А вот у Розы волосы не только густые, но еще пышные и вьющиеся, и сделать гладкую прическу очень сложно. Но она хотела, чтобы было как у Нины, потому что «раз у нее так, то и я хочу».
И однажды я допустила ошибку. Вскользь брошенная фраза стоила мне потом нескольких лет утреннего кошмара. Я сказала:
– У Нины так же, просто ей не важно…
Я произнесла это, торопясь в школу, прыгая на одной ноге и намекая, что вот старшая сестрица-то нормальная, не парится по такой ерунде. Нина в тот момент молча надевала школьный пиджак, Роза придирчиво рассматривала в зеркале очередной хвост, а я даже не поняла, что катастрофа уже случилась и остановить ее невозможно.
Я как-то читала воспоминания тех, кто выжил во время смертоносного цунами. Очевидцы рассказывали, что за несколько часов до катаклизма океан «отошел» на сотни метров от суши. Туристы побежали смотреть на эту невидаль, а расторопные местные принялись собирать морских гадов, которые остались на обнаженном дне… А буквально через несколько часов на берег обрушились волны высотой в пятнадцать метров – с шестиэтажный дом! Этот «отход» и спокойствие океана были предвестниками катаклизма. Тогда погибло более двухсот тысяч человек.
Вот и я так же не смогла оценить повисшее молчание, когда Нина услышала, что сестре делают по-другому. Но время уже начало обратный отсчет – три, два, один, и…
– Я не пойду так! Переделай мне! – потребовала она и тут же, отрезая мне пути к отступлению, стащила резинки с хвоста.
Первая волна цунами ударилась о хлипкие постройки моей нервной системы.
– Нина, мы опаздываем!
– Ты же Розе делаешь нормально!
– Значит, идешь так, с распущенными.
– Любовь Анатольевна будет ругаться.
Это прозвучало как угроза. Классная руководительница и так постоянно писала мне, что Нина опаздывает в школу. И что ходит без формы. И уже пару раз – про то, что в школу следует приходить аккуратно заплетенной.
Выбор был невелик. Первый вариант: переделать хвост и получить замечание за опоздание. Второй: не делать ничего и получить замечание, что Нина с распущенными волосами, а так нельзя. И последнее из возможного: переделать хвост, гнать максимально быстро и получить штраф. Выиграть тут было невозможно. Вторая волна цунами сносила все.
Я решила не переделывать и получить замечание. Так и вышло.
С тех пор Нина смотрела на то, как я делаю хвосты, с внимательностью оперирующего хирурга. Она требовала идеально ровной головы. Она не могла позволить, чтобы что-то в ее внешности оказалось «не важно». Не было утра, когда бы я не вспомнила про то, с чего все началось. Иногда я переделывала хвосты по десять минут. Иногда меня срывало, я бралась за ножницы и орала, что все, сил моих больше нет, сейчас я вас подстригу!
Так что теперь утренние сборы были точно рассчитаны.
Глава 3. Каждое утро у школы
В школу мы торопились всегда. Даже к третьему уроку мы умудрялись опоздать. А про первый и говорить нечего.
Обычно мы бежали, а навстречу нам шли родители: у пап были видны синие рубашки и яркие галстуки, мамы были уже аккуратно накрашены, и даже через зимний мороз я чувствовала легкий запах их парфюма. И вот я: в пальто-пельмене поверх пижамы, в шапке с помпоном и в ярко-рыжих валенках; на щеке еще виден след от подушки. Это было столкновение двух миров.
Если человек способен в шесть утра встать, накраситься, поесть, прилично одеться и вовремя привезти ребенка в школу, – он точно киборг. От такого можно ожидать чего угодно.
Каждое утро на дорожке к школе я видела чью-то маму: загар круглый год, ровные «стрелки», лоб забит ботоксом. Она всегда в чем-то нарядном, с какими-то немыслимыми сумками. Мы идем друг другу навстречу по узкой тропинке через газон. Каждое утро она вышагивает на меня, словно по подиуму, и всякий раз я – в последний момент – отхожу в сторону, в слякоть и снег, уступая ей дорогу. Этого можно не делать, можно чуть развернуть корпус и разойтись. Но что-то толкает меня вбок, и я плюхаю правым ботинком прямо в грязь. На ее идеально заколотом ботоксом лице нет ни единой реакции.
Я уверена: если бы метель занесла наш квартал и от мороза на лету замертво падали бы птицы, то эта женщина все равно бы шла с розовым румянцем поверх калифорнийского загара. Шла бы как обычно: легко и решительно, как танк; а я бы неслась по той же тропинке с замерзшими соплями в носу и со щеками, намазанными барсучьим жиром.
День за днем, месяц за месяцем, год за годом мы шли навстречу друг другу пять дней в неделю. По ней можно было сверять часы. Если я встречала ее у парковки – значит, мы уже опоздали и нет смысла бежать; если у развилки – в запасе еще пять минут. Иногда я понимала, что наступила весна, только потому, что она появлялась в плаще. В глубине души я мечтала быть как она: так же хорошо выглядеть, идти утром уверенной походкой, в идеально скроенном пальто.
…Спустя несколько лет мы обе оказались в оргкомитете выпускного вечера. Собрание всех трех девятых классов было в кабинете литературы. Я заняла последнюю парту. Там стопкой лежали тетради для проверки, и я сдвинула их к противоположному краю, чтобы туда уже никто не сел. Через пару минут, отодвинув тетради на середину парты, рядом села она: в темных очках в помещении в шесть вечера. Я не видела ее лет пять или шесть, но узнала моментально.
– А по деньгам уже решили? – она сразу спросила главное.
Я покачала головой.
– А где вот та активная мама, кто цветы покупает? Может, ей сразу перевести деньги?
– Под Тургеневым.
– А он где?
Я мотнула головой.
– Как она изменилась! Подтяжку сделала, что ли?
– Может, просто выспалась, – предположила я.
– А вы чья мама?
Разговаривала она так же, как шла, – сшибая все.
– Нины, она в «А» классе.
– А я мама Феди. Людмила, – представилась она.
Так вот как ее зовут на самом деле. Я-то называла ее про себя «Ботоксный Метроном».
Когда все кончилось, мы вышли на улицу. Словно подружки, еще постояли у школы, обсуждая мезотерапию и то, что с каждым годом надо все больше и больше тратить на косметолога. Торопиться было некуда.
– Как так вышло, что за столько лет мы с тобой не познакомились? – удивилась Людмила.
Я светски улыбнулась, чтобы было понятно: такие прекрасные женщины, как мы с ней, все время заняты, буквально разрываемся между побережьем Франции и пляжами Сардинии. А потом все-таки сказала:
– Мы каждый день виделись, когда дети были маленькими. На дорожке в школу.
Она попыталась нахмурить лоб, но ее косметолог знал свое дело: ботокс стоял насмерть. Поэтому она расширила глаза, демонстрируя удивление: как так?
– Ты всегда шла от школы, а я с детьми бежала навстречу. – И пока она думала, я добила: – В рыжих валенках.
Такого не может быть, но это случилось! Всего на одну секунду Людмила от удивления подняла брови, несмотря на весь ботокс. Потом она быстро справилась с собой, захохотала; захвалила мой новый образ и цвет лица.
Она сказала все, что я так мечтала услышать девять лет назад. Но сейчас мне это было уже совершенно безразлично.
Глава 4. Интервью у психа
В то утро все шло стандартно: пробежка от машины до школы – девицы резво, а я уже на последнем издыхании. Прощаясь, вспомнила:
– Из продленки вас заберет мама Ксюши. Рины сегодня нет.
Кивок.
– Из школы не вздумайте выходить.
Девицы быстро удалялись, а я кричала вслед:
– На улице ничего не ешьте!
Они сделали вид, что это вообще не им.
Начинало потихоньку рассветать. Снег еще не выпал, кругом была грязь вперемешку с листвой, и от этого становилось еще тоскливее. Но больше всего раздражали витрины магазинов: там висели новогодние гирлянды и стояли елки, украшенные яркими игрушками. Все напоминало о том, что еще один год прошел.
Как это случилось? Лето помню. Начало учебного года помню очень хорошо. Но почему сейчас уже конец ноября? Как вышло, что октябрь просвистел, а я не заметила?
Меньше всего мне хотелось в этот момент ехать на работу, но больше всего хотелось денег. Привычная система координат.
Надо было съездить за город, чтобы сделать рекламное интервью с владельцем бизнеса. Моя задача – так отполировать слова заказчика, чтобы он сверкал, как медный самовар на выставке. Дело нудное, но несложное. К обеду буду дома.
И я поехала.
…Галимуллин сидел в кресле напротив. Он опирался на позолоченные подлокотники и всем своим центнером веса наваливался через стол на меня. На вопрос о том, какая у него маркетинговая стратегия, он отвечал так:
– Я им говорю: вы, твари, будете покупать обмотку у меня!
Я кивала и записывала: рабочая схема бизнеса заключается в продуктивном диалоге между заказчиком и исполнителем.
Галимуллин в девяностых гонял машины из Германии. Однажды на границе с Польшей его встретили и попытались отжать «единичку» БМВ. Наставили пистолет и потребовали ключи. Он сделал вид, что протягивает ключи нападавшим, и ударил ближайшего в глаз, потом втопил педаль газа и затормозил уже в руки погранцов.
Теперь Галимуллин продавал обмотку для проводов. Приемы у него остались все те же.
– Я юристам сказал: делайте что хотите, но рынок мы должны забрать.
– Напишем: была справедливая конкурентная борьба.
Галимуллин хмыкнул.
– Когда тендер выиграли, то я знаешь что сделал? Никогда не догадаешься!
Я и не собиралась угадывать, просто изобразила интерес на лице.
– Я сделал как в кино! Как в «Джентльменах удачи»! Поняла?
– Побег из тюрьмы?
– Нет. Думай еще!
– В женскую одежду переодевались…
– Ты думай, что говоришь-то! Я что, этот какой-нибудь, чтобы в женскую одежду переодеваться!
– Тогда не знаю.
– Я своим сказал: все! Больше никакой фени! Чисто нормальный русский. Как Леонов, помнишь?
– Вместо «редиска» говорить «нехороший человек»?
– Да-а-а! Я даже им преподавателя нанял!