…На медицинском халате Андрея Борисовича нарисованы крокодильчики. А на шапке – обезьянки. В таком халате два метра роста и сто двадцать килограммов веса смотрятся намного добродушнее.
– Да, Андрюха, тяжело тебе будет с такими габаритами в детском отделении. Зря ты уходишь, – вздыхал его отец, известный на весь спортивный мир травматолог.
Если дети артистов вырастают за кулисами, то дети врачей – на дежурствах в отделениях.
Андрей с детства видел, что боль – естественный спутник жизни, можно сказать, необходимая ее часть. К его отцу приходили на костылях, провисая всем телом и волоча ногу. Некоторых на инвалидных колясках привозили родственники. Переломы, смещения, протрузии, грыжи, разрывы связок – все это его отец лечил, собирая заново, соединяя самые мелкие косточки, сшивая связки, убирая, изгоняя боль, которая точила тело.
– С любой болью можно справиться, – говорил отец, – только с душевной нельзя. Не сшить душу! Так что ты, Андрюха, смотри! Не рви душу, не сошьем потом!
Поэтому физической боли Андрей Борисович не боялся, а душевной старался избегать. Когда встал вопрос о поступлении, он выбрал неотложную хирургию. Профессия, требующая четкости, собранности, точности, умения быстро принимать решения, далекая от любой рефлексии. Все эти качества молодой доктор Андрей Борисович Ларюшин тщательно пестовал в себе.
Преподаватели в институте довольно быстро перестали называть его «сыном Ларюшина-старшего». Он стал просто студентом, потом – «Ларюшиным-младшим», а после – Андреем Борисовичем, классным хирургом…
– Завтра утром тебя выпишем, – Андрей Борисович протянул Нине руку, – давай пять. Надеюсь, завтра мама ни за какими цветами не поедет.
Нина хлопнула своей ладошкой по огромной ладони врача.
– Это не цветы. Это сестра. Ее так зовут – Роза. Она боится одна быть дома.
– Понятно. Завтракай теперь нормально. Договор?
– Договор.
– И гамбургеры брось.
Нина засмеялась.
Андрей Борисович легонько щелкнул ее по носу и пошел в ординаторскую.
Глава 9. Ловля падающих стаканов
Теперь можно было не торопиться и ехать спокойно: в больницу я уже точно опоздала, а до возвращения Розы время есть. Но я все равно гнала. Мало ли что.
Случиться могло что угодно: Розу раньше отпустят с тренировки, на въезде в город образуется пробка, на шоссе упадет метеорит. Надо быть готовой ко всему.
Я была во всеоружии. Вещами из машины можно было укомплектовать среднестатистический детский сад на выезде. Туалетная бумага, дорожный горшок, галеты, курага, сок, вода, петушок на палочке, Барби, валенки и панамка от солнца. Все это могло понадобиться через десять минут дороги, а могло не понадобиться никогда. Хотя, конечно, всегда что-то было нужно. И я, как фокусник, не отрываясь от руля, доставала, отдавала, надевала, подтирала. В общем, ловила на лету падающий стакан. В последний момент замедляла время и делала невозможное.
Как было, например, пять лет назад.
…1 мая. Пустая Москва. Флаги, мороженое на перекрестках. Самая сумасшедшая и молодая весна с цветущими яблонями.
Мужа хоть и обещали, но к майским не выписали. Пришлось упрашивать Татьяну, тогдашнюю няню детей, чтобы она вышла на работу. Нине было шесть, а Розе три года.
– Я буквально на пару часиков в больницу, – обещаю я.
– Праздники, – лениво тянет няня, словно это церковные праздники и религия не позволяет ей работать.
Это была уже третья няня за девять месяцев. Первая опаздывала на час-полтора, не предупреждая. Вторая, проработав полгода, заявила, что устала, и даже повышение зарплаты оказалось бессильно. И вот в апреле пришла Татьяна. Она постоянно рассказывала, что прошлые «хозяева», как она называла родителей, возили ее к морю на лето. А мы мало того, что ехали на дачу в болотистую Ленинградскую область, так даже туда были не в состоянии ее взять.
– Надо мне что-то новое искать, – регулярно вздыхала Татьяна.
– Мы договорились с вами до июня поработать, – напоминала я.
– А как я потом? Кто меня на море повезет? – вопрошала няня.
Почему-то она была уверена, что ее должны везти на море. После сериала «Моя прекрасная няня» многие всерьез считали, что в кино показана настоящая жизнь, что именно так и надо одеваться и вести себя. Дважды в день я хотела уволить Татьяну, но сил искать ей замену просто не было. Вариантов оставалось всего два: мне уволиться с работы и самой заниматься детьми или терпеть до июня.
И тут муж попал в больницу.
– Мне вечером на день рождения, – вздыхает няня.
– Двойной тариф, – соглашаюсь я.
В больнице ни посетителей, ни врачей. На дежурном посту медсестры идеальный порядок – ее тоже нет. Я шуршу синими бахилами по пустому коридору. Захожу в палату к мужу, и сначала кажется, что там тоже пусто, хотя…
В бахилах совершенно невозможно бежать. Они скользят по кафельному полу, слезают с ног. Куда же все делись-то?
– Там мой муж… он без сознания… – хватаю я неизвестную мне женщину в белом халате.
– А почему вы без бахил? Немедленно наденьте.
– У него губы синие… Позовите врача.
– Я сейчас посмотрю, не паникуйте.
– Вы кто? На кого мне написать жалобу?
– Наденьте бахилы.
Потом в палате стало тесно от врачей. Быстрее всех появились реаниматологи, сразу со всеми своими чемоданчиками. Отогнали меня, стали что-то делать, и про бахилы уже никто не вспоминал.
Потом я ничего не помню. Как вышла, дошла до машины и поехала домой – все это белый шум. К действительности меня вернул телефонный звонок Нины.
– Мамуль, а ты когда будешь? А то Таня ушла, а Роза плачет, ей страшно.
– Как ушла?
– Мы одни.
Хуже, чем бежать в бахилах по кафельному полу, может быть только ехать в сторону области в выходной день.
– Я сейчас буду! Я уже внизу! Ничего не делай! Смотрите телик.
– Он выключен.
– Просто играйте.
– Нам надоело.
– Я! Уже! Тут!
Я орала так, что Нина заплакала.
Ехать было полчаса. Если с превышением скорости, то еще минус десять минут. А мне нужно прямо сейчас. Мне нужен сверхзвуковой истребитель. Но сначала надо понять, точно ли эта стерва ушла. Может, мусор пошла выкинуть.
– Я их в квартире заперла, – подтвердила Татьяна, – а мне ж на день рождения надо.
У меня не было времени и сил орать: я неслась на предельной скорости по трассе.
– Мы договорились на двойной тариф!
– Ну часик-то они посидят. Чего вы переживаете?
Только я собралась ответить, как появились гудки: на второй линии была Нина. У меня оборвалось сердце.
– Что случилось? – сразу спросила я.
– Можно нам конфеты?
– Можно.
На конфеты уйдет минут пять. А может, и больше. Может, и не случится ничего. И в этот момент, вопреки всем законам физики, время растянулось. Я ехала и ехала, а стрелки стояли на месте. И в итоге я зашла в квартиру, когда дети еще сидели на полу и ели конфеты.
Мысленно я не просто уволила Татьяну, а написала самую плохую рекомендацию, разослала ее по всем агентствам, по всем детским садам и развесила на всех столбах от Калининграда до Владивостока. Я прокляла ее подруг и их привычку отмечать дни рождения. Я представила, что именно скажу, когда она придет к нам снова. И ничего из этого не сделала. Потому что я не знала, что с Гарри. Я не могла рисковать вот так вот. Завтра могло быть любым.
Поэтому я легла на пол и уставилась в потолок. Роза катала по мне паровоз, в вагончиках сидели зайцы. Они ехали по моему животу прямо на юг, к морю. Нина смотрела мультики, где непослушная Маша опять доставала Медведя. Я закрыла глаза и уснула. Наверное, это был последний раз, когда я могла никуда не торопиться.
Глава 10. Приступ альтруизма
В кино, когда герой оказывается в пробке, а ему срочно надо спасать мир, он всегда находит решение. Например, бросает машину и бежит вперед. Или с места, полицейским разворотом, пересекает две сплошные и гонит к цели. Или мчит по встречной, презрев штрафы и опасность. Я же сидела, запертая и заваленная снегом. Для меня фокусов со спасением из типичной московской пробки еще не придумали.
В соседней машине пятилетний малыш ел пюре из банки. Сквозь падающий снег я разглядела еще не позабытый дизайн «Агуши» с грушей и творогом. Мама малыша повернулась с водительского сидения и протянула влажные салфетки. Это было так уютно, словно они в маленьком домике посреди дороги.
Как же, наверное, тошно в больнице. Особенно если ты здоров, но у тебя никудышная мать. В палате девчонкам можно рассказывать что угодно, но важно одно: тебя не забрали. Так что ты будешь вечером есть котлету, а утром – кашу с комочками, потому что за весь день твоя мать не нашла возможности доехать.
– Надо просто продержаться этот день, – твердила я себе, а сама уже доставала телефон и искала там неподписанный номер этого противного и надменного врача.
Точно же задрот и зануда, по голосу ясно.
– Алло, Андрей Борисович, здравствуйте еще раз. Я вот подумала: а можно отправить Нину на такси домой? Ну, раз она здорова? Чего она будет в больнице ночевать? А я завтра заеду и все бумаги подпишу.
Пока Андрей Борисович молчал, вероятно, переваривая, я решила усилить эффект.
– Это же вообще не сложно, – уверенно сказала я. – Или пусть медсестра отведет ее.
– У нас так не принято, – сухо ответил доктор.
Ну конечно, если всякий раз еще не только детей лечить, но и заниматься их сопровождением, то никаких сил не хватит. Я его понимала. Сама бы от такого отказалась. Поэтому я усилила натиск:
– У меня еще второй ребенок и работа. Я не могу разорваться. И в итоге доеду только завтра в обед.
Нелепая, бессмысленная мать.
– Ну, это уж как вы сможете, – проговорил Андрей Борисович.
– Так почему вы не можете мне помочь? – сорвалась я. – Почему такие правила, что мать постоянно вынуждена оправдываться? А завтра по вашей милост