эта история говорит о том, что способность слышать себя есть изначально, от мамы зависит ее пробуждение.
Способность слышать себя есть изначально, от мамы зависит ее пробуждение.
Да, человека отличает от животных его способность мыслить, его интеллект. Но именно эмоциональный опыт – душа к душе, глаза в глаза рядом с другим человеком – основа и условие разумности и человечности.
Эмоциональный опыт рядом с другим человеком – душа к душе, глаза в глаза – основа и условие разумности и человечности.
Любовь, а вовсе не интеллект – «краеугольный камень человечности», – прав был Фрейд, сказавший так еще до всех описанных экспериментов. Развитие эмоциональной связи ребенка с матерью должно предшествовать развитию интеллектуальной сферы малыша.
В связи с темой развития интеллекта детей я вспомнила историю венгерского педагога Ласло Полгара, воспитавшего трех дочерей-вундеркиндов, ставших известными шахматистками. Он хотел доказать, что из каждого ребенка можно воспитать гения. Можно сказать, что у него это действительно получилось. На фотографиях, которые есть в интернете, мы видим жизнерадостные лица девушек-красавиц, которых обнимает отец.
И, может, потому, что они женщины, сестры Полгар еще в юности поняли, что жизнь – это не только шахматы. Они все вышли замуж и родили детей. Наверное, у них победил самый сильный инстинкт в природе – инстинкт материнский. На вопрос о воспитании своих собственных детей дочери Ласло Полгара ответили, что у них нет цели воспитать из них чемпионов. Они добавили, что у них и нет столько времени заниматься со своими детьми так, как это делал их отец. Может быть, для них было важнее обычное человеческое общение с детьми, чем их интеллектуальное развитие.
Когда сестер спрашивали о том, что же помогло им стать чемпионками, они отвечали так: «Целеустремленность, дисциплина, усидчивость, мотивация, знание языков и труд, труд и еще раз труд». Как мы видим, здесь все больше о дисциплине и порядке. И нет ни одного слова об эмоциональной составляющей, нет ни слова об отношениях.
Мне нравится изречение Гете: «Гений – человек, нашедший свое предназначение». С этой точки зрения гений вряд ли бросит дело, для которого он предназначен.
Может быть, все дочери Полгара выбрали в своей жизни то, чего им не хватало для реализации своего предназначения? Может быть, это о том, что нельзя сделать человека гениальным насильно. Свое предназначение можно обнаружить только услышав собственный голос.
Пишут, что отец дочерей-чемпионок на пенсии предпочел быть не рядом с внуками, а жить своей жизнью. Или это дочери так захотели? Это заставляет задуматься. Заставляет задуматься о том, что жизнь – это все-таки не личная спринтерская дистанция. Это еще и связь поколений.
Жизнь не спринтерская дистанция. Это еще и связь поколений.
Родители, стремящиеся к интеллектуальному развитию своих детей, подумайте! Может быть, ваши усилия принесут настоящую радость вам и вашим детям, если вы будете иногда общаться «просто так», без ожиданий. Только такой подход поможет найти вашим детям свое предназначение, а в старости они будут с удовольствием стремиться к общению с вами.
Наши ожидания от детей – это отражение наших нереализованных ожиданий от своих родителей. Мы на самом деле часто бессознательно обращены к своим родителям, а своих детей и не видим по-настоящему. Разорвать этот порочный круг возможно, но только вернувшись в реальность и осознав: наши дети – это наши дети, а не наши родители.
Оставьте между собой и ребенком некоторое пространство, которое он может заполнять сам. Вспомните, что вашему ребенку не так уж нужна «бутылочка» – ни эмоциональная, ни интеллектуальная. Ребенку нужно, чтобы его, наконец, просто заметили, увидели и почувствовали таким, какой он есть.
Чтобы почувствовать состояние другого человека, важна способность к эмпатии. Что это – узнаем в следующей главе.
Эмоциональный диалог и эмпатия
Обычно под эмпатией понимают способность почувствовать реальное эмоциональное состояние другого человека, не захватываясь при этом его состоянием. Это так, но и не совсем так.
Слово «эмпатия» происходит от двух греческих слов. «Эм» означает «в», «патос» – «душевное переживание под влиянием воздействия, перемена». Легче понять значение слова «патос», зная понятие, которому оно противопоставляется. Это слово «этос», означающее «характер, нрав, постоянство». То есть и этос и патос имеют отношение к душевным состояниям. Но патос имеет отношение больше к подвижным, переменчивым состояниям души. А этос – постоянному складу, нраву, характеру.
Почему важно это было уточнить? Потому что в самом понимании способности к эмпатии смешивают две способности. От этого, на мой взгляд, есть некоторые трудности в ее понимании.
Если исходить из составляющих слова «эмпатия», которые выше мы прояснили, то было бы вернее понимать эмпатию как способность чувствовать перемены в душевном состоянии.
Душа – это ощущение связи с нашей индивидуальной изначальной психической целостностью. То есть душевное – это то, что относится ко всей нашей психической целостности, которая отражается и в состоянии нашего ума, и тела, и настроения. Тогда наше понимание эмпатии как способности чувствовать перемены душевного состояния расширяется. То есть это и способность чувствовать кроме перемен эмоционального состояния перемены и в телесном состоянии, и способность улавливать логику рассуждений другого человека, а не только понимать его речь.
Эта способность чувствовать перемены требует уже большей осознанности, поэтому развита гораздо хуже, чем способность просто чувствовать эмоциональное состояние. Способность чувствовать эмоциональное состояние другого человека базируется на нашей врожденной способности создавать модели окружающей реальности.
В число универсальных общечеловеческих моделей входят модели, которые общие у нас с животными, – это модели выживания. С ними связаны так называемые базовые эмоции. Они есть и у животных, и у людей. Существуют разные теории эмоций, которые различают разные базовые эмоции. Но в большинстве моделей считаются базовыми эмоции гнева и страха, напрямую связанные с выживанием.
Способность чувствовать эти базовые эмоции существует у нас на инстинктивном уровне. Мы можем не осознавать, как мы это чувствуем у других и у себя, но в поведении проявлять инстинктивную реакцию на них. Например, в состоянии аффекта человек может быть так захвачен, что потом не помнит, что с ним происходило, но люди рядом будут инстинктивно чувствовать опасность или будут захватываться тем же эмоциональным состоянием. Мы реагируем инстинктивно и именно поэтому управлять базовыми эмоциями очень сложно.
Но мы можем научиться осознавать перемены в состоянии другого человека и себя – проявлять собственно эмпатию – и предотвратить захватывание этими эмоциями. Когда же мы не осознаем перемены эмоционального состояния, то можем захватиться состоянием другого человека.
Это очень важно знать не только психологу. Важнее не столько эмоция, столько то, что вызывает ее. Когда и из-за чего произошел переход к этой эмоции. Эмоция – это всего лишь отражение внутренних душевных процессов, но это не сам процесс. Это как волны на поверхности воды. То, что вы заметили, что поднялись волны, и умеете объяснить, какие они, – это замечательно.
Вам это скорее дает понять, что надвигается шторм. Вы можете найти убежище, спрятаться. Но если вы научитесь замечать еще более ранние признаки приближения шторма и то, что его предвещает, то сможете научиться избегать попадания в шторм вообще. Ведь животные, например, крысы, обладают очень тонким чутьем на перемены, поэтому они лучше выживают.
Нам гораздо важнее уметь чувствовать перемены, чем их результат. Возьмем, например, тему экономического кризиса. Многим людям кажется, что кризис пришел вот так вот неожиданно. Ничего подобного. Кризис не приходит внезапно, просто накапливаются малейшие изменения, которые не все замечают, но в какой-то момент это приводит к качественному скачку.
Часто и человек приходит к психологу разобраться с уже кризисным состоянием, но не для того, чтобы поговорить о нем, а для того, чтобы вернуться в «нормальное» состояние. Его тоже интересуют перемены, но только к лучшему. Представьте, что у вас течет кран, и вы вызвали сантехника. Он пришел и говорит: «У вас течет кран. Давайте поговорим об этом». Конечно, вы можете поговорить об этом, но это мало поможет кран починить.
Реально почувствовать эмоциональное состояние другого человека не всегда просто. Но научиться чувствовать перемены его эмоционального состояния и осознавать связь этих перемен с чем-то более первичным, чем эмоции, гораздо более реальная задача и более полезная.
Люди с тонким чутьем на перемены лучше понимают и свое душевное состояние, и состояние других людей. Это чутье на перемены можно тренировать и развивать. Эмпатия как способность чувствовать перемены может помочь установлению более качественного эмоционального диалога.
Важность постоянства и стабильности отношений
Кроме комфортной телесной и эмоциональной близости с мамой, важны еще ее постоянство и стабильность. Про что это?
Обратимся к другим экспериментам Харлоу. Малыша запускали в комнату, где была только одна «мама». Если в комнате была только «металлическая мама» с бутылочкой, то несчастный детеныш замирал от страха или визжал. Но он не подходил к бутылочке, и к окружающему миру интереса не проявлял.
Чего так пугался малыш? Ведь от молока из бутылочки тоже возникает вполне реальный телесный комфорт – комфорт наполненного желудка. Это тоже вполне приятные ощущения. Это удовлетворяет физиологические потребности. Но малыш и не вспоминал о них!
Когда же снова появлялась «мягкая мама», то малыш тут же устремлялся к ней. И какое-то время не отходил от нее. Только достаточно побыв рядом, он шел исследовать мир. То есть малышу нужно было чувствовать постоянство своей «мягкой мамы», чтобы самому стать спокойнее и устойчивее, а потом перейти к другим своим потребностям.
Дальше Харлоу эксперимент усложнил. В комнате, где были обе «мамы», малыша пугали страшным аппаратом с мигающими лампочками-глазами, издающим громкие звуки и размахивающим своими частями. Малыш от страха сразу же бежал к «мягкой маме».
В поисках убежища он опять-таки не бежал к бутылочке, он устремлялся к своей «мягкой маме». Более того, получив нужную порцию успокоения у «мягкой мамы», он переставал бояться «дьяволический аппарат», а даже был способен нападать на него. Потом он совсем успокаивался и, уже не обращая на него никакого внимания, вновь шел с интересом познавать и исследовать окружающий мир и свои возможности.
Чтобы лучше понять результаты эксперимента, нужно понять, как мы выстраиваем отношения с миром.
Наш мозг оперирует образами, а не реальными предметами и вещами. Связь матери с младенцем тоже выстраивается в его воображении, через образы. В мозге сохраняется как фиксированное впечатление – образ внутренней первичной мамы, которую ребенок видит вовне.
Дальше при общении с миром ребенок постоянно соотносит внутренний образ мамы и внешний. Ему важно, чтобы внутренний и внешний образы совпадали! Это основа спокойствия, уверенности, доверия и безопасности для ребенка до тех пор, пока у него не сформируется своя внутренняя устойчивость. Как только появится достаточная внутренняя устойчивость, ребенок перестанет фиксироваться только на маме.
Мы уже говорили о том, что у животных эту фиксацию изменить невозможно. У человека тоже может остаться фиксация на ранних образах, если у него не было достаточно хорошей матери. Требование постоянства мамы означает, что мамой должен быть один и тот же человек.
Если же «внешняя» мама будет меняться, например, сегодня с маленьким ребенком родная мама, завтра няня, потом бабушка, затем папа и т. д., то мозг ребенка, как компьютер, «зависнет», так как не будет совпадения внешнего с внутренним. Как следствие нарушится внутренний комфорт, возникнет растерянность, страх, паника.
Для еще беспомощного и не самостоятельного малыша необходимо подтверждение вовне внутренне ожидаемого образа мамы. Важно понять, что дело не в том, кто лучше ребенка воспитает и прочее, а в том, что происходит сбой первичной связи в мозге ребенка, когда не подтверждаются ожидания. На первом году, пока еще ребенок беспомощен без мамы, мама должна быть одна и та же – она должна быть постоянной, то есть подтверждать его внутренние ожидания.
Мир стремительно меняется, и сегодня мы живем в обществе активных женщин. Это очень хорошо, что женщины сегодня могут себя реализовать так же, как мужчины, и не замыкаться только на своей инстинктивной материнской роли. Но порой в попытке совместить рождение детей с построением карьеры им приходится идти на компромисс.
Молодые мамы часто вынуждены заводить нянь уже в первые месяцы жизни их ребенка. В этом абсолютно нет ничего плохого. Просто надо помнить, что именно мама должна быть самым главным объектом в жизни ребенка, а не няня. Для этого мама не должна «исчезать» надолго, особенно в первый год жизни. Достаточно комфортный и достаточно постоянный образ мамы обеспечит ребенку более устойчивый и комфортный внутренний образ себя.
Достаточно комфортный и достаточно постоянный образ мамы на первом году жизни обеспечит ребенку более устойчивый и комфортный внутренний образ себя.
С этим же связано понятие стабильности мамы.
Если вдруг даже «постоянная» мама неожиданно «исчезает», особенно надолго, то опять у ребенка будет паника и страх.
Понятие стабильности мамы требует, чтобы исчезновение мамы было переносимо ребенком. Переносимость означает, что ребенок может вновь восстановить при появлении мамы внутреннее ощущение устойчивости.
То есть на первом году жизни мама не должна «исчезать» надолго, чтобы ребенок мог достаточно легко вновь восстановить при появлении мамы внутреннее ощущение устойчивости.
На первом году жизни мама не должна «исчезать» надолго, чтобы ребенок мог достаточно легко вновь восстановить при появлении мамы внутреннее ощущение устойчивости.
До определенного возраста только образ мамы вовне – мама как постоянный и стабильный внешний объект – дает ощущение внутренней устойчивости ребенку.
Нужно достаточно долгое и стабильное присутствие мамы рядом, чтобы уверенность стала внутренним качеством ребенка. Вспомним наблюдения Рене Шпица, сделанные им в приютах для младенцев. Возможно, еще одной из причин смерти и маразма этих детей было непостоянство и нестабильность опекающей фигуры, ведь персонал там достаточно часто менялся.
Нужно достаточно стабильное и постоянное присутствие мамы рядом, чтобы уверенность стала внутренним качеством ребенка.
Не у всех читателей этой книги есть дети. Почему это важно знать и им тоже? Потому что многие наши проблемы, особенно в отношениях мужчины и женщины, зависят от нашего раннего опыта.
В моей практике очень много историй, в которых проблемой была нестабильность отношений в браке.
Супруги никак не могли ни расстаться, ни жить «нормально» вместе. Если они «разбегаются», то через некоторое время их вновь тянет друг к другу.
Но как только они снова вместе, начинаются упреки, претензии и требования. В тени отношений обычно родительские фигуры. Приведу конкретный пример.
На консультацию пришли супруги, которые хотели развестись. По моей просьбе супруги для описания друг друга выбрали символические предметы из моей рабочей коллекции. Дав описание выбранным предметам, они вдруг увидели, кого они описывают. Оказалось, что «разводятся» «папа жены» и «папа мужа». Именно образы родителей супругов стояли в тени их отношений, мешая мужу и жене по-настоящему увидеть и понять друг друга.
В качестве комментария к сказанному выше остается лишь привести высказывание Макаренко о том, что для того чтобы сделать детей счастливыми, нужно самим родителям стать счастливыми. Другого способа нет.
Вернемся к теме стабильности и постоянства мамы. Стабильность и постоянство мамы важны при переходе ребенка от роли «просто малыша» к роли «исследователя».
В экспериментах Гарри Харлоу малышу для перехода к роли исследователя нужно было получение ощущения достаточного физического контакта с мягкой мамой. Как будто от мамы малыш подзаряжался уверенностью. В психоанализе подобный факт давно замечен – необходимо стабильное присутствие рядом мамы для формирования более устойчивого образа себя у ребенка.
То есть, чтобы решиться исследовать мир, малышу необходимо ощущение своей устойчивости и уверенности. Это ощущение возникает, если рядом есть мягкая мама.
Уточним еще раз, что я вкладываю в понятие «мягкая мама». Это наличие минимум четырех признаков.
• Во-первых, это мама, имеющая ключевой признак общности, – для обезьянки, например, это «шерстность».
• Во-вторых, это достаточно постоянная мама.
• В-третьих, достаточно стабильная мама.
• Четвертый момент – необходимо присутствие мамы. Пока ребенок совсем маленький, ему необходимо присутствие в виде реального физического контакта с мамой. Позже ему необходимо только физическое присутствие мамы рядом в пределах его досягаемости. Как будто мама своим присутствием «говорит» ребенку, что «все в порядке».
Важно наличие всех четырех признаков. «Металлическая мама» тоже была постоянной и стабильной, была рядом, но у нее не было ключевого признака общности, и малыш рядом с ней был в панике.
Мы уже говорили о том, что для младенца комфортный физический контакт с мамой – базовая основа его спокойствия и уверенности, дающая стабильность внутреннего образа тела. Но важна еще и стабильная, устойчивая связь с мамой, то есть мама должна быть физически доступна, пока малыш постепенно не станет достаточно самостоятельным.
Более стабильное и относительно устойчивое телесное ощущение себя появляется у младенца к четырем месяцам, если до этого было «все достаточно хорошо». Тогда и начинает формироваться все более и более устойчивый интерес к миру. Малыш тянет руки к предметам, пытается их намеренно захватить. Для закрепления исследовательского интереса у ребенка необходимо достаточно комфортное, стабильное и постоянное присутствие мамы рядом.
Для закрепления исследовательского интереса у ребенка необходимо достаточно комфортное, стабильное и постоянное присутствие мамы рядом.
Приведу пример.
Ко мне несколько лет назад обратился молодой человек, который никак не мог решиться жениться. Он жил в гражданском браке с девушкой. Девушка стала решительно настаивать на оформлении отношений, и у него внезапно поднялась паника. Девушка для него была очень дорога, но как только он начинал думать об оформлении отношений, у него вновь появлялась паника.
В процессе терапии сам клиент обнаружил свой повторяющийся жизненный сценарий: как только он решается что-то изменить в своей жизни, его охватывает состояние ужаса и паники.
На одном из сеансов, при использовании техник глубинной психотерапии, он неожиданно ощутил себя младенцем, который с любопытством тянется к чему-то интересному. Вдруг образ резко пропадает, клиент в панике открывает глаза, но благодаря уже сформировавшемуся доверию между нами удалось образ вернуть.
Он снова ощутил себя младенцем, но уже лежащим на полу и истошно орущим. Рядом никого нет, состояние ужаса, беспомощности и безысходности. В процессе дальнейшей работы клиент смог восстановить связь между двумя частями образа. Оказалось, что когда он потянулся с любопытством за чем-то, то оказался на краю стола, на котором он лежал, и упал на пол с высоты стола.
После сеанса клиент ушел очень удивленным, так как он говорил, что переживания в образе были абсолютно реальные, но он ничего подобного о себе не знает. Я тоже была удивлена, так как в моей практике работы с образами это был первый случай такого раннего вспоминания себя.
Клиент позвонил маме и, не рассказывая ей о своем опыте в терапии, стал расспрашивать о своем младенчестве. Насколько же он был поражен, когда мама рассказала ему о том, что он, 4-месячный, однажды упал со стола, когда она ненадолго вышла за чем-то к соседке. Мамы не было минут 5-10, как она ему рассказывала.
Для беспомощного младенца, который испытывает еще и сильную боль от удара на пол, эти минуты кажутся вечностью. Встреча с первым опытом по исследованию окружающего мира оказалась для него травматичной.
Четыре месяца, как я уже упоминала, это возраст появления у ребенка активного интереса к миру. Очень важна в этот период стабильность мамы и безопасность окружения. И, видимо, тот травматический эпизод в истории моего клиента совпал с его первой «пробой» себя в роли активного исследователя мира. Но этот опыт оказался связанным с падением, ужасом, болью, ощущением оставленности.
Конечно, я далека от мысли, что именно этот ранний эпизод падения послужил причиной того, что молодой человек боится изменений. Подобные случаи с «падениями» можно найти в историях многих. «Достаточно хорошая мама» не будет делать из этого трагедию, а постарается успокоить малыша и вернуть ему ощущение безопасности. Фиксируется такой случай и становится травмой, когда мама никак не может успокоиться и позже из-за чувства вины или страха повторения ситуации излишне оберегает малыша. Такая мама не дает своему ребенку рискнуть и проверить свои силы и возможности. Ребенок «заражается» ее тревогой.
Приведенный пример может служить иллюстрацией того, что мы недалеко ушли от животных в отношении фиксации нашего раннего опыта. И нужна реальная работа, чтобы перезагрузить сценарий более сознательно, осознавая, что у нас сегодняшних уже есть выбор, которого у младенца не было.
Клиенту из приведенного выше примера необходимо было научиться вновь делать шаг в неизвестное, научиться «рисковать». Могут помочь тренинги навыков уверенности в себе и навыков общения. Также нужно проработать подобные реальные жизненные ситуации и отношения, в которых в данный момент жизни находится клиент. Осознать, что в них является повторением ранней травмы, а что самостоятельно ценным и служащим развитию и росту.
Но без глубинной психотерапии они не дадут ощущения цельности нового образа себя. Важно еще терапевтически проработать эмоционально похожие травмирующие эпизоды на протяжении всей жизни. Необходимо снять с них эмоциональный заряд, который накапливался в них из-за повторной травматичности. Просто интеллектуального осознавания недостаточно.
Возникновение внутренней устойчивости – это постепенный процесс, который следует своей логике повторного возвращения. То есть, проработав один раз и на одном этапе жизни, нужно освоить новое понимание и новое реальное ощущение на практике. Позже обычно происходит возвращение вновь к теме травмы, но уже с другим ощущением себя. Пример с другим клиентом.
Мужчина повторно обратился на терапию, но при этом сказал: «Ничего не изменилось, я по-прежнему одинок». Я попросила его сравнить ощущение самого себя перед началом прошлого цикла и сейчас, дав ему выразить их символически. Он был удивлен.
Он вспомнил, что когда пришел первый раз, он был так не уверен в себе, что боялся даже подойти к женщинам. Сейчас же у него есть подруга, с которой он живет вместе. И ощущение одиночества сейчас оказалось несравнимо с тем первым, когда он просто не хотел жить.
На пути развития своей способности самостоятельно обретать внутренний комфорт нам нужны помощники. И маленьким детям, и обычным взрослым часто необходима реальная конкретная физическая связь и поддержка, когда нет близкого человека рядом.
Вспоминается сейчас мягкий мишка или другая мягкая игрушка, которая помогает малышу успокоиться и уснуть. В каждом из нас, даже у самых сильных взрослых, до последних дней живет внутри этот малыш, которому приятно, когда рядом есть кто-то «мягкий», чьи прикосновения и объятия можно чувствовать. Но почему же дети любят все-таки именно мишек?
Я стала искать еще и синонимы слова мех. Первыми вышли по частоте употребления: «мешок, медведь, шкура, шерсть…». Медведь – второй по частоте синоним к слову «мех»! Пример из практики.
Я в своей практической работе использую и различные небольшие предметы: это могут быть и маленькие игрушки, открытки – главное, чтобы они вызывали какую-то живую ассоциацию, эмоции. И вот однажды на мою просьбу подобрать предмет или картинку как ассоциацию на обсуждаемую тему мой клиент долго блуждал своим взглядом по моим полкам.
На них стояло и лежало больше 1000 предметов и еще несколько сотен открыток с различными изображениями. Держа в руках пластикового белого медвежонка, он тяжело вздохнул и сказал: «А настоящие мишки-то у вас где?» Он имел в виду мягкого коричневого мишку.
Меня действительно застал тогда врасплох вопрос клиента, я задумалась. И долго потом искала в магазинах маленького мягкого коричневого медвежонка. По требованиям к подбору предметов экземпляры моей коллекции должны были быть небольшими и не сильно различаться по размерам.
В нашей психике есть глубокие бессознательные основания иметь симпатии именно к мягким мишкам. Вспомним, сколько сказок для самых маленьких, где главные герои медведи. Медведи символически связаны для нас с нашим внутриутробным периодом и периодом первых месяцев нашей жизни. Это время, когда рядом с нами обычно наша мама, и мы, возможно, чувствуем себя так же уютно, как мишки в берлогах, когда сосут лапу.
И возможно, Гарри Харлоу тоже что-то двигало из глубин его бессознательного, когда он вдруг подстелил обезьянкам в клетки махровый – «мохнатый» – материал, а не какой-то другой. В своей работе я всегда поражаюсь мудрости психики, мудрости бессознательного своих клиентов. Действительно, внутри нас есть способность чувствовать то, что именно нам нужно.
Внутри нас есть способность чувствовать то, что именно нам нужно.
Наша психика целостна и способна чувствовать то, что действительно нам нужно, и порой это происходит невероятным образом. Я вспомнила один эпизод из своей жизни, который как раз есть подтверждение того, что мы слышим себя изначально, но этого не осознаем. И наш травматический опыт как будто сам ищет возможности исцелиться.
Я искала репетитора по английскому языку и зашла познакомиться с одним преподавателем. Как только я вошла в его квартиру первое, что тут же, абсолютно полностью, завладело моим вниманием – это мягкие пушистые живые комочки, ползающие на полу. Это были еще слепые новорожденные котята.
Я совершенно забыла, для чего пришла, дрожащим голосом, боясь, что мне могут отказать, спросила: «А вы их (указывая на крошечных котят) не продаете?» Хозяйка, ответила, будто осчастливленная: «Да просто так забирайте! Вот кошка родила и бросила, сбежала на улицу, не знаю, что с ними и делать». Я, суетливо найдя рубль в кошельке (советские еще времена), сую его в руки хозяйке, до сих пор не веря в свое счастье.
Я сразу беру в руки трехцветный мягкий пушистый комочек, который сразу будто загипнотизировал меня. Совершенно не помню, как мы тогда договорились об услугах репетитора, но помню это крохотное создание, которому даже моя варежка была великовата.
Удивительнее всего то, что я до этого никогда не испытывала к кошкам особых чувств: кошки и кошки. А тут меня совершенно неожиданно просто захватила невероятная нежность вперемешку с реальным страхом больше никогда не притронуться к этому крошечному комочку.
Эта история была бессознательной попыткой исцеления все той же моей травмы «исчезновения» мамы, когда она так внезапно заболела. В это время со мною рядом были мои бабушка и папа. Человеческий младенец до шести месяцев практически «слепой котенок». И, видимо, на маленького новорожденного слепого котенка я и спроецировала свой ранний опыт оставленности и брошенности.
Интересно и то, что нашла я котенка у репетитора. Репетитора дочери тогда пришлось искать потому, что учительница английского языка в ее школе долго отсутствовала из-за болезни, и нужно было «нагонять» пропущенное.
По сути, бабушка и папа были тогда вместо мамы для меня «репетиторами»!
И, видимо, беспомощный котенок – очень подходящий образ для символического отражения состояния души ребенка в том возрасте, когда он еще не мог говорить. Язык нашей души – это язык образов. Иногда послания души мы получаем через сновидения, а иногда таким вот невероятным образом, который кажется случайным совпадением обстоятельств, но за этим скрывается своя особенная логика души.
Теперь я немного (кажется) понимаю всех «кошатниц». Они, возможно, в поиске своей исчезнувшей «мягкой мамы», в поисках способа исцеления своего внутреннего раненого ребенка. Но это всего лишь мои фантазии, «кошачья история» других может быть наполнена совершенно иным содержанием.
Критерий безусловной любви
Итак, возможно ли измерить безусловную любовь?
Эксперименты ученых показывают, что материнская любовь – это врожденный инстинкт.
Вспомним о том, что инстинкт задан наследственностью, то есть генетически. Это предрасположенность к определенным действиям и ожидание от окружения чего-то определенного. Мы говорили о том что у малыша изначально есть ожидания-условия к этому миру, в первую очередь в виде ожидания определенного материнского образа.
Материнский образ пробуждается только через прикосновения матери и ребенка и по ключевым признакам. Наблюдения ученых за детьми показывают, что для развития интеллекта и активного интереса к миру и себе важно предварительное развитие эмоциональной сферы.
Ученые обнаружили, что важны не просто прикосновения и эмоциональная связь с матерью, а их комфорт и достаточность этого комфорта. Также мама должна быть постоянной и стабильной. То есть не должно быть «много мам», должен быть постоянно ухаживающий человек – «главная мама», при этом она не должна надолго исчезать.
Любовь – это взаимодействие, общение, диалог. Мы увидели, что очень важной для диалога является общность. Для того, чтобы ребенок вырос человеком, рядом с ним должен быть человек. Важно такое общение, в котором мать может дать ребенку проявить интерес к миру и свои познавательные способности.
Все, что перечислено выше, невозможно измерить, но можно почувствовать. Почувствовать может только та мать, которая находится в контакте со своим материнским инстинктом.
В основе такой любви лишь одно условие – мать должна быть в контакте со своей инстинктивной материнской природой. Других условий нет. Мне кажется, что такое отношение матери к ребенку можно назвать безусловной любовью. Но это требование не может быть адресовано только матерям, это требование и к обществу, в котором они живут.
Это условие должно соблюдать все окружение ребенка, а не только мать. Но мать может осознать важность такого отношения к ребенку со своей стороны. Мы еще долго в психотерапии будем вынуждены встречаться с последствиями ранних травм, пока не осознаем это условие.
Мы что-то требуем и ставим условия тогда, когда нам чего-то сильно не хватает. Когда же у нас «все достаточно хорошо», мы мало задумываемся об «условиях». Можно предположить, что если в основе первого физического и эмоционального ощущения человека в этом мире было все «достаточно хорошо», то есть достаточно комфортно, то в дальнейшем в жизни он, скорее всего, будет непритязателен к физическим и эмоциональным условиям, будет способен сам себе их создавать, то есть будет сам способен к безусловным отношениям.
То есть ощущение безусловности любви возникает, когда есть достаточный комфорт от взаимодействия.
Ощущение безусловности любви возникает, когда есть достаточный комфорт от взаимодействия.
Достаточность комфорта подразумевает, что комфорт этот не должен быть избыточным, иначе возникает зависимость от него, сосредоточенность только на нем. Достаточность комфорта в отношениях – такой уровень комфорта, при котором есть ощущение безопасности, внутренней уверенности, и когда возникает желание исследовать мир.
Достаточность комфорта в отношениях – такой уровень комфорта, при котором есть ощущение безопасности, внутренней уверенности, и когда возникает желание исследовать мир.
Таким образом, любить безусловно – это так взаимодействовать с ребенком, чтобы у него осталось от взаимодействия ощущение достаточности комфорта, которое побуждает к дальнейшему взаимодействию (но не зависимости) и вызывает активный интерес к миру.
Любить безусловно – это так взаимодействовать с ребенком, чтобы у него оставалось от взаимодействия ощущение достаточности комфорта, которое побуждает к взаимодействию и исследованию мира.
Если в ранних отношениях ребенка не было достаточного комфорта, то сохраняется ощущение внутреннего дискомфорта, ощущение что что-то не так. Это может ощущаться как «недолюбленность», «нелюбимость» и будет заставлять человека вести постоянные поиски любви-комфорта или, наоборот, приводить к отвержению близости вообще.
Нашей потребностью является действительно получение достаточно комфортного опыта в отношениях, достаточно комфортного ощущения себя в них. Именно ощущение достаточного комфорта в отношениях может служить признаком того, что потребность в любви в достаточной степени удовлетворена.
То есть критерием безусловности любви и отношений может служить достаточно комфортное ощущение себя в отношениях и достаточная комфортность самих отношений без ожиданий чего-либо друг от друга. То есть это ОЩУЩЕНИЕ, а не обладание чем-то. Говорят: богатый тот, кому хватает. По аналогии можно сказать, что любимый тот, кому хватает любви.
Критерием безусловности любви и отношений может служить достаточно комфортное ощущение себя в отношениях и достаточная комфортность самих отношений без ожиданий чего-либо друг от друга.
Нехватка комфортной телесной и эмоциональной связи с матерью ощущается лишь бессознательно, так как мы были тогда еще достаточно малы и понятийный аппарат еще не был сформирован. Когда есть недостаток этой ранней связи, мы находимся в постоянном поиске этого так и не обретенного рая на земле, что обретает форму страсти. Вот эту-то страсть мы и принимаем за любовь.
Вспомним, что мать является для нас проводником из мира инстинктивно-животного в мир человеческих инстинктов и творческих возможностей. Тем самым мать позволяет установить ребенку связь со своей биологической природой и природой разумного существа, некий мостик между своей животной природой и разумной природой. Потребность в этом «мостике» задана изначально.
Если эта связь оказалась недостаточно комфортной, то «мостик» неустойчив. Человека кидает то в одну сторону – в инстинктивную страсть, то в другую – в отчужденность от своей биологической природы. Только осознанность может помочь восстановить утраченную связь.
Наше человеческое развитие не идеально, так как не идеален мир, в котором мы живем. Но основанием других форм любви и отношений навсегда останется наш первый опыт отношений с матерью. Целью данной части книги было лишь небольшое исследование этого важного основания.
Исцеление травмы ранних отношений
Где есть развалины,
Там есть надежда найти сокровище —
Так почему же ты не ищешь Божье сокровище
В разбитом сердце?
Мы живем в несовершенном мире, отношения с людьми порой нам так разбивают сердце, что мы не замечаем, какое сокровище скрывается за этими сердечными ранами. И в отчаянной попытке стать счастливыми мы оттачиваем наш логический интеллект, раскладываем нашу жизнь по полочкам. Но в какой-то момент обнаруживаем, что превратились в некий хорошо работающий и предсказуемый механизм, и нам не хватает радости.
Но жизнь человеческая устроена так, что радость нельзя познать без печали. У большинства из нас было так много печали в раннем опыте, что мы отчаянно убегали от нее в дальнейшем. Мы бежали за новым опытом в надежде найти радость в нем. Но невозможно наполнить чашку свежим чаем, если в ней есть старый недопитый чай. И порой как «старый недопитый чай» в чаше нашего жизненного опыта находятся сердечные раны ранних отношений, которых мы просто не помним, настолько они были ранние.
Пока мы их не осознаем и не признаем как часть нашего опыта, он будет смешиваться с новым опытом и портить его «вкус». Невозможно просто «вылить» старый опыт отношений, потому что он является и частью образа нас самих. Бессознательный образ первичного «Я» как будто сросся с нашей личностью. Это все равно что отказаться от себя самого.
То есть перед нами как человеческими существами стоит необходимость осознавания своего внутреннего опыта как части самих себя и как опыта первых отношений с миром. Но также стоит задача признания разницы между нашим опытом и нашей личностью. Только тогда возможны настоящие изменения.
Необходимо осознать свой опыт как часть самих себя и признать разницу между своим опытом и своей личностью. Только тогда возможны настоящие изменения.
Наш опыт ранних отношений может содержать боль, унижение, чувство использованности. Тогда на уровне глубоких ощущений остается некомфортное ощущение себя, неприятие себя, часто глубоко запрятанное. Чтобы не поддаваться магическому воздействию травмы, нам важна способность к рефлексии – умению посмотреть на себя со стороны.
Рефлексия как основа человеческого интеллекта
Именно в способности к рефлексии состоит отличие человеческого мышления от мышления животных. Именно эта способность помогает нам создавать интеллектуальную модель своего «Я» и новые модели окружающей реальности. Возможно, именно в этом секрет дуальности нашего мышления. Ведь рефлексия как способность посмотреть на себя со стороны разделяет мир на внутреннее и внешнее, приятное и неприятное, светлое и темное и т. д. Такое разделение является основой наших представлений о мире, основой нашего рационального мышления.
Иногда рефлексия на этом и завершается – только на обнаружении дуальностей и противоречий. Тогда и происходит разрыв связей между внутренним и внешним, и интеллект превращается в орудие только, например, внешнего мира, который можно измерить, потрогать и что-то в нем изменить. Или захватывается магией внутренней реальности, крайний вариант этого – уход в безумие.
Такое расщепление происходит, потому что для формирования рефлексии нам нужен другой, кто «отзеркалит» нас. У человека есть врожденная способность разумно мыслить, то есть самостоятельно искать ответы на свои вопросы, но эта способность «включается» через Другого. Именно Другой задает первое лекало для ответов на вопрос: «Кто я?».
Важно, чтобы первые «зеркала» были действительно «зеркалами» и не вкладывали в головы младенцев готовые ответы. Для этого важен бессловесный интеллектуальный диалог между ребенком и его родителями. Здесь большую роль играет уже отец, который помогает малышу выйти из-под власти потребности в «райском» наслаждении телесным и эмоциональным комфортом, выйти из-под власти удовольствия.
Отец помогает ребенку выйти из-под власти потребности в удовольствиях.
Фрейд говорил о том, что важным основанием человечности кроме любви является работа. Работа становится ценностью, когда человек понимает, что ему никто и ничего не должен, что за себя и свое существование он отвечает сам. Прежде всего, это, конечно, работа над собой как способность к познаванию самого себя и самостоятельному направлению своей энергии в нужное русло.
Важное основание человечности – это работа над собой как способность к познаванию самого себя и самостоятельному направлению энергии в нужное русло.
Работа связана со способностью преодолевать внутреннее напряжение и находить самостоятельные решения. В основе этого – способность к настоящей рефлексии, которую можно назвать способностью к бессловесному интеллектуальному диалогу.
Есть одна очень древняя притча. К сожалению, я не нашла первоисточник, передаю как помню.
Жил-был Бог. И он был Все. Все было Хорошо. В какой-то момент Богу стало грустно быть Всем. Он сжался от грусти и ушел в себя, и вокруг него появилась Пустота. Оттуда родился наш мир.
Эта притча говорит о том, что новое появляется из свободного пространства. А чтобы появилось это свободное пространство, необходимо фокус переместить внутрь, как бы «сжаться», чтобы обратить свой взор внутрь себя, чтобы освободить внутри свободное пространство между собой и своей привычной личностью, чтобы дать родиться новым связям и в душе, и между миром и собой.
Суть настоящей рефлексии в этом и заключается – дать свободное место в уме для рождения новых смыслов. В развитии интеллекта также важна «безмолвность», чтобы в процессе рефлексии не победил вновь наш травматический опыт.
Безмолвный интеллектуальный диалог и отцовский инстинкт
Эпизод из моего детства.
Это было в начальной школе. Примерно в третьем классе, когда вдруг нам стали задавать более сложные задачки «с вопросами», в которых нужно было поэтапно расписать ход решения. Я, видимо, что-то не так поняла и никак не могла решить задачу. Папа сел рядом и мягко спросил: «Что тебе непонятно?»
Я не могу даже ответить, потому что ничего не понимаю совсем! Тогда папа говорит: «Хорошо, тогда прочитай снова условие задачи и скажи, что тебе непонятно». Я сижу и тупо читаю «дурацкое» условие, еще больше тупею, а папа спокойно и мягко: «Ну? Что тебе непонятно в условии задачи?»
Я ничего не могу сказать, потому что «все непонятно»! Папа: «Не торопись, прочитай еще раз. И скажи, что в условии тебе непонятно». Мне показалось, что прошла вечность, я уже почти плачу. Мои подруги уже гуляют, а я тут за этим «дурацким» заданием! И тогда папа медленно, проясняя каждое слово, читает условие. Не успел он дочитать до конца, как я уже выпалила ответ.
Папа: «Ну, как ты быстро все решила!» Я ему: «Папа, ты так понятно все прочитал!» Позже я узнала, что когда мы думаем-мыслим, то любое слово, которое нам непонятно, просто разрывает процесс мышления, и наш мозг, как компьютер, атакованный вирусной программой, просто «зависает».
Папа, читая мне условие задачи, уточнял: «А ты знаешь, что слово „…“ означает?» Как только папа этот «вирус» вычислил, сразу все встало на свои места. У моего папы не было высшего образования, но он прекрасно умел мыслить. Когда я обучалась коучингу, то подумала о том, что моим первым коучем был папа.
Папа, может быть, целенаправленно, может быть, просто интуитивно говорил со мной очень спокойно, мягко и доброжелательно. То есть он общался со мной, а не разговаривал с моими мозгами! Ему было важно, чтобы я чувствовала себя эмоционально комфортно, общаясь с ним. Поэтому я мгновенно решила задачку, когда он помог прояснить мне незнакомые слова. Но при этом он создал пространство для рождения моих собственных ответов, в котором мне НЕ было комфортно, я испытывала сильнейшее умственное напряжение.
Этот пример показывает, что интеллектуальный диалог – это не всегда приятная вещь. Самое главное условие диалога – это создание пространства для рождения своих ответов. Интеллектуальный диалог требует способности справляться с внутренним умственным напряжением и преодолевать его самостоятельно.
Интеллектуальный диалог требует способности справляться с внутренним умственным напряжением и преодолевать его самостоятельно.
Замечено, что дети, которых учили ходить в ходунках, не умеют правильно падать. У них нет этого опыта – падать. Чтобы научиться ходить, надо научиться падать. По сути те дети в ходунках так и не научились ходить. Они научились переставлять ноги. Иногда им это помогает удержаться на ногах. Но не «ходить».
Сегодня на рынке псевдопсихологических услуг достаточно много практик-«ходунков». Например, вам предлагают повторять созданные кем-то другим аффирмации и т. п.
Нас в школе учили алгебре и физике, мы пытались даже анализировать «Идиота» Достоевского, но как-то забыли нас научить находить собственные ответы. А это ведь и есть суть человеческого мышления – обнаруживать собственные ответы. Эта способность передается нам через отцов, но, к сожалению, в нашем обществе, которое было травмировано войнами, так не хватает «настоящих отцов», воспитанных именно отцами. Наши мужчины после войны воспитывались в основном женщинами. Задача матерей в раннем воспитании ребенка в корне отличается от задач отцов. Инстинктивная материнская задача женщины – дать изначальное ощущение комфортных физических и эмоциональных отношений с миром, а задача отца – научить справляться с умственным напряжением, которое возникает внутри при встрече с задачами, которые приходится решать в реальном, порой жестоком мире.
Я считаю эту способность основой инстинкта отцовства, некой способностью быть «твердым папой», но НЕ жестоким.
ИНСТИНКТ ОТЦОВСТВА – способность создать достаточно твердые условия, в которых ребенок способен самостоятельно справляться с внутренним интеллектуальным напряжением и преодолевать его.
Инстинкт отцовства – способность создать достаточно твердые условия, в которых ребенок способен самостоятельно справляться с внутренним напряжением и преодолевать его.
Достаточная твердость, или жесткость, этих условий состоит в том, чтобы сохранять благожелательную нейтральность в отношениях с ребенком, когда он испытывает умственное напряжение, не пытаясь стать для него «бутылочкой» с готовыми решениями.
Если рядом нет такого отца, то приходится выполнять эту роль женщине. И если у нее самой не было опыта отношений с таким «инстинктивным» отцом, то она превращается в «маму с бутылочкой», которая считает, что надо «накормить» готовыми ответами, и чем больше, тем лучше. Вспоминаю еще один эпизод в той же начальной школе.
Это были самые первые недели в первом классе, когда нас учили писать в прописи различные крючочки и палочки. У меня получалось очень плохо, неаккуратно, «некрасиво» – так считала мама. Она заставляла меня, вырывая листы из тетради и вставляя новые, переписывать и переписывать вновь.
Я плакала, мама очень сердилась и, в конце концов, заставила обвести меня написанное ею карандашом, сказав, что потом сотрет карандашную основу. Я отчаянно сопротивлялась, говоря о том, что нам запрещают в школе стирать резинкой написанное. Но мама не слушала меня и настояла на своем.
На следующий день в школе учительница, проходя между рядами, поставила мне жирную «единицу» на всю страницу в тетради, где был тот «совместный» с мамой текст. Учительница очень спокойно, но доброжелательно сказала мне: «У нас правила – не стирать резинкой написанное, оставлять так, как получилось. Единицу я ставлю за невыполнение этого правила».
Я очень радовалась этой «единице», так как после этого мама больше не приставала ко мне с прописями, позволяя писать так, как получается. Я даже думаю сейчас, что та «единица» была адресована моей маме мудрой учительницей, потому что у меня не осталось никакого ощущения дискомфорта или унижения от той «единицы». Моя первая учительница была очень мудрым человеком. Видимо, у нее был в жизни свой опыт общения с «твердым» папой, который, возможно, помог раскрыть ей свою «твердость».
Моя мама знала своего отца мало, он погиб на войне. И, видимо, ей не хватило достаточного опыта присутствия рядом папы, который мог бы по-мужски и по-отцовски «твердо» быть рядом.
По рассказам мамы мой дедушка был очень сильным, но чувствительным человеком. Мама помнит, как он брал ее на свои сильные плечи. Она запомнила, как ее и всю деревню будили по утрам музыкальные аккорды пианино из клуба.
Дедушка был тогда председателем колхоза и приходил рано утром в клуб, где находилось правление, и играл на пианино. Мелодии он сам подбирал на слух, его никто никогда не учил играть на музыкальных инструментах.
Вспоминаю, что я была на одной конференции, на которой выступал сын Симона Соловейчика, величайшего нашего педагога. Артем Соловейчик рассказывал, что в школе он плохо учился, но отец никогда его не ругал. В доме всегда было много людей, их посещали артисты, художники. И все общались вместе – взрослые и дети. Симон Соловейчик считал, что нельзя ругать ни учителей, ни детей. Главной своей задачей он считал укрепление веры человека в свои возможности, в этом он был «тверд».
Симон Соловейчик – прекрасный пример человека, у которого есть способность доверять способности другого находить свои ответы. Я сейчас подумала, что способность быть «твердым папой» – это способность создавать условия для пробуждения творческой силы ребенка. Может быть, у Симона Соловейчика был рядом такой папа или другой кто-то рядом, кто передал ему это состояние на уровне души.
Сказанное может говорить о том, что в основе материнского и отцовского инстинктов есть нечто общее – способность создавать условия, достаточно комфортные для того, чтобы у ребенка проснулся активный интерес к миру. Мама делает это в большей степени через эмоциональную мягкость, а папа – в большей степени через эмоциональную твердость.
В каждом человеке, повторюсь, на уровне задатков есть и та и другая способность.
Задача родителей – создать условия, достаточно комфортные для того, чтобы у ребенка проснулся интерес к себе и к миру.
Еще один эпизод из жизни.
Родители моего мужа, когда вышли на пенсию, купили себе дом в деревне, где родилась свекровь. Когда мы с детьми приезжали к ним туда на выходные, замечали, что у одного дома почти всегда стояло несколько машин, среди них были черные «Волги» и другие очень хорошие автомобили. Это было советское время, и «Волга» тогда считалась очень «крутой» машиной. Мы поинтересовались однажды, кто там живет. Свекровь ответила, что там живет одна женщина, о которой у нее сохранилось яркое воспоминание из детства.
В детстве моя свекровь, еще совсем маленькой, ходила осенью вместе со взрослыми на колхозные поля. Возвращаясь домой, колхозники всегда слушали установленный на улице деревни громкоговоритель, по которому передавались новости, в том числе местные, деревенские. В них бесхитростно передавали и школьные новости об отметках детей. В том числе часто звучали и «двойки», которые получали сыновья той женщины.
Женщина нисколько не расстраивалась, а говорила: «Пусть „двойка“ будет счастливой». Мудрая женщина давала своим детям то, что она как мать могла тогда – эмоциональное принятие. Все ее сыновья стали персональными водителями, которые возили министров и прочих важных лиц в правительстве.
Я ничего не знаю об отце тех мальчиков из этой истории. Но у меня есть предположение, что раз все они выбрали одну и ту же «мужскую» профессию, то, возможно, им не хватало отца.
Присутствие рядом «мягких мам» и «твердых пап» разрешает нам «тупить» и получать «двойки». Но не для того, чтобы получать двойки, а для того, чтобы научиться что-то делать самому. И достаточно комфортные условия нужны до тех пор, пока мы после первых падений и шишек наконец не встанем на окрепшие ножки. Правда, это очень непросто – разрешить ребенку «падать» и принимать «дурацкие» решения. Пример из своего жизненного опыта.
Мне повезло, что в какой-то момент воспитания своих детей я вдруг осознала, что со старшей дочерью перегибаю палку– слишком стараюсь, чтобы у нее все было хорошо. При этом ее собственные желания упускаю из виду. И вот свой этот опыт я решила учесть при воспитании младшей сразу, с самого раннего возраста. Уже в 2–3 года я ее спрашивала: «Какие носочки ты хочешь надеть? А какое платье?»
И она могла выбрать совершенно неподходящие по цвету носочки к своему платью (так мне казалось). Мое эстетическое чувство скукоживалось, но я понимала, что разъяснять ребенку про «эстетическое чувство» еще рановато. И она шла в серо-буро-малиновых носочках и розовом платье. Я внутри краснела-бледнела оттого, что люди подумают, что у меня нет вкуса.
Но понимала, что с моим вкусом ребенок не сможет выстроить собственную жизнь. Ей будет нужен собственный вкус, который она должна сформировать сама. Конечно, когда дочь немного повзрослела, я учила ее сочетать вещи. Но сначала важен опыт принятия собственных решений и опыт собственных ошибок.
Вот такая история о моем «бессловесном диалоге». Эта история показывает наглядно, как в моем поведении ярко проявился мой собственный опыт отношений с моими родителями. Опыт с мамой, которая хотела, чтобы все «было красиво», опыт с папой, который позволял мне самостоятельно находить решения, преодолевая внутреннее напряжение. Приведу еще пример из практики.
Я прошла обучение коучингу в Москве и вдохновленная приехала домой. До сих пор многие не знают, что такое «коучинг», а уж тогда, 8 лет назад, в Уфе мало кто об этом знал. Я решила объявить неделю бесплатного коучинга – пробные 20-минутные сессии. За три дня ко мне записалось 27 человек.
Все было замечательно первые три дня – и клиенты и я получали от сессий удовлетворение. И вот на четвертый день заходит в кабинет очередная клиентка, женщина лет 55–57. Я, «гордая» своим трехдневным опытом, предлагаю озвучить запрос. И женщина начинает мне очень серьезно рассказывать о том, что она разговаривает с ангелами. И что ей порой скучновато, так как соседи с ней не хотят общаться, они ее не понимают.
Тут у меня внутри что-то оборвалось. Думаю: «Вот, завлекла людей, а о собственной безопасности не подумала. Не сделала на входе никакого „фильтра“.» Я имела в виду то, что я как психолог не занимаюсь определенным рядом проблем, которые относятся к ведению психиатрии.
Я на всякий случай задала женщине еще несколько вопросов. Сомнений не было. Я внутри продолжаю «холодеть». Запаса времени нет, скоро следующий клиент. И тут я задумываюсь, а кто я сейчас, если так «затрепыхалась»? И поняла, что раз я обещала коучинг, то я должна быть только коучем, и больше никем, эти отведенные 20 минут.
Я вспомнила также о том, что основной принцип коучинга – «С человеком все в порядке. У него есть вопросы, у него есть и ответы». А задача коуча – помочь эти ответы обнаружить. Мне ничего не оставалось, как признать и основной принцип коучинга, и свою задачу.
Я стала заботиться только о выполнении своей задачи – быть своеобразным островком стабильности и уверенности, который, как маяк, излучает сигнал «все в порядке».
Мне было важно внутри себя ощутить некий главный свой центр. Центр сознания, который «все замечает», но «не ум», поэтому он ничего не сравнивает, не сортирует, не выбирает. Центр сознания, который способен чувствовать, сопереживать, но это не эмоциональный центр. Центр сознания, который устойчив и помогает, как маяк для моряков, уточнить направление тем, что просто светит.
Я просто поддерживающе кивала или поощряла простыми фразами: «И?…», «Да…», «Что-то еще?…». Уже оставалась буквально одна минута. Вдруг клиентка говорит: «А ведь я умею печь вкусные пирожки, а вдруг им понравятся? А?»
Я, не удержавшись, одобрительно кивнула.
Эта коуч-сесссия была самой осознанной из всех проведенных на той неделе сессий, ведь на ней я убедилась на собственном опыте, что действительно у любого человека есть ответы на свои вопросы. Главный принцип коучинга – это принцип невмешательства во внутренний процесс клиента, который основан на доверии его творческой способности.
После этой сессии я также задумалась о сути некоторых описаний душевных расстройств. Большинство из них описывает симптомы, которые проявляет человек во время болезни. Это то же самое, что описывать шторм как волны на поверхности океана. Конечно, описание волн годится, чтобы, увидев подобные, не подходить близко, это помогает не попасть в шторм. Но когда ты уже в океане, остается только, как серфингисту, довериться этой волне.
Этот пример также может быть и иллюстрацией способности быть «мягкой мамой» и одновременно «твердым папой», у которых нет от «ребенка» никаких ожиданий, а есть способность просто быть рядом. Это очень непросто, особенно с маленькими, с больными. Со «здоровыми» и «взрослыми» тоже трудно. Для этого нужно самому быть психологически здоровым и взрослым, чтобы не мешал довериться внутренней силе другого «детский» страх, что «не так поймут», или «родительская» позиция все контролировать и оценивать. Поэтому, наверное, коучинг стоит так дорого. Это требует внутренней взрослости, огромной веры и в себя, и в другого.
Вспомнила еще один случай из практики моего учителя.
При обучении символдраме преподаватель рассказывал о том, что он применял работу с образами с девушкой 18 лет, имеющей диагноз «олигофрения». Условием применения метода является уровень интеллекта более высокий, чем при олигофрении.
Но, несмотря на это, девушка в результате курса психотерапии по этому методу показала хороший прогресс. Она улучшила свои навыки самообслуживания, стала более самостоятельной.
А что было бы, если бы признали с самого ее рождения, что она не есть только её мозг!
Эффект символдрамы во многом именно в том, что там не разрешается никак интерпретировать терапевту, а только сопровождать пациента, создавая условия для проявления его творческой силы через воображение. По сути это и есть бессловесный и эмоциональный и интеллектуальный диалог.
Хочу привести еще один пример из своей практики, в котором показан мой непростой путь к нахождению верной позиции в отношениях с клиентом в психотерапии.
Это был клиент с мощным интеллектом, обладающий глубокими познаниями в различных областях. С ним было очень непросто работать. Трудности же были в том, что сложные отношения с миром с самого рождения оказали влияние на его судьбу. В силу различных обстоятельств женщинам он просто не доверял. И в то же время он в них очень нуждался.
Было в этом повторение ранней психологической травмы: ему по вине врачей пришлось находиться с мамой в разных больницах с момента его рождения до 3–4 месяцев. Ко мне на прием он пришел только потому, что попросила его девушка.
У меня уже был какой-то практический опыт, но мне еще не приходилось быть под таким пристальным вниманием настолько мощного интеллекта. Именно интеллекта.
Часто при ранних травмах, связанных с недостатком психологической поддержки и телесного контакта, развивается мощный логический интеллект. Для человека очень ВАЖНО ЧУВСТВОВАТЬ СВЯЗЬ С ОКРУЖАЮЩИМ МИРОМ. Если невозможно чувствовать связь телесную и эмоциональную, то человек изо всех сил – сознательно или бессознательно – старается установить связь через другие каналы, прежде всего, интеллект.
Так вот, интеллект этого мужчины был очень острый, у него было прекрасное логическое мышление. Он мыслил очень неожиданно и нестандартно. И мне приходилось мой ум держать в постоянном напряжении. Я не раз в те моменты вспоминала с благодарностью папу и моего первого учителя в психологии.
Порой мне было сложно угнаться за ходом его мыслей. И оставалось только очень внимательно слушать и задавать уточняющие вопросы. Какие-то применяемые техники и упражнения выполняли только вспомогательную роль. Мне было важно удержать с клиентом контакт, найти с ним общий язык, настроиться на ту «волну», где могла бы произойти «встреча душ».
При мощном интеллекте у него была очень тонкая и нежная душа, которая была вынуждена защищать себя от рождения. Во взрослой жизни он как будто хотел переиграть тот злополучный сценарий и удержать маму рядом. Для него очень было важно, чтобы его женщина была матерью и находилась дома.
В одном из своих стихотворений, которые рождались у него в ходе психотерапии, были такие слова: «Стерилен, здоров, безопасен для жизни. Впрочем, тебя ведь не обмануть, верно?». Они предназначались для его близкой женщины, с которой он тогда был в отношениях. Но они были обращены, в первую очередь, к самому себе, к своей душе.
Это был своеобразный диалог ума и его души. Ум его был, как он признал, «стерилен, здоров, безопасен для жизни», но после контакта с «душой» как будто понял, что себя не обмануть. Невозможно сбежать в «ум» от реальности жизни. Жизнь невозможно контролировать. Ее порой можно только осознавать и осмыслять.
Вот так через стихи просыпалась его душа. И моя работа в оказании помощи ему, в пробуждении этой «внутренней женщины-души» была очень сложной. Мне важно было не превратиться в «кормящую маму», но в то же время помочь в восполнении того опыта, которого у него не было с реальной мамой.
И вот однажды он сказал: «Я понял, что такое психотерапия. Это качественная обратная связь». Я выдохнула. Это не было завершением терапии, но это был момент «встречи». Чтобы эта связь ума с душой стала прочной, необходима очень длительная работа.
Суть моей «качественной обратной связи» была скорее в том, что я в какой-то момент поняла, что контролировать в этих отношениях я точно ничего не могу. А могу только сопровождать, быть рядом, учиться быть рядом.
Когда у человека есть опыт «качественной связи» с окружением, ему легче обрести возможность обретения более цельного знания о себе, о мире. Знания, которое не изолирует от мира, а соединяет с ним. Знания, которое несет личный смысл.
У приведенного в примере клиента уже на другом этапе терапии, когда стал возможен «бессловесный интеллектуальный диалог», в различных формах начала выражаться внутренняя творческая способность. У клиента возникла спонтанная потребность в самовыражении различным образом. Он приносил прекрасные фотографии, рисунки и стихи. На один из сеансов он принес неожиданное стихотворение. Клиент разрешил им поделиться.
Мне бы переписать слова наоборот,
И выдумать мысли в обратном порядке,
И вырыгнуть пищу наружу, обратно,
И схлопнуться в семя, пройти без остатка.
Тогда бы мне вырасти в новую ветку,
Поскольку я знаю живую отметку,
С которой начнется повторный виток
И ветка привьется в повторный росток.
Я выстрою дом и вырасту сам.
Я плотник, я пекаря старший помощник,
Я выпишу буквы в обратном порядке,
Но выглядят символы новой загадкой:
:йокдагаз йовон ыловмис тядялгыв оН
,екдяроп монтарбо в ывкуб ушипыв Я
,кинщомоп йишратс яракеп я, кинтолп Я
,мас утсарыв и мод юортсыв Я
котсор йынротвоп в ястеьвирп актев
И котив йынротвоп ястенчан йороток С
,уктемто юувиж юанз я укьлоксоП
,уктев юувон в итсарыв енм ыб адгоТ
актатсо зеб итйорп, ямес в ясьтунполхс И
,онтарбо, ужуран ущип ьтунгырыв И
,екдяроп монтарбо в илсым ьтамудыв И
,торобоан аволс ьтасипереп ыб енМ
Когда человек начинает больше доверять себе, своей творческой интеллектуальной способности, он не ограничен рамками, он их использует, чтобы обнаружить свой собственный язык. Иногда это может быть язык «наоборот». И снова загадка, но эти загадки человек ставит себе сам. Так он постепенно обнаруживает свой уникальный язык.
Безмолвный диалог и воздержание
Взрослея, человек сталкивается с нормальным сопротивлением среды, а также внутренним конфликтом между устоявшимися привычками, взглядами и требованиями окружения. Это вызывает некомфортное внутреннее напряжение.
Напряжение – важнейшая характеристика для понимания психических процессов. На пути взросления и обретения внутренней силы нормально испытывать дискомфорт внутреннего напряжения.
На пути взросления нормально испытывать дискомфорт внутреннего напряжения.
Чтобы понять психическое напряжение, давайте вспомним физику. В физике напряжение создается разностью потенциалов.
В психике почти то же самое – напряжение возникает из-за разности потенциалов, например, энергии внутренней – «хочу» и требований окружения – «надо».
Мы можем неразумно расходовать нашу внутреннюю энергию на борьбу с ветряными мельницами, как Дон Кихот. А можем «из лимона сделать лимонад». Но чтобы догадаться сделать лимонад, а не кривить физиономию, нужно проявить способность выдержать напряжение между полюсами, это даст возможность рождения чего-то нового. То есть напряжение это источник энергии для рождения чего-то совершенно нового.
Напряжение – источник энергии для рождения чего-то совершенно нового.
Личность человека развивается как раз через такое творческое преодоление внутреннего психического напряжения. Фрейд называл это сублимацией. Он считал сублимацию механизмом защиты от наших биологических инстинктов. При этом происходит переход на более высокий осознанный уровень выживания человеческого существа.
Учение Фрейда является основой всех сегодня существующих научно обоснованных методов психотерапии. Одним из этих принципов является принцип воздержания, о нем нужно знать и клиентам, проходящим длительную психотерапию. Но сначала небольшая история-метафора.
Идет по дороге монашка. Останавливается машина, и молодой священник, сидящий за рулем, предлагает подвезти ее. Монашка очень красива, а священник очень молод. Священник в какой-то момент не удерживается и предлагает монашке познакомиться. Монашка говорит ему: «Отец, вспомните „Отче наш“». Священник смущается.
Но через некоторое время он говорит опять: «Дорогая, мы ведь современные люди. Давайте просто познакомимся». Монашка в ответ: «Отец, вспомните „Отче наш“». Священник смущенно замолкает.
Дорога оказалась долгой. Через некоторое время священник опять делает попытку: «Дорогая, мы ведь обычные люди. Что же будет такого, если мы просто познакомимся». Монашка снова ему: «Отец, вспомните „Отче наш“.»
Это мною переделанный известный анекдот. Через него я хотела донести символическую суть принципа воздержания. Принцип воздержания – это своеобразное «Отче наш» практикующего психолога, он подразумевает невозможность личных отношений между психологом и клиентом, если они находятся в терапевтических отношениях.
Принцип воздержания подразумевает также способность не реагировать импульсивно, а реагировать осознанно. В основе воздержания, прежде всего, – необходимость нейтральности по отношению к симптомам проблемного состояния, которые проявляет в поведении клиент. Опишу посредством примера.
Например, у человека, страдающего алкоголизмом, при воздержании от алкоголя развивается «похмелье» как отклик организма и психики на отмену стимулятора желаемого состояния. Это очень неприятные, часто невыносимые реакции.
Возможно, например, что первый прием алкоголя вызвал у человека состояние раскрепощенности, внутренней легкости, которого человеку не хватало, чтобы комфортно общаться с другими. То есть алкоголь первоначально явился стимулятором вхождения в состояние способности легкого общения.
Позже алкоголь включал автоматически состояние внутренней легкости, но появилась от него зависимость как от внешнего стимулятора. Чтобы избавиться от зависимости, нужно воздержание.
И проявление психотерапевтом воздержания, нейтральности – залог того, чтобы не стать неким внешним стимулятором облегчения проблемного состояния клиента, а помочь ему в процессе терапии обнаружить пусть небольшой, но внутренний ресурс для изменений. Иначе психотерапия может превратиться в «бесконечный анализ» и зависимые отношения.
К сожалению, процесс понимания и освоения этого принципа происходит не так легко и просто. И у меня в практике было достаточно ошибок на этом пути, пока я научилась понимать подлинный смысл принципа воздержания. Путь к этому только через осознанность.
Неосознанность, автоматизм нашего поведения в человеческих отношениях приводит к внутренней дисгармонии, расщепленности. Мой коллега, который много лет работал с зависимостями, заметил, что в процессе терапии очень явно проявляются две стороны личности алкоголика как две самостоятельные личности. Это ярко обнаруживается в позе, движениях, голосе. И лечение зависимости, не только алкогольной, это помощь в обнаружении такого «расщепления» личности. Это не патология, а психологический механизм защиты – расщепление, помогающий нам справиться с внутренним напряжением.
То есть мы можем справиться с напряжением путем сублимации, создавая нечто новое, творчески используя энергию напряжения. А можем использовать расщепление – тогда мы лишаем себя энергии, направляя ее на питание своих комплексов. Следствие – нехватка энергии и поиск ее в зависимых отношениях.
Напряжение в вышеприведенном примере с алкогольной зависимостью связано со сложностью выдерживать чувства и эмоции, связанные с неумением легко общаться. И психотерапевтическое лечение заключается в налаживании способности выдерживать это напряжение, справляться с ним, не приходя к помощи внешних стимуляторов. Для этого и необходимо воздержание, оно помогает выйти из замкнутого круга зависимого поведения.
Небольшое отступление. Одна очень известная притча.
Приняв обет аскезы, идут вместе по дороге два монаха. Один еще совсем молодой, а другой – уже достаточно поживший и многое повидавший. На их пути появляется горная река.
На берегу стоит молодая красивая девушка. Она растеряна. Вода бурна и глубока, девушка боится, что ее снесет течением. Но ей очень нужно на тот берег. Юноша залюбовался девушкой и хотел ей помочь перебраться на другой берег, но не решился, данный им обет не позволял притрагиваться к женщинам.
Его старший товарищ молча взял девушку на свои крепкие мужские руки, перенес ее на другой берег. Там он ее опустил на землю и пошел дальше по своей дороге.
Долго шли два монаха в молчании по длинной дороге в пустынной долине. И вдруг молодой монах, с трудом сдерживая возмущение, закричал: «Как! Как ты посмел взять ее на руки? Ведь данный нами обет этого не позволяет?!» На что старший его товарищ спокойно ответил: «Я ее оставил там, на берегу. А ты до сих пор ее несешь».
Эта притча очень наглядно показывает суть механизма расщепления. Молодой монах, связанный обетом, испытывал внутренний конфликт между необходимостью послушания обету и желанием притронуться к женщине.
Этот конфликт он решил подавлением одной своей части другой, не выдержав напряжения.
Старший его спутник, скорее всего, тоже испытал подобное напряжение, но смог справиться с ним, не занимая ничью сторону в конфликте своих внутренних частей личности, а исходя из разумности и целесообразности ситуации. Видимо, у него была очень хорошая способность к рефлексии.
Правило воздержания, введенное Фрейдом, было предназначено в первую очередь для исследования причины внутреннего конфликта пациента и выхода из него через осознавание.
Воздержание относилось лишь к симптомам, с которыми должен был справиться сам пациент. По отношению к самому человеку важна была обычная человечность. Известны истории того, как Фрейд мог накормить голодного пациента.
То есть правило воздержания совершенно не означает недоступности, холодности аналитика, и применяется лишь к симптомам проблемы, а не к человеку в целом как личности.
Принцип воздержания применяется лишь к симптомам проблемы, но не к человеку в целом как личности.
Есть еще одна метафора, которую сам Фрейд предлагал для понимания сути правил психотерапевтического лечения. Он сравнивал правила психотерапевтического лечения с правилами шахматной игры. В шахматах есть только несколько неизменных правил, которые касаются формата игры. В процессе же самой игры, используя заданные правила, есть множество бесконечных вариантов ходов. Но формальные моменты очень важны. Как в шахматах, например, это одна и та же доска, ее никто не перекраивает по-своему, и каждая фигура «ходит» только определенным образом.
В остальном игра – это творческий процесс, но возможный только благодаря изначальным правилам. Также и психотерапия – это некое совместное творческое исследование аналитика и пациента, включающее важные формальные моменты, но это не формальная процедура.
Психотерапия – это творческий процесс, а не формальная процедура, но в нем важно соблюдение базовых правил.
Чтобы соблюдать правила, нужно научиться сдерживать желание немедленно получить удовольствие. Фрейд считал принцип удовольствия ведущим в восприятии мира младенцем, более старшие дети уже начинают опираться на принцип реальности.
В 60-70-х годах прошлого века были проведены исследования в Стэндфордском университете по изучению способности отсрочить удовольствие. В этих экспериментах детям 4–6 лет предлагалось что-нибудь вкусное, но с определенными условиями. Если дети могли терпеливо подождать и не есть сразу предложенный зефир, мармелад или печенье, а подождать минут 15, то они могли получить сладостей в два раза больше.
Наблюдения за участниками того эксперимента продолжались и дальше – до 2011 года, и оказалось, что жизнь тех их них, кто смог дождаться и проявить терпение, складывалась гораздо благополучнее, успешнее, выше был уровень активности их мозга в середине жизни. Стоит над этим задуматься.
Материнский и отцовский принципы
Принцип воздержания, такой, каким его предложил Фрейд, на мой взгляд, это в большей степени «отцовский» принцип. Не случайно у Фрейда ключевым мифом его теории является конфликт между отцом и ребенком. Способность справиться с внутренним напряжением формируется у ребенка благодаря отцовской фигуре примерно с трех лет, при верном воспитании к семи годам эта способность на базовом уровне сформирована. Именно в этом возрасте ребенок готов к школе, в которой существуют достаточно твердые правила.
Если у человека есть травмы отношений до трех лет, то его способность выдерживать напряжение в психотерапии снижена. Необходима сначала своеобразная «материнская» модель психотерапии, где основное внимание уделяется формированию более комфортного базового ощущения себя у клиента. Неслучайно сегодня очень популярны телесные практики, которые способствуют осознаванию и принятию человеком телесного образа себя.
Иногда наш первичный образ себя представляет такое хитросплетение, что нужна очень долгая и кропотливая работа по восстановлению связей с истинным образом себя, а не тем образом, который возник в результате травмы.
Травматический опыт, связанный с ранними отношениями, – это опыт бессловесного существа, еще не умеющего мыслить и говорить осознанно. Маленькому ребенку очень важен комфорт от прикосновений, комфорт эмоциональной связи с мамой – это его самая насущная и неотложная потребность, которую он хочет инстинктивно удовлетворить сразу и немедленно.
Именно в результате опыта приятных телесных прикосновений, приятных эмоциональных «прикосновений» формируется у ребенка комфортный образ внутреннего ощущения себя. Этот сформированный в первые месяцы жизни комфортный внутренний образ себя служит основой хорошей самооценки человека в жизни.
Комфортный внутренний образ себя, сформированный в первые месяцы жизни, служит основой хорошей самооценки человека в жизни.
И в психотерапии ранней травмы важно фокус направить в большей степени на ресурсную составляющую психотерапии, на удовлетворение потребности во внутреннем комфорте, а не на решение внешних задач. Иначе может начаться повторное и более усиленное отыгрывание травмы. Приведу историю, где первичный образ себя очень травматичен.
Ко мне обратилась молодая женщина, на вид ей было лет 25–27, но оказалось 35. Поражали ее большие красивые глаза, в которых была какая-то неизъяснимая грусть, которая никак не вязалась с ее милой улыбкой. Она обратилась ко мне за советом о том, как ей быть. Вместе с ней с недавнего времени в ее однокомнатной квартире жил брат, который младше ее на 13 лет. Ему негде стало жить после того, как он попал в неприятную историю, из которой сестре удалось его с трудом вытащить.
Выяснилось, что личная жизнь клиентки не складывается. У нее появился молодой человек как раз тогда, когда случилась эта история с ее братом. Девушка чувствует сильный внутренний конфликт. В процессе знакомства выяснились следующие детали ее истории.
Замужем никогда не была, отношения с мужчинами для нее были травматичны с детства. Отец сильно выпивал и бил мать при детях. Мать, женщина замкнутая и необщительная, забывалась в работе. Дети были предоставлены самим себе, но ухожены и накормлены.
Пятнадцатилетнюю, ее отправили учиться в училище в незнакомый город совершенно одну. Она была по своему характеру очень стеснительна, а тут еще и незнакомая городская жизнь. Она попала в ситуацию, в которой не смогла постоять за себя и была изнасилована. Ситуация изнасилований повторялась еще неоднократно. Сколько себя клиентка помнит, ее никогда не покидало ощущение одиночества и тоски.
В процессе длительной внутренней работы (в течение двух лет с перерывами), когда казалось по всем признакам, что идет «выздоровление души», в одном из ее образов вдруг появился маленький мальчик примерно полутора-двух лет. Это было очень радостное и безмятежное состояние, когда она представляла, что играет с ним.
Вдруг образ резко оборвался. Клиентка открыла глаза и заплакала. Плакала она долго и очень горько. Когда она смогла говорить, то рассказала, что этот мальчик напомнил ей родного братишку, умершего в возрасте около двух лет. Когда он умер, ей было всего три-четыре года. По ее редким воспоминаниям, братишка был единственным человеком, с которым она в раннем детстве чувствовала состояние радости.
Внезапная смерть братишки была для моей клиентки просто невыразимой трагедией. Клиентка сама предположила, что именно со смертью братишки в ее детской душе появилась огромная «черная дыра», неизъяснимая тоска. Она осознала, что за ее желанием умереть, которое периодически внезапно появляется у нее, стоит потребность воссоединения с братишкой, чтобы восстановить то ощущение радости, которое ей дарило общение с ним.
Она поняла также, что ее, порой навязчивое, желание заботиться о втором брате как-то связано с трагической историей с первым братом. Но с этого момента терапия как будто опять уткнулась в тупик. На рациональном уровне клиентка осознавала, что должна жить своей жизнью, а ее брат – своей.
Но как только она решала поговорить с братом и матерью о том, что ей нужно строить свою собственную жизнь, происходили какие-то невероятные «сюрпризы» с ее братом, и она снова включалась в его «спасение». То вдруг заболевала мама, и клиентка не хотела ее расстраивать.
Эта история еще не закончена. Ранняя душевная травма, которая таким образом раскрылась в процессе, требует очень осторожной работы. «Препарировать» психику ни в коем случае нельзя, а нужно довериться ее мудрости и сопровождать этот процесс, не вкладывая никаких ожиданий. Иначе возможна повторная травматизация.
Данная история говорит о том, что были переоценены и терапевтом, и самой клиенткой возможности внесения в жизнь кардинальных изменений. У клиентки еще не была сформирована внутренняя устойчивость. Этот пример – еще одна иллюстрация того, насколько ранние впечатления влияют на формирование образа себя в настоящем и не дают возможности идти навстречу собственным интересам. В раннем образе «Я» клиентки образ ее матери, которая позволяет себя унижать и бить и не может постоять за себя.
Человеку также важно чувствовать, чтобы его «видели». Это отражение другой изначальной потребности человека как социального существа – чувства «нужности» другим, «полезности» себя для других. В роли заботливой старшей сестры мама ее «видела», она в этой роли была «полезна и нужна». Именно потребность в «нужности» и «полезности» нас делает людьми, так человек познает вложенные в него от природы уникальные возможности, присущие только ему. Но «нужность» и полезность другим людям оказались для клиентки связанными с травматическим опытом.
Если вновь вернуться к истории этой клиентки, то до сих пор основанием ее личности служит необходимость заботы о брате. Она по-матерински заботится и о своем втором брате, уже взрослом, пробует устроить его жизнь, потому что об этом просит мама. Это та роль, в которой мама реально ее видит. Эта роль дает ей почувствовать свою нужность, а через это – реальную связь с миром.
Потеря этой роли и этой связи в опыте клиентки закончилась однажды катастрофой, когда умер ее первый братишка. Но та первая история связана и с ощущением радости, самым первым чувством нужности маме. Вот такой конфликт. Он неразрешим с точки зрения того раннего опыта маленького ребенка.
Для разрешения этого внутреннего конфликта тоже необходим принцип воздержания, но отнесенный к желанию получить удовольствие немедленно и сразу с помощью внешних стимулов. Необходима «материнская» стратегия, чтобы создать те условия, которые помогают получить удовольствие, ощущение внутреннего комфорта, но не через психотерапевта, а через ту внутреннюю работу, которую предлагает клиенту терапевт.
Хорошо подходят здесь различные арт-терапевтические техники – рисование, музыка, представление образов. Человек спонтанно в жизни сам удовлетворяет эту потребность, например, рассматривая красивые пейзажи, отдыхая на природе, общаясь с приятными людьми.
Терапевту и самому клиенту нужно быть неторопливыми по отношению к формированию резких перемен в жизни. Прежде нужно дать, где это необходимо, возможность подпитки, мягко побуждая к новым стратегиям.
Как метафору можно использовать следующий пример. Маленького ребенка нельзя торопиться сажать раньше времени, он сам должен научиться присаживаться, это должно идти изнутри. Но важно «снаружи» мягко побуждать, чтобы ребенок тянулся за игрушкой и таким образом развивал нужные мышцы. Только после того как эти мышцы окрепнут, и внутреннее побуждение будет устойчивым, можно ребенка сажать. Иначе, даже если он научится сидеть, мышцы и позвоночник будут сформированы неправильно, там останется излишнее внутреннее напряжение.
Пример из практики.
Клиент был озабочен судьбой младшего брата, который был неустроен в жизни. Клиент сам человек очень успешный, владелец своего бизнеса, настоял, чтобы его брат бросил работу и начал свое дело. Несмотря на опеку и материальную поддержку старшего брата, младший не смог успешно реализоваться. Более того, младший брат после неудачи сильно запил.
В приведенном примере, скорее всего, у младшего брата был изначально травмирован внутренний образ себя. Резкие перемены в жизни привели только к ухудшению его состояния и к очередной жизненной катастрофе. Поэтому, ставя перед собой жизненные задачи, нужно «трезво» посмотреть и на свое изначальное состояние, и на свои ресурсы.
Это ни в коем случае не говорит о том, что травма мешает реализоваться. Это о том, что прежде чем идти навстречу переменам, нужно позаботиться о ресурсах. Поспешать нужно медленно. Вспомним слова Экзюпери:
«Научи меня искусству маленьких шагов.
Сделай меня наблюдательным и различающим, чтобы в быстроте будней вовремя останавливаться на тех открытиях и опыте, которые мне необходимы».
Так и в психотерапии клиент должен понимать, что невыносимые переживания раннего травматического опыта «торопят» его к изменениям, но спешка дает обратный эффект.
Клиенту тоже нужно научиться быть воздержанным, не требовать от терапии быстрых изменений, довериться психотерапевту, который поможет пережить вам травму более осознанно. Это как путешествие героя в сказках, где важный этап – это встреча с чудовищами, которые охраняют сокровище. Но до встречи с чудовищем происходят встречи с символическими помощниками. Психотерапевт и помогает клиенту подойти к встрече с «чудовищем»-проблемой, обретя необходимые внутренние ресурсы, которые и являются внутренними «помощниками».
Для понимания роли травмы хочу привести еще одну метафору. Раковая клетка делится и воспроизводит саму себя, она застряла на уровне выживания себя как отдельной клетки, потому что у нее нет связей с другими клетками. Человек, потерявший возможность найти в своем окружении связи с другими людьми, потерявший связь со своими внутренними ресурсами, уходит в себя точно так же как раковая клетка, воспроизводя вновь и вновь свою травму.
И исцеление ранней травмы – это и помощь в восстановлении простых, конкретных, но продуктивных связей человека с его окружением, это восстановление его внутренних связей с прошлым опытом. Помощь в этом – работа с психотерапевтом.
Такая работа поможет признать все чувства в душе, связанные с опытом психологической травмы. Мы так сильно «цепляемся» за травму, потому что этот опыт «замешан» на противоречивых ощущениях и эмоциях. Порой они и комфортны и дискомфортны одновременно. Это мешает занять по отношению к ним определенную позицию. Отсюда навязчивые жизненные сценарии и ощущение невозможности изменить ситуацию.
Мы так сильно «цепляемся» за старые модели отношений, потому что они «замешаны» на противоречивых ощущениях и эмоциях. Именно это противоречие делает наши сценарии навязчивыми и создает ощущение невозможности что-то изменить.
Важно осознать существующее внутреннее противоречие как в раннем опыте, так в отношениях сейчас. Клиентке из приведенной ранее истории для освобождения от навязчивого сценария необходимо признать и свою навязчивую роль в сегодняшних отношениях с матерью и братом, и в других отношениях.
Но для этого нужна определенная эмоциональная зрелость, сила личности, чтобы не свалиться в обвинения или в отчуждение. Нужно в реальных отношениях с близкими научиться обнаруживать новые смыслы и новые роли, нужные сегодня. Для исцеления нужен совместный процесс взросления и нового сближения со своими близкими и значимыми людьми, посредником в котором может быть психотерапевт. Исцеление ранних травм в одиночку очень сложно, для этого необходима помощь профессионального специалиста.
Исцеление ранних травм в одиночку очень сложно, для этого необходима помощь профессионального специалиста.
Но, выбирая психолога, нужно помнить, что часто профессию психолога выбирают люди психологически травмированные. В этом нет ничего плохого, именно такие люди способны понять и боль другого. Но опасно, когда они не осознают своих травм, не проходят свою личную психотерапию. В этом случае они не могут реально помочь, пока не исцелят свою травму. А иногда, при невыполнении других требований профессии, могут даже навредить.
Клиентам с ранней травмой отношений особенно важен психотерапевт, с которым будет по-человечески комфортно. Конечно, важно, чтобы это не были зависимые отношения. Для этого нужен контракт с терапевтом, устный или письменный.
Наша человеческая суть еще только проходит свое становление. В том, что наш ранний опыт травматичен, нет вины конкретной матери и ребенка. Но есть необходимость принятия ответственности каждым из них за осознавание этого опыта. Это позволяет решиться на простые и конкретные шаги навстречу реальности.
В том, что наш ранний опыт травматичен, нет вины конкретной матери, нет вины ребенка. Но есть необходимость принятия ответственности каждым из них за осознавание этого опыта.
Иногда такая работа доступна через психотерапию, но есть и другие способы разрешения траматических отношений. Об этом в следующей главе.
Альтернативные способы помощи при психологических травмах
Вспоминаю один пример. Я проходила обучение медиации – это процедура урегулирования споров и конфликтов. Преподаватель рассказала нам очень интересный случай из семейной медиации, который произошел в Италии.
На медиацию обратилась женщина лет примерно шестидесяти. Она вдруг осознала, как сильно повлияла на ее жизнь и лишила многих возможностей травма сексуального соблазнения ее отцом в детстве. С отцом она не общалась долгие годы. Но тут ее не могли отпустить вдруг нахлынувшие сильные чувства агрессии, горечи и обиды. Она не могла никак успокоиться и решила пригласить отца на медиацию. Отец, которому уже было за 80 лет, согласился.
В процессе медиации стороны пришли к взаимовыгодному решению. Дочь получила денежную компенсацию, достаточно высокую, а отец избавился от чувства вины, которое его тоже мучило эти годы. Нам может показаться это несколько необычным. Но суть медиации – не поиск «правильных» способов, а нахождение подходящего обеим сторонам взаимовыгодного решения конфликта.
В результате данного урегулирования отец и дочь смогли общаться друг с другом как родные люди.
Я вижу за медиацией большое будущее. Подход медиации подразумевает ответственность людей за то, что происходит «здесь и сейчас», без взаимных упреков и обвинений. Суть процесса – выявление при помощи медиатора истинной причины конфликта сторон «здесь и сейчас» и поиск выхода из этой ситуации в настоящем времени. Искусство медиатора и заключается в том, чтобы помочь людям сохранять разумность, не сваливаться в «детские» игры и исходить из более зрелой позиции.
Мы все заложники этого невероятного эксперимента по рождению и становлению человеческого существа. Но у нас есть выбор. Первый выбор – стать своеобразными «учеными» – наблюдать, осознавать, что происходит с нами, создавать новые идеи и смыслы. Второй – продолжать жить в мире иллюзий и бегать за своей «деревянной мамой», ругать ее за то, что «бьет током». Но можно заметить вокруг реальных людей, с которыми сегодня можно договориться.
Важно помнить, что «договориться» – это не вернуть ощущение желанного рая, а найти способы жить и развиваться дальше из тех возможностей, которые есть сейчас.
Договориться с другим – это найти способ жить и развиваться дальше из тех возможностей, что есть сейчас.
Когда мы используем свой выбор – выбор замечать то, что есть в реальности, тогда наша жизнь действительно становится настоящей. Наша жизнь не будет идеальной, совершенной, но она будет настоящей. Хочу еще раз обратить внимание на то, что зрелая способность справляться с конфликтом основана на способности справляться с внутренним напряжением, но если не получается, то обратиться за помощью к другим.
Познание себя, или Бессловесный диалог с миром
Самое непостижимое в этом мире – это то, что он постижим.
Формирование личности человека требует обязательного присутствия рядом другого человека. Это очень долгий процесс, который включает формирование и биологических, психических, интеллектуальных и других функций и способностей. В процессе этого формирования личности создается в нашем мозгу система связей с миром. Создается нами еще будучи младенцами на основе установления самой первой связи с миром через маму. В процессе развития этот образ себя и мира все больше уточняется.
Уже с рождения у каждого человека таким образом закладывается уникальная структура мыслительного аппарата. Это одновременно универсальная, но и очень индивидуальная и уникальная система обработки информации. Внутри возникает своеобразная карта, которая служит человеку путеводителем в окружающем мире и мире отношений.
Уникальность ее в том, что каждый человек использует в качестве базовой модели свою уникальную пару «младенец-мать». Поэтому эта внутренняя карта у каждого человека неповторима, именно она и создает уникальность каждой личности.
И каждый человек видит мир через призму этой своей уникальной внутренней карты. Поэтому, чтобы познать мир, нужно действительно познать себя. Остается только поражаться мудрости древних, которые призывали к этому сотни лет назад.
Познание себя происходит через постепенное разделение первичного образа, созданного нами, от реальной матери и от реального мира. И только осознавая – наблюдая и исследуя – свою реальную маму, реальные отношения с ней и с окружающими, мы можем лучше понять и отделить то, что принадлежит собственно нам самим, а что – маме и миру.
Можно не «копаться» в себе, в своих истоках и довериться просто потоку жизни. Но и в таком случае именно осознавание и признание базовой связи себя с миром, как объективного и непреложного основания, поможет сохранять чувство внутренней гармонии и счастья.
Но все-таки в процессе эволюции возник мощнейший инструмент познания себя и мира – наш разум, такой Богом данный талант нельзя «зарывать в землю». Важно только понять, что он помогает нам ориентироваться в жизни, но, с другой стороны, он же эту жизнь и «создает». Трудно удержаться и не вспомнить библейское изречение: «Человек создан по образу и подобию Божьему».
Можно сказать, что «Бог», по чьему «образу и подобию» мы созданы, – это некий идеальный образ человеческих возможностей, существующих в нас изначально. Великий психолог Юнг, возможно, именно это называл объективной психикой. В каждом из нас есть некая «искра Божья» от этого идеального образа, который объективно существует.
И получается, что реальная мама или те, кто нас окружает изначально, могут «зажечь эту искру Божью» или не дать ей зажечься. Дело как будто в маме, но вовсе не в маме, потому что мама – это не Бог. Единственная истина, которую подтверждает наука, это то, что в основе нашего восприятия мира – та первичная связь с мамой, которую мы сами и создали.
Но мы наивно, будучи взрослыми, ожидаем от мира, что он будет нашей «мамой», забыв, что того «первого мира» вовне уже давно нет. Он есть только в нашей внутренней реальности – в нашем воображении и памяти – в виде нашей самой первой модели мира, самой первой карты отношений.
Когда мы ощущаем себя «продуктами», следствиями того, что произошло в окружающем мире, мы забываем, что как нельзя вырастить из семечка моркови яблоню, так и в человеке невозможно проявить то, чего в нем не было изначально.
В осознавании того, что человек сам создает свою реальность, что он «творец», есть опасность ухода в другую крайность. Когда мы безоговорочно считаем себя творцами реальности, то сваливаемся постепенно в манию величия и отрываемся от реальности. Вот тут для проявления подлинного творчества необходимо уметь находиться в бессловесном интеллектуальном диалоге – в некотором внутреннем безмолвии.
Создатели нейролингвистического программирования говорят, что «карта – не территория». Да, карта – не территория. Многие, осознав это, предлагают создавать новые, так называемые «позитивные» модели реальности, пытаясь себя и свою жизнь «перепрограммировать» по образцу других, так называемых «успешных» моделей.
Но такая перезагрузка жизни, которая исходит лишь из прямолинейных логических рассуждений, помогает лишь частично и временно, так как обращена только к одной стороне нашего разума. Представьте, что мне вдруг не нравится дом, в котором я живу. А вызывает восхищение и зависть дом соседа. И я буду пытаться изменить свой дом, копируя дом соседа. Вряд ли из этого что-то получится. Закончится это, скорее всего, разрушением собственного дома, так как дом – это целостная конструкция, в которой части определенным образом связаны.
Это нужно осознавать, когда вы стремитесь к решительным переменам. Я свидетель многих историй, когда во время депрессивного состояния «перепрограммирование» на время помогало, а позже человек сваливался в более глубокое депрессивное состояние, чем было ранее. Чужой образ «успеха» разрушил, изначальную уникальную целостность человека.
Чужой образ успеха может разрушить изначальную уникальную целостность человека.
Прежде чем создавать карты новых внутренних территорий, необходимо осознать и признать СВОЕЙ ту «территорию в душе», когда зарождалась основа нашей личности. Та первая «территория в душе» так и останется неким уникальным основанием нашей личности, потеря которой равнозначна потере души, потому что основой ее является наш собственный первичный образ, отзеркаленный в образе матери.
Истинное познание себя возможно на уровне определенной зрелости. Такая зрелость заключается в понимании того, что образ самого себя для человека неразрывно связан с образом окружающей реальности и людей.
И в первую очередь с образом самой первичной безмолвной связи, которую мы ощущали и чувствовали с миром еще в утробе матери.
Кроме физического, эмоционального и интеллектуального основания нашей разумности есть и другое основание. Оно существует изначально, еще до нашего рождения. В утробе младенец ближе всего к связи с этим основанием. Он не ощущает себя от мира отдельно, он воспринимает свое существование и существование мира как нечто единое.
После рождения человеку важно выделять себя из мира все более и более отдельным, но эта изначальная связь, видимо, никогда не исчезает. Просто мы можем терять ощущение этой связи и думать, что мы независимы и управляем своей жизнью. Но жизнь нам мягко предлагает варианты событий, которые удивительно резонируют с нашим внутренним опытом. Мы воспринимаем эти события как веер возможностей, которые нам предлагает жизнь, и не подозреваем, насколько этот узор отзеркаливает нас самих.
Многие люди замечали проявление этой никуда не исчезающей загадочной связи между нашими внутренними и внешними событиями. У этой связи есть своя логика. Но логика здесь не причинно-следственная, а другая – логика подобия. Юнг называл такую связь внутренних и внешних событий синхронистичностью. Ранние травмы в период, когда еще у ребенка не развиты мышление и речь, как у взрослых, могут восстанавливаться и исцеляться только таким образом – через поиск символического подобия, как поиск вовне «узора», похожего на «внутренний узор».
Психология, мы уже говорили об этом, имеет дело с реальностью, которую нельзя «потрогать», невозможно «измерить» (по крайней мере, в науке на сегодняшний день). Но Юнг говорил о психической реальности, что это единственное, что реально существует. Как признать эту реальность и не свалиться в мистику? У нас есть большая угроза в мистику свалиться, если как раз не признавать, что есть нечто, с чем мы еще связаны.
У нас есть большая угроза в мистику свалиться, если как раз не признавать, что есть нечто, с чем мы еще связаны.
В моей жизни было достаточно моментов, когда я на своем собственном опыте убеждалась в существовании какой-то загадочной связи разных событий, вроде бы никак не связанных между собой логически. Они для меня как свидетельство бессловесного диалога моей души и мира вокруг. Один из необычных эпизодов произошел лет двадцать назад.
Однажды я зашла случайно на рынок и увидела, что продают ягоду, которая не растет в наших краях. Оказалось, что это брусника. Продавец сказала, что очень полезно для почек. Я постояла, задумалась, брать или не брать, но пошла дальше. Дома в тот день я затеяла генеральную уборку.
Вдруг из-за моего неосторожного движения с полки падает картонная коробка, и рассыпается все ее содержимое. Там хранились старые листки отрывных календарей с различными, казалось, полезными рецептами. Я хотела сразу взять и все выкинуть в мусорную корзину, но решила все-таки рассмотреть и взяла один листок.
Там был рецепт напитка из брусники, и говорилось о том, что он полезен при болезнях почек. В тот же день близкий мне человек пожаловался на то, что болят почки.
Я тогда была просто поражена совпадением событий. Позже, когда занялась психологией глубже, узнала, что Юнг подобное совпадение нескольких внешних событий считал отражением изначального творческого принципа, который проявляется при совпадении не только внешних событий, но и внутренних.
Мой опыт работы с клиентами тоже содержит массу примеров синхронистичности. Приведу пример из моей практики и опыта коллеги.
Моя коллега, с которой мы тогда принимали в одном кабинете, рассказала поразившую ее историю. Она ходила в одну семью заниматься репетиторством со школьником. В один из моментов младшая дочь-дошкольница хозяйки примерно пяти лет говорит своей маме: «Мама, а знаешь, я видела, что в Америке небоскребы упали». Мама отмахнулась: «А, опять выдумывает».
А дочь продолжает: «Ну, два таких, высоких-высоких. Они упали». Мама девочки сказала о том, что дочка часто рассказывает подобные необычные вещи, мама не понимала, то ли это сны, то ли проявление буйной фантазии ребенка.
Моя коллега с изумлением рассказывала об этом потому, что это событие было за день-два до той катастрофы с башнями-близнецами в Америке. Слушая ее, я вдруг вспоминаю, что одна моя клиентка недавно, тоже за два-три дня до событий в Америке, рассказывала «странный», по ее собственному определению, сон о двух невероятно высоких башнях из песка, которые по очереди рассыпаются.
Различные философские системы и религиозные учения говорят о единстве всего живого. О связи всего со всем тоже много где написано, это один из основных принципов многих духовных и целительских практик. Но когда люди говорят о своем подобном опыте таких переживаний, они рискуют иногда нарваться на «диагноз» – психиатры могут приписать им психотическое расстройство.
Замечено, что именно люди с нарушениями внутриутробного и раннего младенческого развития склонны к развитию психических нарушений. Видимо, они таким образом уходят в мир иллюзорной реальности в поисках необходимой и важной связи с собой, которая у них физически, через комфортное прикосновение или комфортную эмоциональную связь с окружением не состоялась или трагически прервалась.
В истории жизни многих гениальных людей есть внутриутробные травмы или травмы рождения. Но они, несмотря ни на что, смогли вернуть эту незримую связь и сохранить контакт и с физическим миром. Возможно, так сложилось потому, что рядом были те, кто сказал: «Все в порядке! Ты справишься!».
Можно вспомнить из современников Джона Нэша, который стал прототипом героя фильма «Игры разума». Ему поставили диагноз «шизофрения» в 30 лет, но он смог стать лауреатом Нобелевской премии по экономике в 66 лет! Что же ему помогло? Может быть, то, что его жена, несмотря на его тяжелую болезнь, нашла силы быть рядом с ним? Скорее всего, он мог удерживать эту хрупкую связь с физическим миром именно благодаря своей жене, для которой ее муж был не человеком с диагнозом, а прежде всего, просто человеком.
Но не у всех гениев судьба складывается так удачно.
Автор рассмотренных нами экспериментов с обезьянами Гарри Харлоу, к сожалению, закончил свою жизнь печально. После смерти своей жены он впал в депрессию, запил и даже не мог общаться с собственными детьми. Подобных историй много. Вспомним только две из самых известных – историю Сальвадора Дали и Ван Гога.
У Сальвадора Дали после смерти жены, видимо, тоже выполнявшей для него роль «мягкой мамы», появились кошмары и галлюцинации. Можно сказать, что после потери жены он остался наедине с «ужасным монстром» из его раннего опыта детской травмы. Без присутствия человека, дававшего ощущение комфорта и безопасности, призраки раннего травматического опыта ожили. Дали не создал впоследствии ни одной картины, превосходящей по ценности его предыдущие работы.
Роль такого стабильного объекта для Ван Гога, отрезавшего себе ухо в приступе кошмара, наверное, выполнял его младший брат Теодор. Огромную роль играла переписка братьев, которая длилась 18 лет.
Можно сказать, что даже самый травмированный человек может на какое-то время выйти из-под оков своего ужасного травматического опыта, если вдруг рядом появится кто-то или что-то, что даст ощущение безопасности и эмоционального комфорта.
Даже травма может не давать знать о себе, когда рядом есть такие «мягкие» люди. Но может появиться зависимость от таких отношений. И тогда их потеря может привести к непредсказуемым последствиям.
Даже самый травмированный человек может на какое-то время выйти из оков своего травматического опыта рядом с тем, с кем эмоционально комфортно. Но это могут быть зависимые отношения.
Приведенные истории жизни Гарри Харлоу, Сальвадора Дали, Ван Гога, а также и многих других гениев, закончивших свою жизнь печально, говорят о том, что «мягкая мама» снаружи может исчезнуть. Даже книг когда-то может не оказаться рядом. И тогда можно вновь оказаться наедине со своим внутренним кошмаром.
У многих современных людей существует нехватка стабильных эмоциональных отношений в детстве. Кто-то ищет «мягкую маму» в книгах, кто-то – в близких. Но очень важно научиться обретать источник «мягкой мамы» внутри себя. В этом как раз может и помочь психолог, психотерапевт, понимающий важность этого. Но это очень долгая, кропотливая и бережная работа.
«Мягкая мама» внутри – это способность сохранять связь с собой, с физическим миром, способность эту связь укреплять, способность создавать новые смыслы, которые помогают раскрыть свою природу и быть полезным другим людям.
«Мягкая мама» внутри – это способность создавать новые смыслы, которые помогают раскрыть себя и быть полезным другим людям.
Я узнала недавно, что Галилео Галилей был слеп последние четыре года своей жизни. Книга, которую он написал в эти годы, была настольной книгой Исаака Ньютона. Возможно, именно осознавание нужности и полезности своих открытий для конкретных людей придавало силы Галилею.
Когда есть ощущение реальной нужности и полезности для себя и для других того, что делаешь, созданный смысл становится исцеляющим и удерживает раненую душу в равновесии.
Эта способность – создавать новые смыслы – лежит в основе нашего интеллекта, который помогает нам создать целостную картину миру. Когда мы теряем это базовое ощущение целостности, то происходит сужение нашего мышления лишь к двоичной логике: «правильно – не правильно», «можно потрогать – нельзя потрогать».
Но базовой основой нашего мышления является понимание связи всего со всем, понимание существования подобия внутренней реальности и того, как мы воспринимаем мир.
Если же мы отрицаем часть реальности, она уходит в тень и становится автономной частью нас самих, то есть независимой от нашего сознания. Эта Тень содержит в себе очень много энергии, и если ее не осознавать, то Тень может начать активно влиять на нашу жизнь, почти как в сюжете известной сказки Евгения Шварца «Тень». Печальные последствия встречи со своей Тенью возникают лишь тогда, когда мы отрицаем связь нашей личности с чем-то большим, чем мы сами есть.
В тень рационального человека нашей эпохи в какой-то момент ушли тело и душа. И мы сегодня наблюдаем обратное движение – захваченность, например, некоторых людей культом тела. Душа тоже стремится вырваться из тени самыми разными способами – и через духовные практики, и через творчество, но порой это приобретает формы, которые озадачивают.
Надпись «Познай самого себя» была обнаружена на одной из стен храма Аполлона в Дельфах, где пророчествовала пифия. Надпись сделана на фоне изображения человека, возлежащего на ложе. Пифия была жрицей, которая избиралась из низших слоев, и раз в год она изрекала пророчества. Пифию для этого вводили в некое измененное состояние сознания под воздействием одурманивающих паров. Пророчества Пифии были неясными, туманными, казались бессвязным и бессмысленным текстом. Потом эти слова толковались жрецами и давались в форме прорицаний.
Пифия была в своеобразном сновидческом состоянии. Порой после некоторых своих сновидений мы тоже чувствуем себя озадаченными, нам кажется, что нам приснилась полная бессмыслица. Эрих Фромм, ученик Фрейда, психоаналитик, философ, считал, что пониманием языка сновидений должен владеть каждый человек.
Он считал сон выражением умственной деятельности, имеющей определенный смысл. Язык сновидений – это язык символов, на котором говорит душа. У этого языка своя логика, отличная от нашей дневной рациональной логики.
Древние признавали важность и значение этой «темной», ночной стороны нашего разума. И надпись «Познай самого себя» на стенах храма, где происходили пророчества, может говорить о том, что древние мудрецы осознавали, что подлинное познание себя без признания важности иррациональной стороны нашего разума не будет полным.
Чтобы вернуть себя в «рай», в состояние гармонии, любви и счастья, возможно, действительно нужно признать свою гордыню – гордыню рационального интеллекта, который пытается судить «все и вся», вместо того, чтобы служить лишь инструментом постижения реальности.
Ницше сказал: «Память мне подсказывает, что я сделал это, гордость говорит, что я не мог этого сделать. И память уступает». Процесс познания – это процесс восстановления в памяти связей, которые возвращают нам утраченную когда-то целостность.
Внутренняя точка опоры
При работе с ранней травмой, чтобы сместить фокус с прошлого опыта и решиться сделать шаг навстречу реальности «здесь и сейчас», нужна реальная точка опоры, которая поможет нам устоять, если что-то вдруг будет не так. Хорошо, если есть рядом близкие, которые в состоянии увидеть разницу между вашим опытом и вашей личностью. Точкой опоры могут быть друзья, с которыми у вас есть похожие жизненные ценности. Важно, чтобы в окружении были те, с кем вы могли бы ощутить общность не только травматическую.
Постепенно важно научиться находить точку опоры внутри. Для этого нужно научиться слышать и видеть окружающих не через призму своего опыта, а такими, какие они есть. Это поможет вам лучше слышать и собственный голос.
Моя клиентка, которая мужественно продолжает этот путь навстречу себе и миру, разрешила поделиться своей сказкой, которую она недавно сочинила.
Давным-давно, когда у Мира еще не выпали молочные зубы, жил на свете маленький зверек с огромными ушами. И вот беда: большие то они большие, но ими он мог слышать только звуки извне, а к собственному внутреннему голосу был абсолютно глух. Ну, или почти. «Как же так?» – думал зверек. Многие великие люди слышали своих внутренних руководителей и советчиков. А вот зверек ничего не слышал. «Это не дело», – подумал он.
Что только ни делал со своими ушами зверек. И тер, и заворачивал в трубочку, даже пытался засунуть их обратно в голову. Но от этого уши начинали гореть и краснели, и… ничего… не менялось. И вот однажды в серый осенний день, когда наш зверек печально брел по дороге, на его макушку приземлилась бабочка. А может быть, зверек просто сладко заснул, и это все ему просто приснилось?
Так вот: у бабочки были золотистые переливающиеся крылья, хитрые глазки и любопытные усики. Зверек испуганно пытался согнать ее хвостиком. Еще зверек пытался отогнать бабочку, размахивая своими длинными большими ушами. Они плавно взмывали вверх, как удивительные морские скаты, и медленно падали вниз.
Зверек подумал: «Надо же, как похожи движения моих ушей и крыльев бабочки.» И решил посмотреть, что же будет дальше. И тут неожиданно в голове зверька раздалось множество голосов. И мужских и женских, и взрослых и детских, и тихих и громких, и веселых и печальных, и старых и молодых, и даже картавых и шепелявых. Боже, каких только голосов ни звучало в его голове! И каждый что-то советовал. «Как же я разберусь во всем этом гуле?» – подумал зверек.
Никуда не денешься, пришлось зверьку знакомиться с каждым голосом отдельно. И там уж разбираться, свой или чужой. И даже если свой, то друг он или не очень. И он оставил в своей голове только два голоса. Они всегда советовали противоположное.
Если один советовал идти направо, то второй – обязательно налево. В таких ситуациях зверек останавливался, внимательно смотрел по сторонам. Шевелил своим умным носом, втягивал им воздух, чесал затылок – и шел прямо. С тех пор зверьку всегда было с кем поговорить, ведь лучшего собеседника и советчика, чем ты сам, и быть не может.
Сказка очень красиво отражает, что внутренний голос всей нашей целостности может не противоречить голосам окружающих. Постепенно приходит признание того, что мы больше слышим наши интерпретации голосов других людей, которые преломляются через дуальность нашего логического интеллекта. Зрелость приходит, когда мы догадываемся использовать дуальность нашего ума как два берега и двигаться в направлении, нужном нам.
А что же стало с бабочкой? Нет, она не улетела. Она сидела на голове зверька как большой золотистый бант. И, черт возьми, кажется, наш зверек был девочкой! Видели бы вы, как был к лицу ей этот бант-бабочка! А не улетала бабочка потому, что без нее наш зверек-девочка опять перестала бы слышать саму себя. А это никуда не годится.
Удивительно, стоило только признать, что «я – не мой ум», тут же новое открытие. Оказывается, зверек – не просто зверек! Для многих женщин, как и для моей клиентки, действительно, способность выйти за пределы дуальности нашего ума приближает к своей истинной женской природе. Для мужчин выход за пределы двузначной реальности – это шаг навстречу иной реальности, – духовной. Но это уже, похоже, начало нового сюжета. Как всегда, завершение настоящей истории – это начало новой.
Бабочка издревле считалась символом души. Что это за загадочная субстанция – душа? Для меня душа – это ощущение связей между различными формами реальности, – внутренней и внешней, эмоциональной и интеллектуальной, физической и духовной. Нам порой кажется, что мы «мыслящие» и «материальные» существа, а порой, что материальное совершенно не имеет значения, а важна лишь духовность.
Так и происходит процесс познания себя, как некое челночное движение нашего внимания, в процессе которого «разматывается» нить нашей жизни. И мудрость, наверное, наступает тогда, когда мы, как китайский философ Чжуан-Цзы, увидевший во сне, что он бабочка, задаем себе подобный вопрос: «Я Чжуан-Цзы, которому снится, что он бабочка, или я бабочка, которой снится, что она Чжуан-Цзы?»
Резюме
Любовь – начало и конец нашего существования.
Я очень надеюсь, что вы, читая эту часть книги, смогли почувствовать, что наша «человечность» только рождается. Мы еще находимся у самого начала «выхода из рая», и предстоит еще огромная работа на долгом пути к подлинно человеческому пониманию себя и мира взаимоотношений.
На этом пути важно осознавание того, что наш самый первый образ себя неотделим от первичного образа наших родителей, и прежде всего, мамы. Неосознавание этой связи – источник многих наших жизненных проблем. И обнаружение материнского образа неизбежно во внутреннем путешествии к самому себе не только «на кушетке», а повсюду в жизни рядом с собой. Он идет к нам навстречу в самых разных ликах и одеждах.
Но опять мы сталкиваемся с магией зеркального основания мышления: за самим образом нашей матери – череда других образов, и ряд этот бесконечен. И чтобы сохранить ощущение стабильности своей личности и устойчивости, необходимо, сохраняя осознанность, бережно устанавливать связь с самим собой, начиная прямо с того места, где находишься. Если «рай у ног матери», то он и у наших собственных ног, – так было всегда. Понимание этого и есть одно из оснований понимания природы безусловной любви.
Реальная мать – всего лишь первый проводник нас в этот мир, и она сама часть этого мира. Невозможно требования к матерям отделить от требований к миру в целом, в котором мы живем.
Если и есть какое-то «требование» к матерям – то это дать своему ребенку ощущение комфорта от первого «прикосновения» к себе на телесном и эмоциональном уровнях. Главным основанием личности, свидетельством ее «реальности» служит комфортный телесный образ тела, который, пока ребенок мал, почти всецело в руках матери. Задача реальной матери – дать ощущение комфорта и от первого эмоционального контакта души с душой – «глаза в глаза».
Первое комфортное ощущение на уровне первого суждения о себе, что «у меня есть и вопросы, и у меня самого есть на них ответы», – это уже задача не только материнская.
Каков наш мир, таковы и наши матери. Но мир невозможно изменить, разрушая его. Такое уже было в нашей истории: «разрушим до основания, а затем новый мир построим…». Все мы знаем на опыте нашей совместной истории, к чему это привело. Где же выход?
Я поняла в непростых встречах со своими клиентами, что им самим важно почувствовать в самих себе источник той силы, которая помогает находить им в жизни радость. Именно это они находят ценным. Хотя в реальности сначала усиленно пытаются добиться от меня ответа на их жизненные вопросы. Но в процессе терапии, как только они чуть-чуть «вкусили» этого внутреннего ощущения контакта с чем-то живым внутри, позже, когда возникают в их жизни какие-то новые задачи, они обращаются вновь уже именно за этим.
И практически у всех «вкушение» этой внутренней силы происходило после непростой работы по безусловному принятию материнского образа в собственной душе.
И это совершенно не зависело от того, какой была реальная мать. Иногда даже «слишком хорошие» реальные мамы гораздо больше мешали рождению способности жить несмотря ни на что.
Самое трудное и самое главное – это решиться по-настоящему посмотреть в сторону реальной матери. Увидеть ее как обычного реального человека и позволить ей быть тем, кем она является. И, наконец, перестать требовать от нее того, что есть у нас самих. В какой-то момент вдруг происходит понимание, что источник безусловной любви находится в самом младенце от рождения. Но нужен порой очень долгий путь, чтобы его обнаружить. И нужен компас на этом пути.
Компас этот – это способность быть осознанно безмолвным. Это помогает устанавливать безупречную связь между миром и собой.
У каждого из нас именно с нашей реальной мамой был опыт этого первого безмолвия. У кого-то его было достаточно, чтобы он оживлялся без помощи других. А кому-то нужна помощь в оживлении этого реального воспоминания безмолвной встречи, который есть у каждого из нас.
Путь достижения жизненных целей – это уже путь к «отцовскому» миру. Ведущим здесь является принцип реальности, способность взять на себя ответственность и начать делать свои самостоятельные шаги по ее преобразованию. Даже начиная путь к себе с помощью помощника, необходимо знать хотя бы карту внутренней реальности, иметь элементарное представление о законах душевной жизни. Об этом в следующих частях книги.