Эту историю девочки бережно хранят и припоминают мне вновь и вновь. Я представляю, как лет через двадцать они – каждая в отдельности – будут говорить своему психологу:
– Мы выступали на сцене, на нас смотрели родители всех одиннадцати классов, многие снимали видео. И только наша мама говорила по телефону. Мы видели это со сцены, и нам хотелось плакать.
И психолог сделает какие-то многозначительные выводы о нелегкой детской доле с такой-то матерью.
А я тогда решала конкретный вопрос: как спасти несколько миллионов, на которые мы будем жить в ближайшее время. Но психолог про это никогда не узнает, поэтому станет только кивать и цокать языком.
…Наученная горьким опытом, я теперь просила, чтобы видео кроме меня снимал еще кто-то. В этот раз все прошло без эксцессов. Бременские музыканты спели все песни, Роза в костюме осла и с ушами, которым могли бы позавидовать костюмеры Мосфильма, произвела фурор. Я все запечатлела на видео, которое потом никто никогда не будет пересматривать.
После концерта дети пошли на пиццу с соком, а я с мамами-подружками – на завтрак, чтобы выразить друг другу соболезнования по случаю окончания полугодия и близящегося Нового года.
Кафе только открылось: хостес был еще расслабленный, а официанты бодрые. Мы же, наоборот, уже сильно уставшие, словно это по нам проехали все Бременские музыканты.
– У нас чудесные завтраки, они сразу вернут вам силы, – дежурно начал официант.
– Мы так плохо выглядим? – недовольно спросила Оля, мать четырех детей.
– Нет, я не это имел в виду! – начал оправдываться официант.
– Еще бы!
В кафе тихонько играл джаз. На стенах была нарисована Эйфелева башня, поля лаванды, узкие улочки и, конечно, мельницы.
– У нас свежие круассаны с лососем, – не сдавался официант, – кофе, чтобы проснуться.
– Что вы имеете в виду? – Оля была нацелена на скандал.
– Мы посмотрим меню и решим, – дипломатично закрыла спор Таня.
Официант ушел.
– Хочется наесться с утра жирного и вредного! Как пирожное корзиночка в нашем детстве, – читая меню сказала Таня.
– Точно, и чтобы сверху были такие здоровые квадратные цукаты, помните? – спросила я.
– Давайте вдарим по пирожным! Оль, ты с нами или кормишь еще? – спросила Таня.
– Кормлю. Но я с вами!
– Надо отметить конец года, – напомнила я.
– Хочется лечь и уснуть на этом диване, – мечтательно сказала Оля.
– Вообще все так плохо?
– У мелкого зубы режутся, я вторую ночь не сплю. Свекровь приехала помогать и попала в больницу: сердечный приступ. Хотя этот сердечный приступ должен быть у меня.
– Где этот официант? Чего мы ждем?
Таня была директором в крупной корпорации. Она привыкла решать проблемы кардинально.
За столом повисло молчание.
– Я тут с вами не долго, мне еще в садик за шалопаем, – вздохнула Оля.
Таня только пожала плечами:
– А я вот поем от души. И к черту эту диету, подсчет калорий. Как все это надоело!
– Уважаем! – хором откликнулись мы.
– Развожусь я, девки, – призналась Таня.
В этот момент подошел официант.
Татьяна была первой:
– Завтрак с лососем, пирожное картошка и эклер.
– Три одинаковых порции на всех! – заказала я.
– Пирожные несите сразу! – уточнила Оля.
Это была самая настоящая поддержка подруг. Как говорится: все, что могли.
Официант с интересом посмотрел на нас. Записал весь заказ и ушел.
Мы молча уставились на Таню.
– У него баба? – спросила Оля.
– У меня мужик.
– Ты прям решила? – спросила я.
– Еще нет.
– А муж-то знает?
– Нет.
Нам принесли яичницу, хваленые круассаны с лососем, салат с тунцом. Оля схватила пирожные и расковыряла их вилкой. Достав весь густой шоколад внутри эклера, она облизала вилку.
– Девки, я так хочу нормально жить: есть, отдыхать, в зал пойти. А я либо беременная, либо кормлю, либо восстанавливаюсь.
– Ну подожди, сейчас мелкий перейдет с брокколи на шашлык, и полегче станет, – успокоила я.
Эти были мамы одноклассниц Нины. Когда-то в «началке» наши дети дружили. Сейчас им было по четырнадцать лет, они давно уже перестали быть лучшими подружками, а вот мы с Олей и Таней все еще держались вместе. Все эти восемь лет мы ходили на родительские собрания, поддерживали друг друга и – как ни странно – знали друг о друге очень много, хотя и не сказать, что были сильно близки.
– У меня Галя выступает: пупок проколола. Собирается язык проколоть.
– Евка тоже собирается. Вы чего про это думаете?
– Про пирсинг? Или ты про свой развод? – уточнила я.
– Про пирсинг.
– Я думаю, хорошо, что пока не спят друг с другом, – честно сказала я.
– Погоди немножко, – хмыкнула Оля.
Прозвучало это угрожающе.
– Пока они были маленькими, мы нервничали, почему болит живот. Потом садик этот. Неслась с работы – волосы назад. Потом Галя запихнула в нос деталь от лего, и мы неслись в больничку. И вот теперь Галя с пирсингом пупка, и я боюсь: а вдруг она забеременеет?
– Брось, ну ты чего? – хором сказали мы, но не очень уверенно. Потому что на самом деле мы все боялись того же.
– Вряд ли Галя забеременеет, она насмотрелась на тебя в обрыганной футболке, – сказала я.
Оля рассмеялась, потом вздохнула:
– Вот у меня свекровь, родители – все помогают. У Зины – няня и водитель. И все равно мы жутко устаем. Почему так тяжело быть родителями? Может, с нами что-то не так?
– Все с нами так, – ответила я. – Просто ответственности много. Раньше проблема была, что они ни черта не едят. Теперь проблема – едят всякое говно, чипсы и фастфуд. Вон Нина пообедала и потом с сиреной отъехала в больничку.
– Да ужас, я помню, – кивнула Оля.
– Вот поэтому я развожусь, – вернулась к теме Таня, – устала вывозить все.
– Ты ж сказала, у тебя мужик? – решили уточнить мы.
– Мужик тоже есть. Но я хочу, чтобы как раньше. Чтобы мне все в кайф было.
– Не поняла. Где связь?
– Я хочу развестись, чтобы жить одной. Чтобы отвечать только за себя и Еву. Чтобы у меня была радость в жизни. Не когда-нибудь потом. А сейчас. Еще три года, и все! Тю-тю! Уедет учиться. Что у меня останется? Работа! И все. Жизнь прошла. А я хочу снова на роликах кататься, гулять за руку вдоль набережной, чтобы цветы дарили.
На самом деле мы все думали о том, что сказала Таня. Все хотели выйти уже из этого круговорота обязанностей и почувствовать жизнь как-то по-новому.
– Может, вам со Степой к психологу сходить?
– Со Степой? К психологу? Зина, ты себя слышишь?
В кафе постепенно стало прибавляться народу. Время шло к обеду. Мы сидели за почти пустым столиком, и на нас уже косо поглядывали официанты.
Мне вдруг стало совершенно ясно, что я тоже не понимаю, как жить дальше эту жизнь. Не было радости. Я действовала как хорошо настроенный и отлаженный механизм. Функционировала. Только, в отличие от Тани, мне было не от кого уходить. И в глубине души я понимала: проблема не решается так легко. Вопрос был не в том, откуда уйти. А в том, куда прийти.
– Я вообще не знаю, чего хочу. У меня даже мечты нет, – призналась я.
– Я последний раз я очень хотела туфли «Маноло Бланик», – вспомнила Оля. – Ну и что? Купила их себе. Было это лет тринадцать назад, когда я еще могла все это хотеть. Теперь я хочу только выплатить ипотеку.
– Я хочу развестись, но так, чтобы р-р-раз! – проснулась утром, а в паспорте уже развод. И я уже одна с Евой живу. И все уже решено.
Мы втроем задумались. Оказалось, что мечтать стало очень сложно. Словно навык был утерян. Все, что я хотела, было мелко. Например, я хотела новые духи и регулярно делать маникюр, но на это у меня не хватало денег. Деньги-то были, но всегда находилось что-то более важное, чем маникюр и духи: репетиторы, платные анализы, соревнования по гимнастике, отпуск опять же. Но ведь когда-то этот забег закончится? Вся эта учеба закончится, а я останусь. Еще три года, и Нина выпустится из школы. Потом Роза. Они могут поступить в другой город и уехать. Могут выйти замуж. Забеременеть тоже могут. И это будет их жизнь. А я? Ну куплю наконец духи и сделаю маникюр. А дальше?
Мы попрощалась, Оля с Таней уже ушли, а я стояла на улице, собираясь идти к метро. И тут я увидела, как Нина переходит дорогу. На красный свет, в расстегнутой куртке и без шапки.
Мне захотелось тут же включить маму, окликнуть ее, догнать, надеть на нее шапку, чтобы не простудилась! Но я не стала ничего из этого делать. Даже когда увидела, что она достала из сумки запрещенные чипсы. Так она и шла в свою взрослую жизнь: без шапки, жуя чипсы.
…Через три года мы с Таней и Олей встретимся на выпускном одиннадцатого класса. Таня не разведется, хотя они с мужем дойдут до загса, подадут заявление и даже поживут полгода отдельно. Оля, устав менять нянь в попытке выйти на работу, откроет свое агентство по подбору персонала. Я вернусь в журналистику.
После вручения аттестатов дети – подозрительно веселые, несмотря на весь учительский контроль, – поедут на дискотеку в парк Горького, а мы втроем опять пойдем в ресторан. И мы, и они будем отмечать общий праздник: начало взрослой жизни. Для всех нас.
Глава 26. Личная жизнь – это как?
Начинать личную жизнь, когда у тебя двое детей, ноль финансовой помощи, зато масса обязательств, – это как взять еще одну работу. Для отношений нужны время, силы, условия и возможность куда-то пристроить детей. Нельзя, как раньше, поехать гулять по ночной Москве и в итоге вернуться в конце выходных из Вены.
– Зина, пошли вечером поужинаем!
Что может быть более беспечного, чем такое предложение?
В двадцать лет ты говоришь: «Идем», – и думаешь лишь о том, что надеть: трусы и лифчик одного цвета или идти без лифчика?
Но сейчас… Чтобы вечером пойти на свидание, мне надо найти, кто заберет Нину с гимнастики (обычно я сама приезжаю за ней на машине). Далее – заплатить няне, чтобы она осталась до позднего вечера или даже до утра (в мечтах я была очень смелая!). Потом оплатить такси, чтобы няня добралась домой.