Мама, у меня будет книга! — страница 6 из 22

6. Перенесите героев в непривычную среду: на дно океана, на другую планету, на вечно движущийся корабль. Сама обстановка задаст правила выживания. К тому же вам будет необходимо представить обоснования, почему люди вынуждены жить именно так.

7. Подумайте, как мы будем общаться в будущем. Отметьте сегодняшние тенденции, раскрутите их или утрируйте. Зачастую форма коммуникации определяет всю модель существования.

Список рекомендованной литературы

1. Айзек Азимов «Я, робот»

2. Рэй Брэдбери «Марсианские хроники»

3. Станислав Лем «Солярис»

4. Фрэнк Герберт «Дюна»

5. Роджер Желязны «Князь Света»

6. Аркадий и Борис Стругацкие «Пикник на обочине»

7. Роберт Хайнлайн «Достаточно времени для любви, или Жизни Лазаруса Лонга»

8. Урсула Ле Гуин «Хайнский цикл»

9. Андрей Лазарчук «Гиперборейская чума» (трилогия)

10. Сергей Лукьяненко «Геном»

11. Джефф Вандермеер «Аннигиляция»

12. Йен Макдональд «Новая луна»

13. Мария Галина «Не оглядываясь» (сборник)

Антиутопия

История жанраИлья Наумов

Первые тексты, которые при желании можно отнести к жанру антиутопии, увидели свет задолго до того, как этот термин получил распространение в литературоведении. В самом широком смысле антиутопия представляет собой произведение, в котором описывается крайне неблагополучное общество, отличающееся ярко выраженной насильной или добровольной дегуманизацией его членов. В принципе, уже самые ранние описания ада и всевозможных его аналогов вполне подходят под данное определение: герой же, попадающий в «загробный мир», ничем не уступает классическому персонажу антиутопии, особенно если ему приходит в голову не только созерцать, но и противиться порядкам, установленным в вышеозначенной локации.

Однако справедливости ради необходимо отметить, что антиутопиями подобные тексты называют не так часто: стоило дождаться хотя бы появления «Утопии» Томаса Мора, чтобы было к чему присоединять отрицательную приставку. Идеальное общество к моменту создания трактата в 1516 году, безусловно, было уже не раз описано – достаточно вспомнить «Государство» Платона, – но все же именно английский писатель-гуманист ввел в обиход слово, обозначающее повествование о сказочном месте, где все живут в мире и согласии. И во многом именно с Мором вели полемику авторы первых антиутопий, среди которых следует выделить Томаса Гоббса и его сочинение «Левиафан». Как и «Утопия» Мора, текст Гоббса является скорее философским трактатом, нежели остросюжетным художественным произведением, но многие идеи, заложенные в нем, станут фундаментальными элементами поздних антиутопических текстов.

Зарождение классической антиутопии многие исследователи относят к концу XIX – началу XX столетия. Именно в это время создаются такие знаковые антиутопические романы, как «Когда Спящий проснется» Герберта Уэллса (1899) и «Железная пята» Джека Лондона (1907). В первом тексте главный герой просыпается в Лондоне XXI века спустя двести лет летаргического сна, во втором действие происходит в Штатах в недалеком будущем: финал «Железной пяты» во времени лишь на 10 лет отстоит от даты первой публикации книги. В обоих произведениях изображен мир, обезображенный капитализмом, – Уэллс и Лондон показывают, к каким бедствиям могут привести экономические и политические тенденции, возникшие в современном им обществе.

Политическая подоплека играет важную роль и в самых известных книгах жанра – трех китах антиутопии, к которым, как правило, относят «Мы» Евгения Ивановича Замятина (1920), «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли (1932) и «1984» Джорджа Оруэлла (1948). Модели мира у Замятина и Оруэлла имеют много общего: власть подавляет личность, лишая ее базовых свобод, – антиутопия здесь действительно абсолютно антонимична утопии; счастливая жизнь граждан приносится в жертву бесперебойному функционированию государственного аппарата. У Хаксли же антиутопия скорее выходит в результате попытки воссоздать утопию в реальном мире, причем назвать эту попытку провальной хочется только на первый взгляд: лишь мизерный процент общества потребления, практически лишенного запретов и ограничений, сопротивляется положению дел, которому по большому счету не так уж и тянет сопротивляться. Хаксли показывает, что неограниченный доступ к благам цивилизации, а также все прелести регламентированной, но при этом максимально свободной половой жизни не становятся гарантом безграничного счастья, особенно если в обществе остаются индивиды, способные к рефлексии.

Далеко не всегда антиутопии возникают исключительно на базе политических изменений: мрачные миры произведений этого жанра довольно часто формируются под воздействием экологических и техногенных катастроф, а также при условии тотального доминирования некоего религиозного культа, как, например, в романе Маргарет Этвуд «Рассказ Служанки». В ее вселенной победившего христианского фундаментализма женщина предстает бесправным инструментом детопроизводства.

Из произведений XX века как образцы жанра важно отметить «Чевенгур» (1929) и «Котлован» (1930) Андрея Платонова, «451° по Фаренгейту» (1953) Рэя Брэдбери, «Заводной апельсин» (1962) Энтони Берджесса, а также целый ряд текстов Курта Воннегута. В его коротком рассказе «Гаррисон Бержерон» (1961) поднимается проблема равенства как важнейшей составляющей утопической вселенной: Воннегут показывает общество, в котором равенство (социальное, интеллектуальное, физическое и т. п.) поддерживается искусственно, и выглядит эта картина поистине устрашающе. Произведение как никогда актуально в наши дни, когда всевозможные виды дискриминации становятся предметом горячих дискуссий. Нетрудно догадаться, что и сам жанр антиутопии в такой ситуации остается одним из самых популярных, особенно учитывая нестабильную политическую, экологическую и какую-нибудь еще ситуацию в обществе. Хорошая антиутопия, несомненно, найдет отклик у широкой аудитории – осталось научиться писать ее так, чтобы читатель захотел сопереживать герою и преодолевать вместе с ним испытания, который приготовил дивный новый мир.

ИнструкцияИлья Наумов

По правде говоря, написать антиутопию несложно. Достаточно лишь уловить в окружающий атмосфере какую-нибудь тенденцию, которая бесит или хотя бы попросту напрягает, и довести ее до предела: показать мир, где постепенный отказ от ручного труда, сокращение часов, выделенных на изучение литературы в школах, или, например, повышение пенсионного возраста приводят к состоянию явно ощутимого дискомфорта, причем испытывать этот дискомфорт должны не второстепенные персонажи произведения (их основную массу в мире антиутопии, как правило, все устраивает), а явно или скрыто идущий против толпы главный герой, внезапно осознавший, что в этой жизни пора что-то менять. Подобного нагнетания какого-то одного феномена современной действительности вполне достаточно для небольшого рассказа в жанре антиутопии: пожалуй, каждый из нас может пофантазировать и представить катастрофические последствия разрастания той или иной глобальной или вполне себе локальной проблемы в какой-то определенной сфере жизнедеятельности человека, не углубляясь в размышления о том, как эти разрушительные изменения скажутся на функционировании не затронутых в тексте сфер жизни общества. Так, Курта Воннегута, описывающего в рассказе «Гаррисон Бержерон» мир, в котором царит абсолютное, всепоглощающее равноправие, не волнуют экономическая система, господствующая в этом сюрреалистическом обществе, или проблемы, неминуемо возникшие бы во внешней политике подобного государства.

1. Заражение всей системы

Вместе с тем произведение, в основу которого положено одно-единственное существенное отклонение в той или иной области, вряд ли выдержит испытание увеличением объема, и даже в рамках антиутопического рассказа интерес читателя и, что особенно важно, его доверие будут постепенно угасать, если мир продолжит спокойно функционировать на фоне значительных изменений в одной из образующих его подсистем. При написании крупного антиутопического рассказа, антиутопической повести и, конечно же, антиутопического романа подразумевается если не всеобъемлющая, то затрагивающая как можно больше сфер деформация существующего мироустройства. Стоит оглянуться вокруг и спросить себя: а как бы в описанной мною вселенной изменилась окружающая среда? А политическая ситуация? А роль религии в жизни общества?..

2. От утопии до антиутопии один шаг

Примечательно, что вышеуказанная деформация в антиутопической традиции не носит однонаправленный характер: антиутопия, конечно же, противопоставляется сказочному и беззаботному миру классической утопии, однако оказаться во вселенной, глубоко антонимичной земному раю, оказывается, можно, не только и чаще всего даже не столько бросившись наперерез человечеству, устремленному к счастью. Все мы знаем, чем вымощена дорога в ад, и путь к миру антиутопии зачастую оказывается покрыт тем же самым материалом. Здесь можно взглянуть на один из самых ярких примеров жанра – роман Олдоса Хаксли «О дивный новый мир», в котором, не положа руку на сердце, а, напротив, спрятав ее куда-нибудь в карман, мы на самом деле попадаем в идеальный, безукоризненный Лондон. Автор произведения показывает высшую ступень развития современного общества, и, если бы не описание драмы, которую переживают главные персонажи романа, мы бы вполне могли принять его за утопию – не это ли подходящее название для мира, в котором нет болезней, предрассудков и необходимости вести долгий и мучительный поиск своего места в жизни? Антиутопия у Хаксли основывается на скрытой критике утопической модели: пытаясь реализовать один из ее вариантов (к слову, не самый несбыточный), писатель, как это ни странно, демонстрирует именно ее несостоятельность. Все-таки большинство читателей почему-то сочувствует страждущим Джону и Бернарду, нежели среднестатистическим жителям «общества всеобщего счастья».