– Татьяна Петровна, милая, вы подумали?
– Да!
Я очень хорошо подумала, что следующую работу Егор будет писать сам. Не маленький! Пятый класс. Пора его подружить с Гуглом и завязать любовь с Википедией.
– Вот и отлично! Тогда выезжаете через три дня.
– Куда?
– На Кубу. В составе делегации.
Что-то у меня с лицом. Или я шефа вблизи давно не видела? Его лицо какое-то странное. А вещал он так спокойно:
– Проверите внедрение. Вместе с нашими сотрудниками. Вы ведь созвонились с семьёй? Собирались, по крайней мере. И я же вас знакомил с представителями кубинской делегации.
Меня знакомили? С какой семьёй я должна связаться? С моей? А что сталось с моей семьёй?
Егор!
– Да! То есть нет. То есть – я сейчас!
Телефон как раз завибрировал в кармане.
– Мама! Я умираю.
И голос такой жалобный. Но я пропускаю все нотки, которые должна услышать, потому что мне не до них. Могу забыть главное:
– Рано, сын. У меня к тебе дело.
– Я умру, потом будешь дела делать! – Голос сына окреп, но под конец пошёл вниз. Умирающие так не кричат.
– Что у тебя?
– Ой, мама!
И пауза. Знаете, такая… страшная. За эти секунды «боинги» уходят в пике, водители машин теряют управление, а на атомных электростанциях пьяные механики выворачивают не тот вентиль.
А ведь всех надо спасать.
– Что?
«Боинг» выровнялся, водитель пришёл в себя, убрали руки от вентиля.
– У меня живот болит. И голова кружится.
– Где болит?
– Голова. И живот.
Я пытаюсь соединить одно и другое, а в душу закрадывается подозрение, что одно другое исключает. Или нет? Плутон – планета карликовая. Или я про Нептун смотрела? А ещё ноготь цепляется.
– А что учительница? Врач тебя смотрел?
– Учительница велела тебе звонить.
И задохнулся. Больно маленькому!
Я слушаю тишину. Она гулкая. В ней воет ветер. В ней качаются деревья и тысячи детских ножек бегут по затоптанному линолеуму школьного этажа. И хочется кого-то убить.
– Ой, ой!
А вот это уже наглость – умирать без меня!
– Эй, стой! Я сейчас!
Рванула по коридору, добежала до дверей. Уже видела себя мчащейся по улице, заводящей машину. Кажется, сегодня снега не было, чистить не надо. Только в туфлях по морозу…
Туфли.
– Татьяна Петровна!
– Ой, Вадим Михайлович!
Сейчас отказаться и убежать? А если не отпустит?
– Да, я, конечно, поеду.
Срываю ноготь. Надоел! Зато уже никого убить не хочется.
– Извините, задумалась. Это ненадолго, да? А мне сейчас бежать надо. У меня у сына что-то со здоровьем. Его бы из школы забрать.
Всё-таки странное лицо у моего шефа. Очень странное. Улыбается, но криво. Или я его давно так близко не видела? Всё проект готовила. Не до шефа мне было.
Переобулась, накинула пальто.
Я на улице. Грею машину, смотрю электронный дневник. Двойка по физкультуре. И замечание: «Не принёс форму». Как это – не принёс форму? А куда он её дел? Съел, что ли? Я лично давала в руки. Ещё помню, как он шёл, пиная эту самую форму, вернее, оранжевый мешок, в котором форма лежала.
Опять потерял! Убью всё-таки мелкого. Пускай не растёт, не мучает действительность своим присутствием.
Задание-то было не про Плутон. Вообще про спутники. И даже так – у каких планет спутников много. Конечно, у Земли! Луна – это очень много. Большая, всем покоя не даёт. Оборотни оборачиваются, психи активизируются, море, опять же, волнуется на раз.
Так, почему мне сигналят? А! Я стою на светофоре.
Зато пока стояла, узнала, что больше всего спутников у Юпитера, но смешнее спутники у Урана – Дездемона, Джульетта, Ариэль, Розалинда, Крессида, Офелия… Кто-то очень любил Шекспира в 1986 году, когда все эти спутники открывались. Написать бы работу о влиянии имени спутника на его траекторию… И вообще о характере. Офелия там небось слёзы льёт да всё утопиться пытается, а Дездемона ищет, кто бы её задушил…
Так, зачем я приехала в свой двор? Дворники – лентяи, опять не почистили площадку. Беру сугроб штурмом и тут же вспоминаю – школа, Егор, живот!
Выбираюсь из сугроба. В воздухе облачко выхлопных газов – долго я выезжала, побуксовать пришлось.
Сидит.
Не сказать, чтобы очень бледный. Ногой пинает оранжевый мешок.
– Это что?
– Физра.
Голос бодр. И сидит ровненько, не жмётся.
Теперь точно убью!
– Учитель написал, что ты форму не взял.
– Я взял.
Потряс мешком. А что им трясти, двойка уже стоит.
– Но потерял.
Вот удивите меня. Расскажите, что в школе испытывали аннигилируемый порошок. Рассыпали над первым попавшимся мешком с физкультурой, и он исчез. Ненадолго. Пока изобретали порошок обратного действия, прошёл урок физкультуры.
– Я его по всей раздевалке искал! Под всеми куртками посмотрел.
Физкультура – второй урок. Сразу после неё и позвонил.
– Как живот?
Насупился, руку прижал к диафрагме, глаза стали изучать пол.
– Болит ещё.
– А голова?
Супиться дальше было некуда. Рука дёрнулась выше, но осталась на животе, глаза закатились.
– Поехали. Я с работы ушла.
Егор бодро подхватывается и топает к выходу. Прихрамывает. Надо погуглить, может, осложнения головной боли какие новые открыли. Отдаёт в ноги. Особенно в правую пятку.
– А что английский? – бреду я следом за сыном. Кажется, это заразно. В пятке стреляет, начинаю хромать.
Егор что-то подвывает. Наверное, это означает, что всё хорошо.
Дома раздеваемся, моем руки, пьём теплую водичку и забираемся под одеяло. Всё-таки голова… Или нога. Болит же что-то!
Температура нормальная.
Дездемона – спутник. Сильно. Какой-нибудь Отелло сходит с ума, постоянно глядя на него.
Телефон.
– Танюша, привет!
Кошусь на Егора и выхожу из комнаты. Дверь прикрываю – я же хорошая мать, пускай ребёнок отдохнёт. Попугая загнала в клетку и прикрыла тряпкой, чтобы не чирикал не вовремя. Но сейчас – звонок.
– Я уже дома, – шепчу. – У Егора живот болит.
– Что такое?
Саша у меня хороший. У него повёрнутость на детей. У самого сын, ради которого готов на всё.
– Симулянт. Сменку по физкультуре где-то посеял и решил домой пойти.
– Мама!
Как жалобно.
Так и вижу: взрываются бомбы, свистят пули, земля изъедена воронками от снарядов, перерыта окопами, торчит колючая проволока. Тела убитых. И Егор. Каска сбита, одеяло сползло, тянет перепачканную в земле руку.
– Мама!
– Зовёт, – шепчу в трубку.
– Я вечером зайду.
Ах, какой у Саши голос!
– Слушай, чуть не забыла! Меня на Кубу отправляют. На несколько дней.
– Куда?
Куд-куда, куд-куда?
– Зачем?
– За вампирами.
Пауза. Всегда казалось, что «Вампиры в Гаване» – это первый мультфильм, который надо показывать детям. Я Егору уже показала… Саша, как выясняется, не видел. И его двадцатилетний сын тоже провёл детство зря.
– Тогда привези парочку, – отзывается любимый. – Я вечером появлюсь…
Это был первый заказ, который я получила, собираясь в заокеанскую поездку.
Жил-был купец, было у него три дочери. Снарядил он корабль в дальние страны: товар продать, мир посмотреть. Позвал дочерей и спрашивает: «Дочери мои любимые! Что вам привезти из стран дальних, земель заморских?»
Тут дочери развернулись во всю ширь своей фантазии. Одна затребовала головной убор, вторая платье ниже колена, а третья – Аленький цветочек. На поверку вышло, что третья была самая умная. Не знаю, что она там перед сном жевала, но странное желание с цветочком превратилось во вполне нормальное осуществление плана «Хочу замуж». Первые две дочери тоже замуж хотели, для этого красивые наряды и просили, но не вышло.
Лучше надо желания продумывать!
– Мама.
На выдохе. Из последних сил. Ещё ногой дёрнул. Глаза закатил.
– Посиди рядом. Не надо телефона.
– Саша вечером приедет, – шепчу.
Егор кивает, тянет к себе мой телефон, засовывает под подушку.
Сидим. За окном проезжают машины. Чирикает одинокий сумасшедший воробей. Летят планеты со спутниками.
Вроде бы Егор задремал.
Времени – двенадцать часов дня. Через пару часов надо садиться за уроки. Что там задано?
Электронный дневник! Здравствуй! У меня скоро компьютер сразу будет включаться на этой вкладке. У всех нормальных людей Гугл или Яндекс, а у меня МосУслуги.
По английскому – стенгазета. Неожиданно. Думала, этот зверь вымер вместе с птицей додо, а он ещё порхает, расправляет свои белые крылья над израненными душами школьников.
Заглядываю в комнату.
В глазах азарт, язык высунул, с кровати сполз, подстелил под себя одеяло, чтобы было не жёстко. Играет на моём телефоне.
– А рисовать-то ты когда будешь?
Полумрак, легкая прохлада. Создала условия для страждущего, мать-героиня. Разозлилась уже сама на себя.
– Глаза сломаешь! Пойдём обедать.
Телефон отобрала в грубой форме – вырвала из сведённых пальцев. Хорошо, под откляченный зад не пнула.
Насупился, руки прижал к животу, глаза горят, катается по полу.
Верю!
Притих. Смотрит пристально:
– Да? Значит, если бы я умирал, было бы лучше? Ты была бы счастлива?
Работает. Мне Егора снова жалко.
Но ведь манипулирует, зараза.
– Суп, котлета, чай с плюшкой и стенгазета по английскому.
Выхожу в коридор, чтобы не слушать возражения.
Их и нет.
Грохот падающего тела. Когда он успел опять на кровать забраться?
– И – да! Через три дня я уезжаю на Кубу. Это ненадолго. Побудешь с тётей.
Опять упал. У него там ступеньки, что ли? Чего он костями постоянно гремит?
После сообщения про Кубу Егор переходит в режим постоянной обиды – шмыгает носом, сутулится, задумчиво смотрит в окно.
– Ну, не расстраивайся! – говорю после обеда. – Я тебе что-нибудь привезу оттуда.
Новые времена рождают новые сказки. Например, такие. Жила-была мама, были у неё работа, любимый мужчина и сын Егор. Собралась она в заморское путешествие и стала спрашивать, кому что привезти. Любимый захотел вампира, сын…