Нина немного растерялась. Потому что одно дело быть конфликтным подростком и все делать наперекор. И совсем другое – быть ответственным за свое решение. Ответом она меня не удостоила, просто промычала что-то, но я приняла это за согласие.
Я поняла: надо разрешать то, что не противозаконно и не причиняет вред. Хорошо, что она спросила, а ведь могла и втихаря сделать, – надо это ценить. Психологи объясняют пирсинг и татуировки желанием присвоить себе свое тело. Подросток словно еще сильнее отделяется от родителей и начинает сам решать, как он может распоряжаться своим телом. Это сложный и важный момент во взрослении. Причем мне кажется, что наиболее сложный он для родителей. Было ощущение, словно я потерялась где-то в космосе. Раньше была основа: дерево – береза; писатель – Пушкин; река – Волга; дети – маленькие; я – мама.
А теперь дети не маленькие, и я им уже не нужна. И кажется, будто я смотрю на все это со стороны. Никак не понимаю, что это происходит со мной.
Но времени рефлексировать не было, потому что все валилось разом.
В тот момент, когда я обрадовалась, что девочки наконец выросли и теперь им не нужна няня и мой постоянный контроль, они могут сами ездить в секции и к репетиторам, могут убрать квартиру и самостоятельно лечь спать, а значит, все стало значительно легче… В тот самый момент, когда я обрадовалась, оказалось, что это не конец, а начало.
…Я провожала Розу в лагерь. Родители стояли отдельно, а подростки кучковались подальше и явно тяготились тем, что эти немолодые и немодные люди постоянно дают советы и просят надеть панамку. Все ждали автобус. Я по привычке повторила Розе правила:
– Не забывай мазаться кремом от солнца. Не кури там. И не пей.
Роза закатила глаза и сказала то, что говорят они все:
– Я не курю.
Тут запиликал телефон, и я с удивлением увидела, что в родительском чате Нины кто-то тегнул меня.
– Большая просьба маме Нины связаться со мной. Я мама Никиты.
Никита был одноклассником, с которым Нина дружила. Там не было никаких романтических отношений, но такое странное сообщение в десять утра в субботу меня напрягло.
Я тут же вспомнила, что накануне они вместе куда-то ходили и Нина вернулась домой поздно. Точно! Я как раз уходила в тот момент. Она еще сразу прошла в свою комнату и закрыла дверь.
– Нина, у тебя все в порядке? – крикнула я тогда вслед.
– Да, все ок.
Стандартное подростковое поведение. И тут – мама Никиты.
Первое правило любой разборки гласит: собери информацию. Поэтому я сразу позвонила Нине.
– Зачем мне пишет мама Никиты? Что она хочет обсудить?
Нина молчала.
– Нина…
– Мам, тут такое дело…
Я стояла на солнцепеке, но у меня похолодели руки.
– Тут такое дело. Я же вчера была в гостях у Никиты. И обратил внимание, что он был… ну какой-то странный.
– Это какой?
– Ну смеялся много, как-то активно жестикулировал. В общем – странный. Ну мы посидели немного, поболтали, там еще ребята подошли, а потом я с ним вместе в метро поехала. Я домой, а Никита в клуб. Ну вот в метро его и приняли.
Теперь молчала я.
– Забрали в полицию, а оттуда без родителей не отпускают. Его мама была за городом, пока ей дозвонились, пока она ночью приехала.
– Почему я ничего не знала?
– Ну, я не думала, что его мама устроит разборки.
– Ты не знаешь, что Никита рассказал маме?
– Нет.
– Ладно, пока.
– Пока, мамуль.
Мамуль! Я даже рассмеялась. Наверняка, когда приду, дома все убрано будет, посуда чистая.
Приехал автобус. Загрузили чемоданы, дети расселись по местам. Старшие тут же уткнулись в телефоны, и только малыши махали на прощание родителям, когда автобус отъезжал.
– А теперь дискотека! – радостно сказал чей-то папа.
На лицах провожающих взрослых не было ни тени печали.
– Господи, я уж думала, что из-за этого ковида все отменят, – сказала одна из мам.
– И не говорите, мы держали пальцы крестиком, чтобы лагерь состоялся, – ответила ей другая.
– У меня даже на ногах были скрещены пальцы, – призналась я.
Надо было звонить маме Никиты. Выслушать ее версию. Возможно, узнать что-то новое. А возможно, и ей что-то новое рассказать.
– Как это могло случиться? – строго спросила меня мама Никиты.
– Подростки, – я не нашлась, что еще сказать.
– Вам кажется все это нормальным?
– Плохо, конечно, что Никиту забрали в полицию.
– А поведение Нины нормальное? Приехать одной к мальчику?
– Ну она не одна была, там компания собралась. Но вы на что намекаете?
– Знаете, это Никита пострадавший, это его забрали в полицию!
Я совсем была сбита с толку. Что мне было делать? Я сочувствовала и Никите, и маме за испорченные выходные, но не видела тут вины дочери.
– Нина бросила Никиту в метро, – выпалила она наконец.
– Как бросила? Никита поехал в клуб, а Нина домой. Я ее дома видела даже.
– Она не должна была уезжать и бросать Никиту в таком состоянии!
Так вот в чем проблема!
– Почему? – спросила я. – Ну правда, почему она должна была кататься с ним в метро или провожать? Почему она его? А не он ее? Он в таком состоянии уже был до нее и отлично справлялся. И вообще, она ехала домой и приехала без проблем.
– Я запретила Никите общаться с Ниной! – она сказала как отрезала, и тут же повесила трубку.
Вечером Нина подтвердила, что Никита всюду ее заблокировал и удалил из друзей, ничего не объяснив.
– Отпустит потом, – сказала я.
Впереди были еще ЕГЭ и до выпускного месяц. Но они так больше и не общались. Никита избегал Нину, а в компании просто не подходил.
Когда начались экзамены, он планомерно завалил русский, не сделав и половины. А на математику просто не явился. Учителя не могли дозвониться ни до него, ни до мамы. На выпускной Никита тоже не пришел. Через год мы узнали, что он ушел в армию, а потом подписал контракт на СВО.
А я на выпускном расплакалась. На сцену выходили учителя – те самые люди, которые буквально держали меня в заложниках все эти годы. Пришла русичка, которая гоняла Нину по правилам чередования глухих и мягких согласных и ставила бесконечные тройки, но была и другая, которая нашла подход и научила любить русский язык. Была математичка, к которой мы собирались ехать на дачу, потому что математика оказалась совсем не страшным предметом, а Нина – совершенно не безнадежной. Была преподаватель ботаники, которую мы дома звали исключительно Лилия Георгиновна, и я, конечно же, именно так с ней и поздоровалась.
Как и одиннадцать лет назад, мы с другими родителями стояли возле школы и ждали, когда выйдут наши дети. И они выходили все так же толпой. Но теперь не для того, чтобы отдать нам ранцы и поехать домой. А для того, чтобы отдать нам аттестаты, а самим поехать отмечать этот последний день детства.
Этот праздник больше был нужен родителям, чем детям. Это нам надо было понять, что теперь уже все – дальше взрослая жизнь. И было ощущение, что эта взрослая жизнь теперь будет у меня, что это я закончила школу и теперь могу не делать уроки. А впрочем, так оно и было. Это был наш праздник.
В октябре я уже окончательно свыклась с новой для себя ролью – мамы студентки. Лекции начинались в разное время, и мы иногда сталкивались утром на кухне. Первое время я даже спрашивала: «Почему ты не в школе?»
– Знаете, что самое странное? Не то, что Нина студентка, а то, что я помню себя на первом курсе, словно это было вчера, а не двадцать лет назад.
– Двадцать пять, – поправила меня Аня, моя однокурсница и подруга.
– Двадцать семь, – уточнила Юля, другая подруга и однокурсница.
– Как это произошло? – поинтересовалась я.
Еще недавно это мы прогуливали пары и списывали лекции. Это мы пытались всеми правдами и неправдами сбежать из дома, чтобы начать свою взрослую жизнь. Я помнила, как Аня на первом курсе вышла замуж.
– А теперь Нина на первом курсе, и она тоже может замуж, да?
– Выходит, что да, – сказала Аня.
К этому я еще не была готова, хотя одна из подружек Нины сразу после школы переехала жить к молодому человеку. Мне все еще хотелось позвонить и спросить: «Ты надела шапку? Не забыла пообедать?»
– И как быть? – спросила я.
– Тоже займись своей жизнью.
Все-таки, когда у тебя есть друзья, которых ты знаешь больше двадцати лет, и они помнят, каким дураком ты был в юности, нет никаких сил думать, что у тебя уже взрослые дети.
Глава 29. Елка
После встречи с подружками-однокурсницами я задумалась: а ведь и правда у меня впереди новая жизнь. Этот период вполне точно называют «синдромом оставленного гнезда», и хотя звучит немного печально, но перспективы самые захватывающие.
Для начала возвращались забытые удовольствия: одной в тишине пить чай, закрывать двери в туалет, приезжать поздно домой, держать конфеты в вазочке и не прятать их.
Я начинала замечать все больше плюсов в том, что тоже повзрослела вместе с детьми. Например, уже не обсыпет лицо прыщами, так что не выйти из дома; а если такое и случится, то я все равно пойду куда мне надо и не буду комплексовать. Я уже могу не втягивать живот, когда занимаюсь сексом, – зачем я раньше так делала? А кроме того, у меня есть деньги, мозги, авторитет и возможность покупать алкоголь в любое время без паспрота.
Надо было как-то осваивать эту новую жизнь, а она раскрывалась передо мной постепенно. Я уже давно заметила первые признаки.
Сначала я перестала делать по утрам хвосты. Вот этот обязательный забег, когда все по минутам: каша, хвост, рюкзак, машина. Как-то я сидела, пила чай, и вдруг оказалось, что Нина с Розой сами умеют делать себе хвосты, закручивают пучки и закалывают их шпильками. Вот так мой навык, без которого раньше было не обойтись, стал ненужным.
Потом я перестала их будить и готовить завтрак. Я даже перестала просыпаться, когда они собирались в школу. Сквозь сон слышу: уходят! А сама перевернусь на другой бок и дальше сладко сплю.