К антиутопии приводит нарушение гармонии мира, причем у каждого поколения, да и у каждой культуры есть свои собственные сценарии кошмарного развития событий, возможно, не воспринимаемые как нечто катастрофическое в другом месте и в другое время. Так, вопиющее угнетение женщин, ставшее нормой в романе канадской писательницы Маргарет Этвуд «Рассказ Служанки», в некоторых реальных странах не только не вызывает порицания со стороны властей, но и всячески поощряется, а, к примеру, многочисленные фантастические истории о всепоглощающем контроле властей вовсе перестают казаться вымыслом на фоне фактов из жизни в СССР. Недаром в советском «Философском словаре» 1981-го года описание антиутопии ведется в явном негативном ключе: «В антиутопии, как правило, выражается кризис исторической надежды, объявляется бессмысленной революционная борьба, подчеркивается неустранимость социального зла; наука и техника рассматриваются не как сила, способствующая решению глобальных проблем, построению справедливого социального порядка, а как враждебное культуре средство порабощения человека».
Развитие науки и техники в мире антиутопии действительно часто приводит к катастрофе, причем не техногенного (это все-таки прерогатива других жанров, в частности, киберпанка), а социального свойства. Уже в одном из первых романов-антиутопий «Железная пята» за авторством Джека Лондона бедственное положение большой части общества во многом связано с неминуемым процессом замены рабочих рук куда более продуктивными станками, и хотя полностью картина, изображенная американским писателем, в жизнь не воплотилась, многие сюжетные решения оказались пророческими, и человечество как минимум, если говорить о технологической составляющей вселенной «Железной пяты», успешно переварило события антиутопии Лондона в реальном мире. При написании же современной антиутопии можно как воссоздать вселенную, в которой работы для человека уже не осталось вовсе, так и представить себе внезапный откат к моменту, когда никаких роботов и станков еще не было, – подобное возвращение к истокам в наши дни вполне может повлечь за собой неприятные и даже фатальные последствия.
Впрочем, развитие техники или же, напротив, регресс научной мысли не являются обязательным фундаментом антиутопического здания: пожалуй, самым частотным фактором, порождающим антиутопию, становятся все-таки изменения политического характера, когда к власти в обществе приходят силы, явно или тайно эксплуатирующие население и подавляющие его свободу. Популярным и вполне очевидным вариантом реализации подобного замысла выглядит описание сильного тоталитарного режима, наподобие тех, что были изображены Евгением Ивановичем Замятиным в романе «Мы» или Джорджем Оруэллом в романе «1984». Важными элементами мира таких произведений становятся непрерывная слежка за населением, борьба с инакомыслием (и как весьма распространенный вид такой борьбы – уничтожение книг) и одновременно высочайший уровень развития аппарата пропаганды, десакрализация семейной жизни и подавление личности – превращение человека в неодушевленный винтик государственной машины. Любопытно, что все те же явления свойственны и другому виду антиутопий, в которых, подобно уже упомянутому «О дивному новому миру» Хаксли, на первый взгляд перед нами предстает достаточно дружелюбная и демократическая модель управления обществом. Жители такого мира пребывают в счастливом неведении и, как уже было сказано ранее, вполне себе походят на персонажей утопии ровно до того момента, как на авансцену выходит главный герой антиутопического произведения.
Довольно часто в начале текста этот герой еще не выделяется из толпы и ведет жизнь типичного представителя антиутопического общества, благодаря чему автору удается не со стороны, а через мысли и ощущения конкретного персонажа отобразить установленные в нем законы и порядки. Как правило, повествование ведется от первого лица, причем во многих случаях перед читателем предстает дневник главного героя. «Настоящая литература может быть только там, где ее делают не исполнительные и благодушные чиновники, а безумцы, отшельники, еретики, мечтатели, бунтари, скептики», – заявляет главный герой замятинского «Мы», и сухие, чисто фактические отчеты центральных персонажей антиутопических романов на наших глазах превращаются в художественные тексты прямо пропорционально нарастающему отторжению, которое вызывают у героев, казалось бы, уже привычные явления окружающей действительности. Для того чтобы герой все сильнее чувствовал это отторжение, ему, естественно, нужны определенные толчки – сюжетные повороты, выталкивающие персонажа из зоны добровольного слепого повиновения эксплуататорам. Это может быть случайная встреча с героем, уже давно ведущим антиобщественный образ жизни, как в романе «451° по Фаренгейту» Рэя Брэдбери, или, например, посещение места, в котором все осталось «по-старому», будь то мир за Зеленой стеной в «Мы» или антикварная лавка Чаррингтона в «1984».
Сломать систему главному герою обычно не удается: храбро сражаясь на стороне меньшинства или же вовсе действуя в одиночку, он терпит сокрушительное поражение и в лучшем случае погибает. Однако во многих антиутопиях центральный персонаж в финале произведения оказывается не физически, а морально задавлен катком власти, и ему приходится смириться с положением дел в обществе или даже полюбить режим, превративший его в послушного раба. Антиутопии несвойственно вселять надежду – она скорее работает как предупреждение о надвигающейся катастрофе. Литературовед Борис Александрович Ланин говорит о мире антиутопии как о «псевдокарнавале», где основной эмоцией является «абсолютный», «перманентный страх». Именно атмосферу всеобщей подавленности, на фоне которой протекает строго регламентированная, ритуализированная жизнь героев произведения, необходимо воссоздать автору антиутопии, поместив в нее персонажа (или нескольких персонажей), готового пойти наперекор непобедимой громаде.
УпражненияИлья НаумовНаталия Подлыжняк
1. Составьте список внешних обстоятельств (политических, социальных, культурных), которые лично вам не нравятся.
2. Мысленно возведите эти обстоятельства в абсолют и придумайте, как они отразятся на обществе; составьnt список из трех пунктов, на что в первую очередь повлияет каждое из этих обстоятельств.
3. Выберите одно обстоятельство, над которым вам было интереснее всего раздумывать, и три его «отражения» в жизни общества и напишите фрагмент объемом 1000–1500 символов. Фрагмент не должен быть законченным, но обязан наиболее полно показать все, что вы задумали.
4. Пишем портрет главного героя антиутопии. Для этого можно воспользоваться любым вариантом анкеты персонажа, однако особое внимание следует обратить на факторы, имеющие особое значение в произведениях данного жанра. Мы знаем, что главный герой антиутопии выступает против системы, но что побуждает его действовать таким образом? Что в сложившейся ситуации вызывает его негодование? Возможно, дело в его происхождении, профессии или вероисповедании? Попробуйте прописать основные пункты биографии героя, создавая целостного, однако резонирующего с обществом персонажа.
5. Кто противостоит главному герою антиутопии? Напишите сцену его первого столкновения с антагонистом, учитывая, что в роли оппонента может выступать как некий конкретный человек (лидер правящей партии, глава церкви и т. п.), так и группа людей, и даже целое общество. Что происходит в момент этой встречи, почему после нее герой встает на путь борьбы с действующим устройством социума? Постарайтесь четко задать основной конфликт антиутопии во фрагменте на 1500–2000 знаков.
Список рекомендованной литературы
1. Энтони Берджесс «Заводной апельсин»
2. Рэй Брэдбери «451° по Фаренгейту»
3. Курт Воннегут «Гаррисон Бержерон»
4. Евгений Замятин «Мы»
5. Франц Кафка «Процесс»
6. Владимир Набоков «Приглашение на казнь»
7. Джордж Оруэлл «1984»
8. Андрей Платонов «Чевенгур»
9. Олдос Хаксли «О дивный новый мир»
10. Маргарет Этвуд «Рассказ Служанки»
Фэнтези
История жанраНаталья Калинникова
Произведения в стиле фэнтези уже давно вышли за рамки литературы. Сегодня это не только книги, но и кино, сериалы, комиксы, компьютерные игры и даже оперы.
Однозначного ответа на вопрос, когда возник этот жанр, не существует. Одни исследователи считают его предвестниками готические романы Анны Радклиф («Удольфские тайны») и Мэри Шелли («Франкенштейн, или Современный Прометей»). Другие ссылаются на цикл Лорда Дансени «Книги чудес» и мистические детективы Абрахама Меррита. Предтечей русского исторического фэнтези называют лингвиста и писателя XIX века А. Ф. Вельтмана. Его романы «Кощей Бессмертный. Былина старого времени», «Светославич, вражий питомец. Диво времен Красного Солнца Владимира» и «Новый Емеля, или Превращения» были основаны на сюжетах из русского фольклора.
На первый взгляд фэнтези для современного человека – то же самое, что сказки для наших прадедушек и прабабушек. Действительно, оба этих жанра схожи в том, что содержат неправдоподобные, волшебные элементы. В сюжетах фэнтези могут использоваться популярные сказочные мотивы, символика или персонажи, однако в их основе лежит все же не сказка, а миф. Мифологические сюжеты гораздо сложнее, чем волшебные сказки, суть которых, как правило, сводится к простой дидактике. Миф не сказочен, но квазиисторичен, то есть всегда соотнесен с коллективной памятью. В основе многих классических фэнтези-романов лежат мифы Артурианского цикла. История о короле Артуре известна так давно, что стала архетипом для всей западноевропейской культуры, наряду с кельтской мифологией, ирландскими сагами и валлийским «Мабиногионом».